Чародейка. Том 1
– Маг уровня субмагистра читает заклинание мысленно, причем очень быстро, практически не осознавая. Как и с инструментом, все упирается в опыт. Если дать топор какому-нибудь писарю из администрации мэра и попросить нарубить дров, то он это будет делать, во-первых, долго, весь день, а во-вторых, и по ноге себе может попасть. В то время как мастер-плотник этим топором сначала побреется, затем дом срубит, потом украсит изящным орнаментом с помощью этого же топора, а на ужин еще и кашу из топора сварит. И все это за один день. И тут мы должны вспомнить о колдунах, людях, чрезвычайно способных к магии от рождения, однако не получивших должного образования. Колдуны способны обходиться без заклинаний. Тут, вероятно, будет уместна аналогия из сопротивления материалов: чтобы рассчитать параметры некой конструкции, да хоть балки, держащей определенную нагрузку, можно воспользоваться формулами, что под силу любому, знающему эти формулы да имеющему некоторый опыт их применения. Но иногда встречаются люди, интуитивно чувствующие, какое сечение должно быть у этой балки. Колдун преобразует ману столь же инстинктивно, не зная никаких заклинаний. Благодаря своим талантам, колдуны потенциально очень сильны, и средний колдун по количеству используемой маны, то есть по силе, не уступит субмагистру. Но уступит по арсеналу применения этой силы. К тому же, колдуны редко встречаются.
– Получается, колдун, прошедший обучение в магической школе, будет очень силен?
– Невероятно силен. Но вернемся к мане. Физическую силу можно запасти. Например, сжать пружину, которая при разворачивании вернет энергию. Помнишь детские заводные игрушки? Также и магическую энергию можно запасти в артефактах. После чего останется только «спустить курок» и потратить этот запас. Его можно использовать как запас энергии для восполнения сил, или для какого-либо предопределенного действия, в зависимости от артефакта. Возьмем, например, боевые или охранные амулеты. При использовании формируют, скажем, молнию или огненный шар. При этом человек, использующий артефакт с предустановленным эффектом, может и не быть магом. Как пример, ты можешь взять дротик и метнуть. А можешь взять арбалет, чтобы, используя энергию заранее натянутой тетивы, послать болт гораздо дальше. Также можно совмещать амулет и заклинание для большей эффективности. Кстати, что-то можно ведь сделать и без инструмента вообще, чисто силой.
– Кажись, понял. А как можно развить свои магические силы?
– Да в принципе так же, как и физические. Стиснув зубы, через усталость и ноющие мышцы. Ну, образно говоря. Но вернемся к «Цветам Коар». Я уже рассказывала, они были созданы несколько столетий назад магом по имени Сарах. Над заклинанием он работал несколько лет. И то, что у него в итоге получилось, стало одним из наиболее страшных заклинаний в истории. «Цветы Коар» стягивают всю доступную ману из района действия и преобразуют ее в поражающий эффект. Чем больше магов читает заклинание, а также чем выше их уровень, а также чем больше энергии вокруг, тем более сильным получается эффект. С количеством энергии все понятно, уровень заклинателей влияет на полноту использования маны, а их количество определяет радиус действия. Скажем, в Белом Лесу было трое магов ниже среднего уровня, но ты помнишь, что произошло. А, например, если все семеро магистров Лиры прочитают это заклинание над источником маны, то «Цветы Коар» весь материк испарят аж до лиги в глубину. При этом даже не будет спецэффектов наподобие огненного столба, уходящего в небо. А если заклинание будет применено Высшей дюжиной Конкордата в месте, богатом маной, с использованием легендарных артефактов, то Лиры вообще не станет. В смысле, всей планеты. Даже Лорд-Конкорд не может прочитать это заклинание мысленно. Не потому что заклинание сложное, а потому что это не тот инструмент, который может быть привычным. Необходимы постоянное внимание и абсолютная концентрация при каждом использовании. Позднее Сарах и его последователи улучшили заклинание добавлением некоторых вспомогательных. Так, читающих заклинание магов защищает непробиваемый силовой щит, при срабатывании "Цветов" заклинателей либо телепортирует в безопасное место, либо помещает в стазис-кокон. Стазис-кокон, тоже изобретение Сараха, образует вокруг мага непроницаемую сферу, абсолютно защищающую человека от любого воздействия извне. При этом сам защищаемый оказывается в особом состоянии – безвремении – в котором нет старения и каких-либо потребностей – дышать, есть… И при выходе человеку покажется, что прошел лишь миг, даже если на самом деле он был в этом состоянии тысячи лет. Мага в стазис-коконе можно безо всякого для него вреда сбросить в действующий вулкан. Причем кокон может двигаться, например, вынося человека из расплавленной скалы, образовавшейся, скажем, в результате применения "Цветов". Медленно, конечно, но тем не менее. Для выхода из стазис-кокона требуется определенное воздействие снаружи. Изначально – магическое, произведенное человеком вблизи, несложное и показывающее только, что окружающая среда безопасна до уровня существования живых существ. Я слышала упоминания о попытках настройки выхода по наружным условиям, то есть по температуре, плотности. Однако ничего конкретного о результатах не знаю. Если они и есть, то засекречены.
