– Откуда ты этого поднабрался? – изумился шас.
– Я в Южном Форте три раза выборы проводил, – хвастливо ответил уйбуй. – А потом налоги поднимал и деньги за кредиты.
– Выборы?
– А у вас чо, демократии нет?
Учитывая, что князь Тёмного Двора жил, как подозревали многие, вечно и собирался прожить ещё столько же, вопрос повис в воздухе. С другой стороны, в той вечности, которая уже прошла, нынешний князь не всегда был князем, но как именно у навов устроен выборный процесс, ни Лебра, ни Фатма не догадывались.
– У нас демократия есть, только она другая, – не слишком уверенно ответил шас. – Мы её устроили так, чтобы она работала, а не только налоги поднимала.
– Это потому что вы дикие, – со знанием дела сообщил Копыто, пропустив мимо ушей слово «работала». – И потому демократия у вас недоразвитая. А когда при демократии нельзя народ обдирать, как липку, это вообще диктатурой попахивает. А там и до репрессий недалеко. Вот ты сам посуди, что лучше: жить нищим и полуголодным при демократии, закредитованным по самую ипотеку, или при диктатуре какой-нибудь?
Поразмыслив, Лебра понял, что не хочет менять диктатуру князя Тёмного Двора, при которой он родился и вырос, на демократию по версии Красных Шапок, но сообщать об этом уйбую не стал, потому что того и так несло безостановочно. Впрочем, его болтовня скрашивала их пешее путешествие по раскалённым марсельским улицам.
– Я когда о демократии разузнал – сразу понял, что только она нам подходит.
– Неужели?
– Естественно! – с жаром подтвердил Копыто. – Ну прикинь, вот как бы великий фюрер узнал, что какой-нибудь уйбуй на его место хочет и бунт замышляет?
– Взял бы и узнал, – пожал плечами Лебра, которому довелось недолго работать в Южном Форте. – Вы там стучите друг на друга изо всех сил, как дятлы ошпаренные. Только измену замыслишь – сразу великий фюрер об этом и узнаёт.
– Стучим, потому что подданные искренне любят своего великого фюрера, – объяснил уйбуй. – Но не всегда нежная сыновья любовь подсказывает им правильные поступки. Бывает так, что какой-нибудь уйбуй говорит, что всеми силами за нашего обожаемого Кувалду, а сам на его место метит. И тогда на помощь приходит демократия: мы объявляем выборы, великий фюрер уверенно побеждает, потому что все испытывают к нему любовь и уважение, и я считаю голоса, а потом мы вешаем тех, кто осмелился с ним выбираться.
– И это работает?
– Канеш, работает. – Уйбуй искренне удивился вопросу. – Мы ведь их по-настоящему вешаем.
– И на следующие выборы снова находятся желающие?
– Народ у нас с одной стороны непростой, с другой – забывчивый. У народа много важных повседневных дел, поэтому через неделю мало кто вспоминает, за что очередного смутьяна повесили. Да и о самих выборах тоже забывает, потому что народ любит великого фюрера.
– Разве это законно?
– Если любить великого фюрера искренне, а не так, как ты подумал, то законно, – отозвался Копыто.
– Я не про это, – чертыхнулся шас. – Я про выборы ваши, которые вешанием заканчиваются.
– Ну, раз великий фюрер выборы объявил, значит, законно.
– Я о повешении, – повторил Лебра.
– Для повешения даже указа великого фюрера не надо, только верёвка, в натуре.
– Тебя сколько раз хотели повесить?
– Официально?
– Ага.
– Ну…
Копыто начал загибать пальцы, однако Лебра его остановил:
– Пришли. – И указал на скромную лавку с маленькой витриной, над которой значилась потрёпанная вывеска: «Cafе et еquipement».
– Я понял, в натуре. – Уйбуй перестал загибать пальцы и сделал шаг вперёд: – Ты, в натуре, стой здесь, а я посмотрю, чо там и как.
Копыто показал, что помнит, о чём они договаривались перед походом к контрабандисту, и тем изрядно удивил шаса. Что же касается Фатмы, то она пока не приближалась к лавке, наблюдая за происходящим с безопасного расстояния. Ведь именно Фатма была их главной ударной силой на случай возможных неприятностей.
Тем временем Копыто вошёл в полутёмный магазин, вдохнул аромат кофе и удивлённо прокомментировал:
– Мля, чота правда кофе захотелось.
Его удивление вызвал факт желания попить что-то, не имеющее градусов.
– Сварить, что ли, мля? Но как?
Аромат исходил от мешков и мешочков с образцами товара и, возможно, от целой шеренги автоматов для приготовления кофе. Точнее, от одного из них, который явно использовали по назначению и совсем недавно. Остальные были покрыты толстым слоем пыли.
– Надо, наверное, на кнопку нажать, – предположил умный Копыто, потянулся было к чистому автомату…
– Руками не трогать! – велел вышедший из подсобки шас.
– Это ещё почему? – поинтересовался уйбуй, на всякий случай отступив на шаг. – Я, может, хочу, в натуре, проверить, как оно работает.
– А оно и не работает. Это муляжи.
– А зачем ты их выставил? – нахмурился Копыто.
– Потому что я не ими торгую.
– А чем ты торгуешь?
На несколько мгновений в разговоре возникла пауза – до шаса наконец-то дошло, с кем он разговаривает, после чего прозвучало печальное:
– Да, клиент уже не тот…
Следующей фразой Пири хотел приказать дикарю выметаться, но тот опередил его возгласом:
– Что значит «не тот»? У меня деньги есть!
И этим возгласом Копыто спас положение.
– Деньги – это хорошо, – одобрил шас, после чего потрепал уйбуя по плечу. – Ты не обращай внимания, я часто говорю сам с собой и не всегда то, что слышат окружающие. Зачем явился?
– Ты же чего-то продаёшь? – настороженно осведомился Копыто, аккуратно стряхивая руку с плеча.