На этот раз руководитель бригады не смог скрыть разочарования и протянул:
– Странно…
– А уж как мне странно, – едва слышно прошептал ничего не понимающий Мыкольченко.
– Что вы сказали?
– Вам послышалось.
– Откройте, пожалуйста, третью комнату, – распорядился руководитель, предчувствуя нехорошее.
– Бежим! – пискнул Коззявый.
– Время есть, – буркнул Штыпсель, ковыряясь с «Универсальной удалённой отмычкой». – Деньги поднимай, сволочь.
На полу оставалось четыре упаковки, и уйбуй не собирался их оставлять.
– Открывайте!
– Дверь заклинило, – ответил Мыкольченко.
– Не надо с нами шутить!
– Я не шучу!
– Мы её сломаем.
– Да пожалуйста. – Хозяин квартиры пожал плечами и сделал шаг в сторону. – Делайте что хотите, я правда не могу её открыть.
– Ломайте! – приказал руководитель.
– Тут «болгаркой» не справиться, – ответил один из спецов.
– Взрывать её, что ли?
– Как скажете. – Спец в последний раз надавил на ручку, и дверь неожиданно подалась. – Во! Отклинило!
Руководитель оттолкнул его, ворвался внутрь, огляделся и яростно посмотрел на Мыкольченко.
– Где деньги?
– Какие деньги? – проявив чудеса самообладания, поинтересовался в ответ хозяин квартиры. – И, кстати, объясните, в конце концов, что вы ищете в моём доме?
///
– Деньги… – с совершенно невозможной для себя ласковостью произнёс Штыпсель Дурич. – Баблосики мои ненаглядные… Денежки…
Уйбуй блаженствовал, лёжа на сваленных в кузове грузовика упаковках, и не мог думать ни о чём ином, кроме как:
– Денежки…
– Жалко, что не наши, – вздохнул Козел. И тут же поправился: – Не все наши.
– Похрен, мля, въехал? – отозвался Штыпсель, но без раздражения, с прежней ласковостью. – Мы долю поднимем серьёзную.
– А может, кинем Урбека? – несмело предложил Коззявый. – Ща грузовик сменим, парики напялим – и в Вологду. Там с такими деньжищами можно круто развернуться.
– А почему в Вологду? – не понял Козел.
– А куда ещё?
Некоторое время дикари размышляли над вопросом Коззявого, после чего единодушно пришли к мнению, что больше действительно некуда.
– Разворачиваться ты будешь ровно столько, сколько от Урбека сворачиватели приедут, чтобы тебя, дурака, наизнанку вывернуть, – продолжил журчать Штыпсель. – Старый барыга даром что на дело не ходит – следить за тем, чтобы его не кинули, он умеет.
– Пойди найди нас в Вологде, – не согласился Коззявый. – Запарится, в натуре.
– Да ему тебя сыскать – раз плюнуть, а приказать на ятаган насадить – и того меньше. – Уйбуй сладко зевнул. – Вы, бойцы, осознайте, что мы тута грузчики, а денежки эти – Урбека, въехали? А раз въехали – помалкивайте.
Штыпсель потёрся щекой об упаковку каких-то не-рублей, однако вернуться в блаженное состояние ему не позволил Жбан.
– Слышь, уйбуй, мы когда в квартиру входили, ты морок выключил?
– Ага, – подтвердил Штыпсель. – Зачем он нам?
– А когда челы пришли – включил?
– Конечно включил, дубина, иначе они бы нас заметили, въехал?
– И «накидку пыльных дорог»?
– И «накидку пыльных дорог», дубина, там же челы с видеокамерами шныряли. – Уйбуй приподнялся на локте и посмотрел на чересчур смышлёного бойца. – А почему спрашиваешь?
– Да я подумал… – Жбан почесал затылок. – Вот мы сейчас уехали, а что там челы видят?
///
– Как такое возможно? – очень тихо спросил руководитель бригады.
– Не знаю, – честно ответил оператор. – Понятия не имею, но факт есть факт.
– Да, факт есть факт… – протянул руководитель. И крепко выругался.
Потому что этот факт мог стоить ему карьеры.
После того как в результате обыска, который должен был увенчать двухлетнее расследование, не было найдено ничего, руководитель отправился в туалет, в котором долго, почти пять минут, пинал ногами золотой унитаз, бессильно матерясь сквозь зубы. Взяв себя в руки, умылся, вышел, стараясь держаться предельно спокойно, с удивлением обнаружил, что растерянность, появившаяся в поведении Мыкольченко после вскрытия сейфовых комнат, его до сих пор не оставила, а затем зашёл в одну из них, где ему продемонстрировали выломанную оконную решётку.
– Разве она не была целой, когда мы открыли комнату?