– Н-да… А, скажем, разрушения, подобные окружающей нас сейчас обстановке?
– Ну, с учетом всего… навскидку… один суб-магистр. Без амулетов. В произвольном месте.
Саймон замолчал, потрясенный мощью заклинания. Через некоторое время он вспомнил кое-что интересное:
– Лайза, ты когда объясняла про магию, сказала «вашу лирскую». У вас она другая? Разве магия не одна и та же везде?
– Хм, нет. Это зависит от богатства мира энергией, от частоты рождения одаренных людей, то есть, привычно ли волшебство или остается диковинным чудом. Но самое главное, от людского отношения к магии. Я сделала для себя вывод, что магия – это то, что называют магией. Как бы парадоксально это ни звучало.
День 44
По общему согласию было решено не останавливаться после рассвета, а идти до упора, тем более, что пустыня уже оставалась за спиной и жара заметно спала.
К полудню спутники оказались в предгорьях. Умывшись в бегущей с гор бурной речушке, они начали восхождение.
– Ну вот, Саймон, ты пересек язык Великой пустыни, – весело сказала Лайза. – Можешь занести это в список личных достижений.
Если на севере горы Сай начинались с покрытых зеленью холмов, постепенно растущих и медленно и незаметно переходящих в собственно горы, то на границе Великой пустыни такого привлекательного фасада не было. Горы практически сразу уходили в заоблачные выси, а острые серые камни предгорий не украшала зелень. Однако такой суровый вид отлично гармонировал с пустыней. Ведь, право слово, не смотрелись бы тут зеленые холмы.
Лезть к здешним вершинам без снаряжения и подготовки явилось бы вернейшим методом самоубийства. Однако до храма Кноу можно было добраться по извилистым, но более-менее проходимым для пешего странника подходам. Изредка на камнях встречались небольшие, величиной с ладонь, выбитые стрелки-треугольники с причудливой руной в основании. Эти стрелки, как было широко известно, указывали направление к храму. Но одно дело просто знать, что означают рисунки, видеть их в книгах, и совсем другое – идти по кручам, дрожа от ледяного ветра, ища маленькие стрелки и стараясь выдерживать указываемое ими направление.
Спутники постепенно забирались все дальше и выше. Изредка путь им преграждали узкие, но глубокие ущелья. В большинстве случаев через них были перекинуты висячие мостики, составленные из досок и веревок и казавшиеся ужасно ненадежными. Далеко внизу под ними бурлили стремительные речки или просто лежали валуны. Если мостов не было, приходилось идти боком по узенькой тропке, прижавшись к отвесной скале и стараясь не смотреть вниз.
Наконец впереди открылось широкое ущелье, настоящая пропасть, через которую вел даже не мост, а узкая, дважды изогнутая насыпь. Перед самой пропастью была стрелка, однако символ в основании был не таким, как у других стрелок по дороге. Насыпь подходила к высокой стене из огромных каменных блоков, точнее, к металлическим двустворчатым вратам с маленькой дверцей-калиткой, на которой был изображен тот же символ, что и у стрелки на другой стороне пропасти. На калитке выделялось кольцо-молоток, Лайза взялась за него и постучала.
Дверца открылась почти сразу же. На пороге стоял молодой парнишка-монах, бритый наголо кроме длинной косички на левой стороне затылка, одетый в серую грубую одежду. Лайза обратила внимание на его открытые улыбающиеся глаза.
– Добро пожаловать в храм Кноу, путники, – монах отступил в сторону, давая возможность пройти. – Мы рады гостям.
