С детства я был весьма печальным ребенком, мало что меня интересовало и радовало.
Но было одно занятие, которое доставляло мне очень сильное наслаждение, которое перекрывало все, что тогда радовало в детские годы. И это было сочинительство и рифмоплетство.
Сочинять могу я вечно,
Потому что я беспечный.
Тогда у меня еще не хватало словарного запаса, чтобы производить полноценную рифму и, зачастую, я коверкал слова, чтобы получалось стройненько:
Обожаю веселиться,
И, особенно, поесть.
Но я сильно поправИться,
Как же стройность мне обресть?
Когда так происходило, потом долго переживал, что неидеально сочинил. Но с пополнением словарного запаса, такие случаи были все реже, а радости от хорошей рифмы все больше.
Со временем, я стал осознавать, что не могу вместить в стихи всю ту гамму чувств, которую вызывают у меня различные хорошие и тревожные события. И потихонечку я стал писать и прозу: сначала по два – три предложения, а потом и больше.
Так у меня и выработался свой стиль, соединяющий прозу и поэзию: два – три абзаца прозы и по две – три строфы стихами.
Так что сам себя я называю: поэтичный прозаик.
Прозаик поэтичный,
И в чем-то неэтичный.
А в чем-то нелогичный,
И даже фантазёр.
Пытаюсь жить прилично,
Пытаюсь жить отлично,
Но Вам скажу я зычно:
Не очень-то допёр.
Но буду я стараться,
Стремиться и пытаться,
И в небо буду рваться,
Я с самых ранних пор…
Пока все это во мне происходило, я подобрался к половому созреванию и стал интересоваться девочками.
Но в жизни я слишком боялся отказа, чтобы подойти к ним в реале, поэтому ограничивался фантазиями и стихами. Читать кому-то свои стихи я стеснялся, и доверял их только своему дневнику.
Периодически, в минуты отчаянья, я рвал в клочки свои тетрадки с записями и стихами, так что сейчас у меня, к сожалению, нет никаких юношеских стихотворений.
Но могу восстановить по аналогии:
Красивая девочка, имя не знаю,
Быть может, ты Света, Танюша иль Рая.
Пишу тебе в тайне плохие стихи,
Не надо над этим ха-ха и хи-хи!
Интересно, что одноклассницы меня совсем не интересовали, хотя среди них были весьма даже симпатичные. Объяснить этот феномен никак не могу, нет даже предположений.
Зато мелькнувшие на мгновения приятные девочки на улице, в транспорте или пионерских лагерях западали в глубину души.
Еще один мой серьезный недостаток, кроме робости, это то, что я надолго залипаю на людях. Человека давно уже нет в моей жизни, а я все думаю о ней.
Не могу забыть девчонку,
Что я в лагере видал.
Видел пару раз в продлёнку,
Близко я ее не знал.
Даже имени не знаю,
Где живет, вдруг далеко.
Но одно лишь понимаю -
Одному мне не легко.
С одной стороны, конечно, печально, что мне не хватало смелости подойти к этим девочкам. Но зато иначе не было бы этой повести и всех искрометных приключений, которые я описал в этой книге.
Так, постепенно, я и взрослел вместе с поэтическим и прозаическим даром, а еще во мне зрел магический дар, который сначала я почти не чувствовал, но после 18 лет он стал проявлять себя все сильнее и сильнее.
Созревал Вадим духовно,
И в другом, конечно, тоже.
Жить на свете очень сложно,
Если Бог нам не поможет…