Пустые головы

Закалённый давешней репетицией взгляд прямо в глаза незнакомки. Пронзил – с её лица даже улыбка сошла. Дама села ровно, подобралась:

– Да, конечно.

– Будем знакомы? Меня зовут Антон…

Но не успел он усесться, состроить маняще-плотоядное лицо и повернуть его к соседке, как с весёлым шумом и бутылкой коньяка на свободные места напротив загрузились Кирилл и его жена Диана.

– Ребя-ата! Как я рад, что вы пришли, – в Кире искренне радостно гулял хмель, по всем признакам начавший поступать внутрь ещё до банкета. – Антоша, ты почему не ухаживаешь за… Простите, как вас?

Одним предложением именинник сумел оконфузить обоих: Антона – «Антошей», его соседку – неузнаванием. Не думая о переживаниях соседки – плевать на неё! – Малой остро почувствовал, что это возникшее и неуловимое в секунду неудобство сразу превращается в его груди в хорошо осознанную злость. Кира всегда был хамоват… Да что там – жлоб он! Хороший костюм, дорогие часы, косметологом отшлифованная морда, маникюр… Жена-красавица, перспектива в жизни… Да! Все задатки аристократа… Но – внешние задатки! А настоящий аристократизм – это не снаружи… Это внутри!

– Это Светка! Ты чё?!

Начала было Диана по-простецки выравнивать ситуацию – ерунда, дескать, не обращайте внимания – таким же тоном, как у мужа, только теперь играя нуждающийся в безусловном прощении хмель.

– Светка. Подруга моя… Не обижайся. Он ещё вчера праздновать начал… Это теперь на неделю…

– Ты чё, старуха?! У тебя муж – кандидат наук… Это две недели минимум!

И уверенная в своей правоте ухмылка жене, которая не скрывает своего довольства этой жизненной уверенностью мужа. Затем привычный для обоих и наплевательский для окружающих в своей показательности чмок вытянутыми встречными губками.

Невольные зрители всегда в таких случаях обязаны умильно улыбаться. Антон будто бы увидел себя со стороны с этой идиотской улыбкой и без усилий снял её с лица. Он ненавидел эти семейные демонстрации, ясно чувствуя в себе неловкость свидетеля, пусть и случайно, но подсмотревшего в замочную скважину и подслушавшего за дверью. Однако ненависть просыпалась не к себе в минуту неловкости, а к источнику – и совершенно оправданно! Чего вы лезете к другим со своим образцово-показательным счастьем?.. Это ведь неприлично, потому что другим, нормально воспитанным людям, становится неловко. А вы именно лезете! Даже если в эти секунды демонстрации вы совершенно искренне перестаёте замечать окружающих… Тем более, если перестаёте замечать! Это же вдвойне неприлично… Жлобство, короче! Чему улыбаться-то?! Да ещё после «Антоши»… Сохранять приличия для неприличности? Но это же нонсенс!

– Давайте выпьем! За нас…

Кира собрал ближайшие рюмки, расставил их в ряд и, по-хозяйски вообще не спрашивая Светку, что она пьёт (может вино?), наполнил их коньяком.

– А «за нас» – это как: за вас отдельно или за нас всех?

Антон сумничал не только тоном, но и жестом: в первой половине вопроса он показал на Киру с женой, во второй – прижался плечом к Светлане и коротко глянул ей в глаза. Она улыбнулась в ясной благодарности за достойный ответ хаму.

– Ой! Антон! Давай не будем… А?!

Искренняя радость Кирилла всё-таки нашла пути в сердца его гостей, и все четверо чокались рюмками, искренне улыбаясь, вполне довольные друг другом и нарастающим ходом праздника.

И хотя дальше общение всё больше переставало быть столь «учтивой» беседой и становилось болтовнёй, по-светски непринуждённой и даже весёлой, Антон почти физически ощущал некое злобное любопытство, которое вместо расслабления по мере пития наплывало на него с каждым новым тостом, включая собственный. Оно наполняло своим объёмом всё окружающее пространство. Оно заслоняло всё происходящее. Даже соседка во всей свежести знакомства с нею интересовала его гораздо меньше, чем Кирилл со своей отмечаемой научной работой. Светлана с неловкой подачи Кирилла начала было присматриваться-прислушиваться к Малому, но ощутив своей женской сутью, что тот уже катится вниз с невысокой горки интереса к ней, тоже наполнялась безразличием и смеялась вполне нейтрально, чаще – вежливо, без нерва. Хихикала больше, чем хохотала.

Антон не понимал, что с ним происходит… Почему вдруг его так захватил вполне предсказуемый факт Кирилловой диссертации, что даже молодая, нарядная и надушенная, интересная женщина ему совершенно по фигу. Он невольно даже вспомнил недобрым словом провокатора из курилки, рассуждая одновременно, что не в провокации, конечно, суть, и пугаясь догадки, что истинным катализатором его теперешнего наваждения стал утренний факт самоубийства.

«Если у человека не было мозга, то как же он мог понять, что надо покончить с жизнью?.. Что жизнь потеряла всякий смысл?.. Ему же понимать нечем было!!!»