Спутники шагнули, чуть пригнувшись, в калитку и оказались на монастырском дворе. Стена уходила вправо и влево, обхватывая гигантскую территорию, центром которой являлась целая гора, чья вершина терялась за облаками. Скольких трудов стоило построить эту стену, даже представлялось с трудом. Наверняка здесь не обошлось без магии, решил Саймон. По левую руку от вошедших гостей располагалось большое ровное пространство. В центре его находился колодец, чуть в стороне, на посыпанной белым песком квадратной площадке несколько монахов отрабатывали приемы какого-то боевого искусства. А прямо впереди открывался сам монастырь. Частично вырубленный прямо в скальной породе горы, частично построенный из больших каменных блоков, он приковывал внимание. Куда-то вверх уходило множество каменных лестниц-тропинок. Словно ласточкины гнезда тут и там чернели провалы окон и входов. Повсюду зеленели кусты и деревья.
– Ступайте за мной, путники, я покажу вам кельи для гостей, – произнес монах-привратник.
– Что, так сразу – и в гости? – удивился Саймон. – Даже не спросив, кто мы такие и зачем пришли сюда?
– Вы – уставшие путники, – слабо улыбнулся послушник. – У нас принято сначала дать гостю возможность отдохнуть после трудной дороги, а уже потом говорить о делах, его сюда приведших. Но вы можете сообщить мне цель своего визита, и я постараюсь вам помочь.
– Э, при всем уважении, не хочу вас обидеть, но ваш пост для этого достаточен?
Монах улыбнулся.
– Я подразумевал, что сообщу это настоятелю. О нет, что вы, не извиняйтесь, – юноша вскинул руки в останавливающем жесте, видя смущение на лицах гостей. – Вы меня никоим образом не обидели. Да и как можно обидеть? Только человека, который готов обидеться, можно обидеть. Если мне указывают на занимаемый мною пост в монастыре, как я могу обидеться на правду? Если сенсей указывает мне на какие-то недостатки, как же я обижусь на правду? Если какой-то незнакомый человек говорит мне о моих недостатках, то я смотрю, нет ли у меня действительно того, о чем он говорит. И если такое есть, я благодарю его за помощь, а если такого нет, то я понимаю, что этот человек говорит неправду. Зачем же мне обижаться на явные глупости? Если же он хочет оскорбить меня, то обижаться все равно нет смысла, ибо говорящий неправду о других заслуживает не обиды, но сожаления. Впрочем, мы пришли. Вот кельи для вас. Там есть вода, чтобы умыться, и кровати, чтобы спать. Если вы голодны, обратитесь к любому из братьев, он укажет вам путь в столовую. Удобства в той стороне.
Монах удалился, оставив спутников у двух одинаковых дверей в конце небольшого коридора.
– Знаешь, мне кажется, здесь живут странные люди, – заметил Саймон.
– Значит, мы пришли куда надо, – отрезала чародейка. – Здесь нам самое место.
– И ведь не поспоришь, – вздохнул бард и открыл дверь.
Келья представляла собой небольшую комнату, пять шагов на три. Небольшое окно без ставней выходило на пропасть. Залетевший в него порыв холодного ветра заставил барда поежиться. Из мебели в келье находилась только узкая кровать из неструганных досок, представлявшая собой просто более-менее ровную площадку на коротких ножках, и маленький стол из таких же досок, на котором стоял глиняный кувшин с чистой холодной водой и глиняная чашка.
Саймон бросил сумку на кровать, вышел обратно в коридор и постучался к Лайзе. Чародейка стояла у окна и смотрела вниз.
– Ну и как ты это находишь?
– Красиво. Холодное величие гор. Как я понимаю, эта пропасть идет вокруг храма наподобие крепостного рва. И пешком ее перейти можно только в одном месте.
– Я про комнаты.
– А что не так? Есть все, что надо. Мы же не за комфортом пришли.
Лайза бросила на спутника быстрый взгляд, шагнула к нему, буквально толкнув, усадила на койку. Взяла пальцами за подбородок, заставляя поднять голову, внимательно посмотрела в глаза.
– Знаешь, Саймон, что-то мне за тебя не спокойно. Что-то на тебя находит временами.
Саймон вздохнул, попытался отвести взгляд, но чародейка ему этого не позволила.
– Рассказывай.
– Да это не важно.
– Саймон, я твой друг. Я могу называть себя твоим другом?
– Спрашиваешь!
