Пластуны. Золото Арктики

Казачата, дрожа от холода, скорее с интересом, чем со страхом слушали, о чем рассказывал дед Трохим. В то время на Кубани, как пережиток времен дохристианских, наряду с верой православной сохранялась и вера в нечистую силу. Повсеместно на Кубани была распространена вера в домового, или, как его здесь называли, хозяина. Он считался покровителем хаты и домашнего хозяйства. Поэтому при переселении в новый дом его обязательно приглашали с собой, иначе могло случиться несчастье. Домового представляли в виде маленького старика, покрытого шерстью, одетого в подпоясанную рубаху красного цвета. Бытовала среди казаков и вера в ведьм и колдунов. Представления об их силе основывались как на возможности навредить людям, так и на умении избавиться от вреда. И, конечно же, особое место занимала вера в водяного и русалок, которые утягивали на дно реки не только людей, но и домашний скот.

Билый, прикинув быстро по сторонам света, где мог быть Восток, опустился на колени и, не торопясь, прочел Утреннее молитвенное правило, истово осеняя себя крестным знамением.

«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матери, преподобных и богоносных отец наших и всех святых, помилуй нас. Аминь».

Прозвучал отпуст. Казак осенил себя троекратно крестным знамением с троекратными земными поклонами.

На душе стало немного легче, но мысли, давящие сознание, не отпускали.

– Давно на исповеди не был, казак, – сказал сам себе Билый. – Не по-нашему, не по-православному. Вот и липнет всякая нечисть. Да и причаститься бы перед отплытием нужно непременно.

Он взглянул на часы. Стрелки показывали без пяти семь. С собора Святого Апостола Андрея Первозванного, расположенного в десяти минутах ходьбы от гостиницы, зазвонили к заутрене. Билый наскоро привел себя в порядок, оделся и вышел в наступающий на столицу рассвет. Почти бегом, по-кошачьи, он преодолел расстояние, отделяющее его от собора. В голове мелькали мысли. «Собор явно не древлеправославный. Значит, и батюшка из сергианских».

И тут же отвечал сам себе: «Казак Билый, отставить рассуждения. Другого выбора у тебя нет, а перед Богом все равны».

Вот и собор. Микола, перескакивая через две ступеньки, быстро вбежал по паперти и вошел в открытые врата. Несмотря на ранний час, в храме были люди. В основном бабульки, заботливо снующие там и тут, выполняя данные настоятелем послушания. Две молодухи, видимо сестры, ставили свечи на Кануне. У одной на руках был ребенок. На мгновение Билому показалось лицо барышни знакомым до боли. «Марфа!» – произнес он негромко. Но в пустом помещении храма его голос прозвучал довольно звонко. Обе женщины обернулись.

«Ошибся, – подумал казак. – Да и откуда здесь взяться Марфе, да еще с Димитрием?!»

Микола подошел к свечному ящику.

– С праздником! – как подобает по традиции, поздоровался он.

– С праздником! – прозвучало в ответ.

– На исповедь куда?

– Отец Сергий исповедует. Пройдите налево, за колонну, – ответила женщина, стоящая за свечным ящиком.

Билый размеренно прошел к месту, куда указала женщина. На радость ему, он был единственный, кто в такой ранний час решил облегчить душу от накопившейся тяжести грехов.

По всем правилам церковным Микола, перекрестившись и поцеловав Евангелие и Распятие, подошел к священнику.

«Грешен, Господи…» – начал он. Выслушав казака, настоятель не стал задавать лишних вопросов. И так было ясно, что человек перед ним хоть и не прихожанин сего храма, но все же в вере стойкий и христианин прилежный.