Это замечание лейтенант решил не комментировать. Наклонился к планшету и продолжил:
– А теперь самое интересное, Борис Иванович. Смотрите следующий фрагмент: офицер ведет гражданина Наскального по Красному проспекту.
– Не запрещено.
– Да, но это единственный безобидный эпизод. Смотрите, вот он замечает на перекрестке газетный киоск… Останавливается… Вот с этого ракурса лучше видно… – Зябликов сменил файл. – Это камера гостиницы № 6. Видите? Офицер смотрит на киоск, что-то говорит Наскальному, тот бежит в сторону управления, в которое войдет через несколько минут, а офицер ждет… Он подождал примерно три минуты, пока Наскальный не удалился, я вырезал это, а затем…
– Черт!
Здоровенный офицер повернулся к киоску и принялся его крушить.
– Он ломает жалюзи?! – не веря своим глазам, произнес Колпаков.
– Да!
– Голыми руками?
– Да!!
– Черт!
– Он разломал жалюзи, кулаком разбил стекло витрины, выгреб газеты… заметьте, явно наугад… и двинулся в обратный путь. Но тут его засекли патрульные…
– Я не вижу в кадре патрульных.
– В кадре их нет, но вспомните, что они говорили.
– Что увидели, как взломщик уходит по Орджоникидзе.
– А потом он исчез, – закончил Зябликов. – По версии патрульных, преступник нырнул в тень дома или деревьев. А теперь смотрите, как было на самом деле. Видите, наш клиент идет, идет, оборачивается – наверное, на звук сирены – и будто бы делает полицейским ручкой. Типа, амигос, адьес! После чего… оп-ля… исчезает рядом со сквером.
– В тени деревьев?
– Просто исчезает. Никакой тени там нет, отель хорошо освещен, и рядом с ним всегда светло, в любом закоулке и под любым деревом. Фокус-покус! Ну, что скажете?
– Зябликов, – майор устало посмотрел на лейтенанта, – давай сразу к ответам, без вопросов.
– У меня пока нет ответов, – развел руками Игорь. – Варианты есть, но…
– Аппаратура исправна?
– Скорее да, чем нет. И с записью никто не колдовал, это точно. Просто не было на это времени. Шапку-невидимку я исключаю, как неуместную сейчас фантазию, так что…
– Поехали к киоску…
Но ни осмотр киоска, ни беседа с очередными коллегами, изучавшими обстоятельства взлома, не дали новых зацепок. Колпаков специально сходил, постоял на том месте, где, если верить записи, исчез преступник, но никаких люков, куда бы он мог спрыгнуть, не увидел.
И тени там действительно не было.
Короче говоря, картина не вырисовывалась. В руках у сыщиков по-прежнему имелся только набор красок и холст.
Откуда взялся человек в форме НКВД – неясно.
Как он сумел за столь короткое время уговорить господина Наскального чистосердечно признаться в преступлениях – неясно. В смысле, догадки есть, но и только.
Зачем взломал киоск – неясно… Ну, не ради вчерашних газет, правда?
Куда делся потом – неясно.
– Мне бы запись на приличном компьютере посмотреть, – пробормотал Зябликов, когда они сели в служебную машину. – Особенно тот момент, когда этот… типа… наш коллега вдруг исчезает.
– Давай пока о нашем коллеге, как ты выразился, не будем? – неожиданно предложил Колпаков. – Начальству о форме одежды доложим, но на словах. А в рапорте пока не отметим. И журналистам – особенно.
– Чтобы не нагнетать?
– Вроде того.
– Но начальству доложим? – уточнил Зябликов, не желающий быть причастным к утаиванию улик.
– Обязательно, – серьезно подтвердил майор. – И я думаю, что начальство нас поймет.
* * *
1926 год, Алтай – Ново-Сибирск, привокзальная площадь.
«И случилось вторжение племен в царство Шамбалы, и сделалась она невидимой для глаз и чувств, ибо есть нечто большее в том царстве, чем во всем подлунном мире…»
Отрывок из древнего текста всплыл в памяти, словно объясняя ламе Церингу, для чего он сделал то, что сделал. Впрочем, к чему объяснения? О том, что драгоценный Чинтамани ни в коем случае не должен угодить в лапы нелюдей, знали все Хранители Сокровища. Это правило впитывалось в их естество, становилось сутью, и всегда, на протяжении всех жизней всех Хранителей, боролось только с одним желанием: отыскать путь в Шамбалу.
Кто-то оставался тверд и запрещал себе даже мечтать о загадочном царстве. Кто-то до самой смерти мучился, разрываясь между желанием и долгом. А кто-то говорил: «Я буду осторожен!» – и с головой окунался в поиски таинственных врат, скрытых от глаз и чувств…
Церинг был из числа последних.
Он знал, что никто из Хранителей, рискнувших начать Поиск, не умер своей смертью, но все равно пошел на риск. Не успокаивал себя бессмысленным: «Я умный, у меня получится!», а честно признался, что неспособен противостоять искушению и готов ко всему.
Получится – он будет счастлив, как никто другой.
Не получится – умрет.
И сегодня ночью он был катастрофически близок к тому, чтобы умереть.
– Кто-нибудь может сказать, что случилось?
– Как мы тут оказались?
– Где «тут»?
– Что?