– И мне не все равно, что с тобой происходит, и как ты себя чувствуешь. Расскажи мне.
– Это после Рэйвенхольма, после казни…
– Что не так?
– После того как ты меня вытащила с той стороны, меня посещают всякие мысли. Я стараюсь не показывать и бодриться, но я начал задумываться о жизни, о смысле ее.
Лайза присела на корточки перед спутником.
– И?
– Невеселые эти мысли какие-то. Трудно мне. То увлекусь каким-то делом и ничего, а то…
Чародейка задумчиво потерла кончик носа.
– Тебе нужна помощь или сам хочешь справиться? – осторожно поинтересовалась она.
– Я не знаю.
– Тебя не устраивает твоя жизнь? Хочешь чего-то другого? Например, осесть где-нибудь, открыть трактирчик. Жениться, наделать кучу детишек, приобрести уважение окружающих, положение в обществе. И доживать свой век мирно, в тишине и спокойствии…
Бард улыбнулся.
– Нет, это мне не подойдет. Я бродяга по натуре, мне не усидеть на одном месте. Я люблю свою жизнь, но что-то гнетет. Мне нравится то, что я делаю, но зачем я это делаю?
– Хм, интересно, – Лайза опять потерла нос. – Саймон, тебе ведь наверняка приходилось в жизни проводить ночи в одиночестве, вдали от городов и людей, так?
– Да, конечно. Я много путешествовал, и конечно, при этом часто приходилось ночевать под открытым небом, иногда даже без костра и ужина.
– Скажи, не посещали ли тебя мысли о жизни в эти моменты?
– Я задумывался о многом. Когда вокруг природа, а не каменные стены, когда над тобой не потолок, а бездонное небо, приходят мысли не о суетной повседневности, но о вечном. Становишься как-то… выше, это нелегко объяснить словами, но в такие моменты рождаются песни. Будто приходят в гости к одинокому страннику. За такие ночевки я и люблю свою жизнь и свою профессию, – на лице барда появилась мечтательная улыбка.
– Я тебя хорошо понимаю. И что ты решил тогда о жизни?
– Я решил жить для жизни. Радоваться каждому дню, каждому событию, не считая его хорошим или плохим. Радоваться ветру, солнцу, дождю…
– И что тебя сейчас не устраивает в такой философии?
Бард задумался.
– Чего-то не хватает. Не могу выразить это словами, но мне кажется, что должно быть что-то еще. Что-то очень важное.
– Разве не важно радоваться жизни?
– Конечно. Это так, но… – Саймон замолчал.
Чародейка выпрямилась.
– Скорее всего, тебе предстоит долгий поиск этой странной штуки – смысла жизни. В любом случае, монастырь – это самое подходящее место для того, чтобы привести свои мысли в порядок, не так ли? Пошли наружу, посмотрим, что и как.
– Лайза, а тебя не посещают такие мысли?
– Всякое бывает.
– Не расскажешь?
– Нет. Мой взгляд на жизнь хорош для меня. А тебе нужно твое мировоззрение. Которое и будет для тебя самым лучшим. Потому что будет твоим, а не чьим-то. Родным, выстраданным, а не подаренным или навязанным.
Спутники вышли на двор и принялись осматривать знаменитый храм Кноу. Все слышали о нем, однако похвастаться, что видели его своими глазами, могли немногие. Любопытных гостей не прогоняли и не запрещали входить. Но, к примеру, когда спутники подошли к тренировавшимся монахам, те прекратили занятия, вежливо поклонились и остались стоять неподвижно, с любопытством поглядывая на гостей. Лайза подняла руки, мол, не обращайте внимания, продолжайте, но монахи только снова поклонились и занятия не возобновили. Чародейке осталось только снисходительно хмыкнуть и уйти дальше.
Когда начало темнеть, спутники успели осмотреть только двор, и то не весь, и нижние части скалы.
– Добрый вечер, уважаемые гости, – подошел к ним монах. – У нас сейчас ужин. Желаете ли вы присоединиться?
– Конечно желаем, – оживился Саймон. Лайза молча кивнула.
– Это не очевидно, ведь могло оказаться, что вы соблюдаете какой-либо режим либо диету, поэтому употребление слова «конечно» не совсем уместно, – мягко поправил барда послушник. – Следуйте за мной.
