Распространились в самое горнило лета.
Застывшей молодости черпая горстями
Безмолвие безумствующей бязи,
Идём притихшими нежданными гостями
В напитанную ливнем зыбкость зяби!
Как изразцово, будучи со мной,
Иглы сближая,
Усугубляет радости сосной,
Общность чужая!
Роднеет с каждым шагом, почему
Так ни при чём я к миру слёз, так надо?
Беспамятство, как примус, починю,
Не покладая рук, в объятьях сада,
В обнимку с мятным ворохом цветов,
Взгляд раскачав на веточке ольховой,
К вечнозелёной юности готов,
Срываясь в сон соснового алькова!
3.
Утренний ветер,
солнечный, свежий,
Купы раскачены. Небо тугое.
Раннее счастье. Утро. И где же
Грусть и печаль? – Мир под ногою.
Царствует ветер напропалую,
Парусом вздулась земля и до неба
Вновь далеко, и как будто целую,
Быль эту ветреную, да небыль!
Утренний кофе – по чашкам, по чащам —
Бешено ветер крадётся шершавый.
Мне бы одумываться почаще,
Просто, для рифмы, для фирмы, Варшаву
Втиснуть в строку, молоком заливая
Чёрную гущу, глоток первозданный…
Утро. И я, из души вылезая,
Вкрадчиво существовать перестану.
День, разгораясь в кристалле глубоком,
Чист и прозрачен, и воздухоносен.
Над Александром распахнутым Блоком —
Утренний полдень, спадающий с сосен.
4.
Когда-нибудь в окне не загорится —
В твоём, там, в том иль в этом, в нашем —
Погаснет навсегда и кто-нибудь другой,
Чужой, далёкий – ток согнёт дугой
В давнишней лампе запылённой,
И брызнет запоздалый свет, и клёна
Лист дёрнется, так мы вдогонку машем…
Когда-нибудь в окне – другие лица.
А нынче свет ещё проистекает прочь,
Ещё сжигает сумерки помалу…