Управдом, уже поднимаясь по лестнице, обернулся.
– А вот за такие вопросы, дамочка, очень просто можно за дверью оказаться. И выбирайтесь тогда своим ходом, как пожелаете!
Квартира номер два оказалась жилплощадью в самом изначальном смысле слова «площадь». Она была устроена из двух, а то и трех объединенных квартир со сломанными перегородками, срубленными под корень унитазами и ваннами. В квартире не было ни щепочки мебели, ни одного, даже встроенного, шкафчика, ни стола, ни табуретки, не говоря уже о диванах и кроватях. И все-таки в ней было тесно. Люди сидели и лежали на полу вплотную друг к другу, ходили, перешагивая через тела, пили воду, присосавшись к единственному крану, торчащему из стены бывшей кухни. Кто-то, пристроившись на подоконнике, писал заявления. Галдели и плакали дети. Гошка сразу проснулся и тоже заплакал. Дух стоял нездоровый и застарелый.
– Боже мой… – прошептала Марина.
– Ничего, сейчас разберемся, – я стал пробираться к висящим на стене спискам.
Возле них толпилось человек десять, один что-то зачеркивал и надписывал шариковой ручкой.
– Запишите! – распорядился я. – Пехтеревы, три места.
Человек с ручкой обернулся и смерил меня взглядом.
– Собеседование прошли?
– С управдомом? Да, прошли.
– Блядь, – спокойно произнес человек. – С каким управдомом? В темную комнату вас водили?
– Э-э… в подвал, что ли? – не сдавался я. – Было дело!
Человек с авторучкой заметно терял ко мне интерес.
– Сидите и ждите собеседования, – он махнул рукой в неопределенном направлении.
– А как же они узнают, кого вызывать?! – забеспокоился я. – Вы ж не записали!
– А как ты узнал, куда нужно приехать? – спросил вдруг у меня над ухом голос с неприятной хрипотцой. – Сядь и не дребезжи!
Я отошел от списков и вернулся к своим. Гошка уже не плакал. Он стоял с независимым видом, держа маму за руку, чтобы не боялась, и делал вид, что не интересуется заводной собакой.
– Ну как? – спросила Марина.
– Всё в порядке, – сказал я. – Скоро вызовут на собеседование.
– Гошка писить хочет.
– Госа писить… – задумчиво повторил сын, вздыхая о собаке, которой играла чужая девочка.
– Это мы сейчас! – Я склонился над лежащей рядом объемистой теткой. – Извините, где здесь туалет?
– То есть как это – где?! – неожиданно возмутилась она. – На улице, конечно! Под себя, что ли, гадить?! И так уже дышать нечем! На голову скоро нальют!
Она отвернулась, шумно пыхтя.
– Спасибо, – сказал я. – Ладно, пойдем, Гошка. Не будем ждать милостей от природы. Запасные-то штаны в чемодане остались…
На улице мы немного задержались. Гошке обязательно нужно было посмотреть на большую машину, которая с ревом выскочила на гору и, подкатив к подъезду, визгливо затормозила. Это был здоровенный джип, сияющий добрым десятком фар, несмотря на строгий приказ по городу о светомаскировке. Приказ, впрочем, совершенно бессмысленный. В этой войне еще ни разу не было воздушных налетов. А если и будут, так светомаскировка не поможет.
Из джипа долго никто не выходил.
– Масына сама пиехала, – со знанием дела сказал Гошка.
Но тут дверца распахнулась, как от пинка, и на землю спрыгнул тощий парень в длинном пальто, темных очках, с ежиком обесцвеченных волос, делающих его похожим на карандаш с резинкой на макушке. В руке он держал ополовиненную бутылку виски.
– Здесь, чё ли? – от общего презрения к человечеству он говорил в нос и будто сквозь сон.
– Смотря что, – ответил я.
– Так, я не поал, ты хто?! – сразу завелся он. – Самый главный тут, чё ли?
– Главный – внутри, – сказал я, чтобы отвязаться. – Пошли, сына!
– Стоять! – отрыгнул парень. – Я тебя не отпускал. Здесь, чё ли, на корабль садиться?
Он был настолько пьян, что не мог быть слишком опасен. Я молча подхватил Гошку на руки и вошел в подъезд. Дверь за нами закрылась, но щелчка замка не последовало. На площадке у лифта курил управдом.
– Там пьяный какой-то, – сказал я. – Приехал на джипе, спрашивает, здесь ли на корабль садиться.
Управдом глубоко затянулся, неторопливо выпустил дым, щуря единственный глаз.
– Твое какое дело? – спокойно спросил он.
– Да нет, я просто, для информации… Нам бы собеседование пройти…
– Пройдешь еще, мало не покажется…
Дверь с улицы вдруг распахнулась, и в проеме появился пьяный, толкая перед собой огромный баул на колесах.
– Я не поал, – бушевал он, глядя прямо перед собой, – меня чё здесь, за лоха держат?! Ты!! – Он вдруг увидел меня. – Веди, давай, на корабль! Последний раз добром…
Управдом бросил окурок и, придавив его ногой, шагнул навстречу парню.
– С вещами нельзя!
– Да что ты говоришь?! – рассмеялся пьяный. – Ни с какими нельзя?
– Ни с какими, – упрямо сказал управдом.
– Утя-путя! – Парень явно от души веселился. – А с такими? – Он распахнул плащ и поднял автомат. – Ну? Обосралися?
Я загородил Гошку и стал осторожно отступать к двери второй квартиры.
– Давай, давай, батя, – сказал парень управдому, – шевели костылями! Показывай, куда идти!
– Ладно, пошли, – управдом с безразличным видом стал подниматься по лестнице. Пьяный тронулся за ним, стуча баулом по ступеням. Я живо запихнул Гошку в квартиру, юркнул сам и аккуратно прикрыл за собой дверь.