Трапезная храма Кноу представляла собой просторную залу, освещенную световыми кристаллами. По центру помещения стоял длинный стол из темного дерева и две лавки из того же материала по бокам от него. Монахи свободно рассаживались, переговариваясь друг с другом и не соблюдая какого-либо порядка. Видимо, садились рядом с близкими друзьями и на более-менее привычные и любимые места. А может наоборот – каждый раз на другие, чтобы не привыкать. Саймон и Лайза скромно присели с краю друг напротив друга. Так всех держишь в поле зрения, да и вылезать из-за стола легче, чем будучи с двух сторон окруженным людьми.
На столе было пусто. Ровные строганные доски, покрытые слоем прозрачного лака. Однако, когда все расселись, на столе перед каждым появился светящийся желтым символ, представляющий собой овал с точкой внутри. Монахи прикладывали к символу указательный палец и перед ними возникали тарелки с едой. Чародейка отметила, что блюда у всех разные. Сервировка оказалась красивой, появлялись требуемые к блюду ложки, вилки, ножи. Возникали изящные прозрачные бокалы с напитками. Салфетки.
Лайза приложила указательный палец к символу. Через секунду знак померк и перед девушкой появилось несколько тарелочек на большом подносе. Небольшая горка вареного риса. Куски жирной красной рыбы. Зеленые листочки салата. Хлеб, намазанный маслом. Чашка с густой коричневой жидкостью, над которой поднимался ароматный пар. Несколько маленьких печенюшек. Яблоко. И высокий хрустальный бокал, наполненный чем-то золотистым, играющим бликами от световых кристаллов.
Барду стол предложил такую же красную рыбу и рис. А также кусок прожаренного мяса. Зелень. Хлеб с маслом. И высокую кружку, с возвышающейся над краями шапкой белой пены.
Сидящий рядом монах покосился на блюда гостей:
– Вы, похоже, трудно добирались?
Лицо его при этом выражало лишь вежливый интерес, дающий понять, что если гости не захотят отвечать, то это монаха ни капельки не обидит.
– Почему вы так решили? – поинтересовалась Лайза.
– Когда вы прикладываете к символу палец, стол оценивает, какие вещества необходимы организму, ну и конечно, учитывает предпочтения. Вам он предложил блюда, которые восстанавливают силы и помогают быстрее приспособится к условиям высокогорья. Поэтому я и предположил, что вы пришли трудным путем.
– Хм. А что, есть легкий путь к храму Кноу? – улыбнулась девушка.
Монах улыбнулся в ответ:
– Вы правы, дорога сюда трудна. Да и по эту сторону храмовой стены она не заканчивается и не становится легче.
– А скажите еще, кто здесь настоятель?
– Он редко ужинает с нами. Правду сказать, ему вообще еда нужна едва ли.
В бокале оказалось вино. А в чашке – горячий шоколад, который не остыл до конца ужина.
– Хм-м, у вас даже вина подают, – заметила Лайза.
– Ну, это только гостям, – рассмеялся монах. – Послушникам такого не положено. Ну а гостям, для удовольствия…
Все это действительно прекрасно восстановило силы, и Лайза после ужина почувствовала себя заметно бодрее. Саймон тоже повеселел и, казалось, забыл тяжелые думы. После еды спутники еще немного погуляли на территории храма и отправились по своим кельям. Там Лайза еще долго сидела на подоконнике, глядя в небо, прежде чем отправилась спать. В соседней келье сидел у окна Саймон и тоже долго смотрел на темнеющее небо. А о чем каждый из них думал, только они и знали.
День 45
– Настоятель готов принять вас для беседы. Вы согласны?
– Да.
Спутники последовали за провожатым. Узкая тропинка вела круто вверх по склону горы. На маленькой площадке с видом на живописный водопад стояла увитая диким виноградом ажурная беседка. Монах, приведший гостей, молча поклонился и ушел обратно.
В беседке сидел в позе лотоса человек в белых одеждах. Возраст его был трудноопределим. Длинные прямые белые волосы спадали ему на спину, лицо наполовину было закрыто ухоженной белой длинной бородой и длинными усами. Настоятель храма Кноу смотрел на водопад, не подавая виду, что заметил гостей.
Лайза подумала немного и встала чуть в стороне, так, чтобы одновременно и быть в поле зрения настоятеля, и не загораживать ему вид. Саймон удивленно посмотрел на спутницу, недоумевая, почему они сразу не подошли к монаху, но промолчал и встал рядом с ней.