И сразу после этого немого крика – уловимый своим сознанием и необъяснимый в своей бессознательности взгляд на довольную жующую и говорящую голову Кирилла.

Слава богу, тот всё-таки ушёл из фокуса танцевать с женой. Иначе эта растущая неясная и неконтролируемая злость довела бы Малого до исступления. А так… Он снова вспомнил о соседке, образ которой перестал улавливать даже боковым зрением.

– Светлана, пойдём и мы потанцуем?

Кавалеру казалось, что он говорит ласково… Ну, хотя бы приветливо!

– Не пойду, – серьёзный ответ.

– А что так? Не умеете? Не хотите? Или, может, не можете?

Антон уже приготовился к тому, что дама сердца оценит игру слов в последней фразе и станет – должна стать! – игривой для флирта, но услышал:

– И умею, и могу, и даже хочу… Но не пойду! Я вас боюсь.

По её обращению на «вы», а ещё больше – её немигающим, совершенно не хмельным глазам Малой понял, что она действительно боится.

Глава 5

Когда вечер без приключений кончился, Антон, станцевав-таки и весело разболтав испуганную даму, отправился её провожать. Он чувствовал, что не хочет с ней никакого продолжения… Удивлялся этому, но не боролся с собой, не заставлял себя её хотеть, и провожать отправился так, на всякий случай – впрок. Ну и из вежливости, конечно, – мужчина же он, в конце концов. До дома оставалось совсем недалеко, она уже показала ему его, проверяя реакцию кавалера на скорое прощание, как перед ними возникли трое парней в темноте и традиционно стрельнули сигарету.

– Я не курю, – как можно суровее ответил Антон, озираясь по компании и окрестностям.

– А тёлка твоя?

– Да пошел ты, бычара!

Светлана оказалась бывалой… Впрочем, может это алкоголь отчаянно сыграл на её нервах. Однако как бы там ни было, этой своей бесстрашной фразой она сначала здорово испугала Антона, малодушно и лихорадочно искавшего бесконфликтного отступления. Но и разбудила тут же в нём засыпавшую силу воли. Соображение тоже проснулось и уверенно известило Антона о том, что без драки не обойтись – за этим их и остановили. А вызвать подмогу из полиции не успеть – хулиганы не дадут. А пока они разберутся, что он сам – мент… Да и если разберутся, то с перепугу могут вообще непоправимо усугубиться. Для него… для них со Светланой непоправимо.

– Ах ты не куришь, падла?! Так и к тёлкам не приста-вай!

На последнем слоге последнего слова Антону сбоку сильно врубили по морде. Его развернуло, но он устоял на ногах и отработанным уже автоматом перехватил летящую ему в пах ногу. Выкручивая, сильно дернул её вверх. Кто-то невидимый вскрикнул от боли и упал. Светлана заорала и начала размахивать сумочкой.

– Ах ты, сука!

И посыпались удары. Дама сразу же улетела в кусты палисадника. Антон, стиснув зубы, стоял и отбивался. Он намечал себе одного – главного у них – противника, против которого и будет воевать. На остальных – плевать. Долбить надо одного – главного! Сломается он – остальные уже не враги. Антон мгновенно его определил и стал как попало и чем попало наносить ему удары. Антон, не отрываясь, смотрел в его глаза. Антон перестал чувствовать боль. Антон в ярости рычал. Взгляд противника дрогнул. Он стал бояться. Его рот уже открылся для крика. Он уже беспорядочно махал руками. Он нырнул рукой в карман куртки и выхватил нож.

– А-а, гнида! – это уже заорал Антон и мгновенно изготовился рубануть того ногой по роже.

Рубанул. Попал смачно и хрустно. Но перед этим успел почувствовать сначала тупой толчок повыше колена и сразу же резкий как будто укол большой иголкой. Брызнул еле видимый в темноте чёрно-красный даже не фонтан, а фейерверк. В «атасе» разбежались парни. Выбравшаяся из кустарника растрёпанная Светлана, увидев кровь, завизжала.

Антон, отдуваясь от горячки драки, с удовольствием отметил для себя, что кровь его не пугает, однако на всякий случай присел прямо на тротуар. Перехватил-пережал свою ляжку, пытаясь остановить стекавшую уже не в лужу, а в свернувшуюся горкой, кровь, и сообразил, что надо вызывать «скорую».

– Хватит причитать, – рявкнул он на суетящуюся в слезах вокруг него даму и тем самым привел её в сознание – она даже вздрогнула. – Звони давай…

Проснулся от суетливого шума. Открыл глаза и увидел над собой улыбающееся милое лицо симпатичной девушки. Огляделся. Рассмотрел на ней больничную униформу и только тогда вспомнил, где он и что с ним.

– Просыпайтесь. Готовьтесь к обходу. Сейчас вас осмотрит доктор.

Дежурная медсестра умела быть ласковой в своей служебной деловитости. Через несколько минут в палату вошёл врач со свитой:

– Ну-с, любезнейший… Здравствуйте. Как наши дела?

– Ваши? Не знаю, доктор…

– О-о, да у нас чувство юмора не пострадало… В смысле, у вас, – врач вполне приветливо улыбнулся. – Значит не так плохи наши дела… То есть, ваши! Ха-ха. Итак, что мы имеем…