Уже через минуту барду наскучило стоять на одном месте. Настоятель все так же созерцал водопад, то ли медитируя, то ли принципиально игнорируя гостей. Чародейка стояла абсолютно спокойно, отрешенно глядя перед собой. Можно было предположить, что она тоже ушла в астральное путешествие. Либо успешно состязается в показном равнодушии с настоятелем. Саймон осторожно сделал шажок в сторону. Убедился, что никто из присутствующих на это не отреагировал, и сместился еще дальше. Вскоре, окончательно потеряв всякое опасение, поэт уже облазил всю площадку, рассмотрел откуда и куда течет водопад, и приступил к обследованию беседки, на поддерживающих крышу столбиках которой обнаружилась искусная резьба.
Настоятель сдался первым. Все гости, приходившие в храм раньше, вели себя адекватно – то есть почтительно внимали знаниям и спрашивали мудрого совета. Эти же… Одна стоит, имея такой вид, будто это к ней пришли, да еще и отвлекают визитом от важных дел; второй ищет знания, исследует местность, но делает это так увлечено и при этом с таким пакостным видом, что в любой момент жди неизвестно чего. То ли сам в реку свалится, то ли кого другого уронит. Чисто в познавательных интересах.
Монах повернул голову к девушке и проворчал:
– Вообще-то принято, что младшие должны здороваться первыми.
Девушка немедленно вышла из транса и заявила:
– А в нашей культуре совершенно наоборот, ибо негоже младшему отвлекать старшего, когда тот, возможно, занят важными размышлениями.
Бард вылез из-за беседки и встал рядом с чародейкой, спрятав руки за спину. Лайза же и не подумала встать перед настоятелем и осталась стоять на месте, вынуждая монаха вести разговор, повернув голову.
– Кто вы и зачем пришли в храм Кноу? – спросил настоятель хорошо поставленным голосом, отлично подходящим для сообщения жаждущим высших откровений и мудрых советов.
Лайза несколько удивленно взглянула на монаха:
– Так, мимо проходили, зашли погреться.
Настоятель вздохнул, расплел ноги, встал и подошел к обрыву.
– Ладно, – произнес он тихим спокойным голосом. – На паломников вы не похожи. Чего надо?
– Зачем приходят в храм Кноу, если не в поисках знаний? – вопросом на вопрос ответила Лайза.
– Знания можно найти далеко не только в нашем храме.
– Это редкие знания…
– И наверняка опасные, – вкрадчиво продолжил настоятель.
– Знания не бывают опасными или безопасными. Все зависит от того, как применить их. Уж вам-то это должно быть известно.
– А даже если у нас есть нужные вам сведения, почему я должен разрешить вам узнать их?
– Вы откажете жаждущим знаний? Не идет ли это вразрез с принципами, и даже сутью храма Кноу?
Настоятель вздохнул и замолчал, глядя на водопад.
– История нашего храма восходит еще к Смутным временам, – проговорил монах. В голосе его Лайзе послышалась легкая грусть. – Он создавался для сбора и приумножения знаний о мире. Тогда ведь надо было восстанавливать утраченное. А также храм создавался как хранилище на случай какой-либо катастрофы глобального масштаба, как противоядие от будущих Смутных времен. Монахи Кноу активно путешествовали в поисках нового. И путешествуют. К настоящему времени у нас собрана довольно обширная база данных, – настоятель усмехнулся. – Хотя, конечно же, доступные нам знания – всего лишь ничтожная песчинка на берегу океана познания.
Монах опять помолчал минуту и продолжил:
– Но Кноу задумывался не только и даже не столько хранилищем. В первую очередь монахи должны были развивать умение и тягу к познанию в себе и в других. Нести людям не готовое знание, но учить их узнавать новое, учиться самостоятельно. К сожалению, люди нынче об этом редко вспоминают. Людям хочется, чтобы им принесли все готовое и на блюдечке. Сами познавать они не хотят. Забавно, к нам регулярно являются паломники, которые согласны преодолеть все трудности горного путешествия, лишь бы здесь им ответили на их вопросы. Будто они сами не способны найти ответы! Причем вопросы задают… Однажды попросили дать ответ на самый главный вопрос жизни и мира. Когда же я попросил задать этот вопрос, ничего вразумительного сказать не смогли. Впрочем, не слушайте меня. Это все лишь старческая болтовня… Но что ищете вы?
