Облом. Детективы, триллеры, рассказы разных лет

Оставив свой «ниссан» за квартал от резиденции хозяина, Капитан прошел туда пешком. Знавшие моряка постовые пропустили его в резиденцию без доклада. Вышколенный дворецкий, бывший крайкомовский работник, попросил было подождать, но Капитан вломился следом за ним в кабинет.

– Ты жив? – удивленно спросил Юрик, жестом отпуская дворецкого. – Что с лайнером?

– В Сингапуре. Ведутся мелкие ремонтные работы. А это что? – глянул Капитан на лежавшую на столике газету. Захват российского туристического лайнера пиратами… Как следует из статьи, судно уничтожено. Перечень убытков, ссылка на газету «Сингапур пост»… Уже, наверное, и в страховую компанию обратились?

– Обратились, – криво усмехнулся Юрик. – Знаешь, сука, сколько я из-за тебя потерял?

Слюсаренко внезапно выбросил в ударе руку. Капитан вовремя увернулся. Удары месили воздух. Капитан уходил от них. Вдруг Юрик остановился. Он выхватил из кармана пистолет. Капитан воспользовался перерывом в атаке, ударил Юрика ногой в лоб. Слюсаренко упал, но не выпустил оружие. Капитан нажал ему на болевую точку. Юрик выпустил пистолет, но левой рукой выхватил нож с выбрасывающимся лезвием. Моряк отпрянул и ударил ногой Юрика по кисти руки.

– Сейчас мои быки тебя на куски порежут, – захрипел Слюсаренко.

– Сейчас ты эту запись прослушаешь! – Капитан швырнул в кресло «обезрученного» хозяина. – Я сумел записать на диктофон нашу последнюю беседу с покойником Глуховым. Из нее видно, что ты стоял за спиной пиратов. Глухов был лишь шестеркой, подставным лицом.

– Кусочник низкий твой Глухов, – сказал Юрик, прослушав запись. – Потому и ему приготовил я могилку на дне морском.

Кто-то по-кошачьи поскребся у двери. Двадцатилетняя пассия Юрика или «матрёна», как он их называл. Кротко взглянула на Слюсаренко.

– Юрик, ты не забыл. Что у Гелия Лукьяновича парти? Пошли этого на х… – презрительно скользнула девка глазами по капитанскому мундиру.

– Тачка заложена, поезжай! А я подъеду, как с делом закончу, – велел ей Юрик.

– Конечно, я могу забрать запись, а тебя рыб кормить отправлю, – проводил Юрик взглядом «матрёну». – Но наверняка у тебя есть дубликат. Поэтому давай по-хорошему. Я тебе за пленочки пару миллионов подкину. Да не «деревянных», а «зеленых». Идет?

– Боюсь, что поздно, – ответил Капитан. – Вот копия допроса захваченного мною пирата – близкого друга Чана. Он говорит, что захват и уничтожение лайнера готовились и направлялись тобой. Вот также «Сингапур пост», опубликовавшая следственные материалы.

– Кто им позволил следственные материалы публиковать? – подскочил Юрик.

– Свободный мир! Другое отношение к прессе, другие права у прессы. Но не в этом дело. Дубликат пленки забрала у меня сингапурская полиция. Копии ее и всех следственных материалов она передала представителям страховой компании, где было застраховано судно. Эти ребятишки прибыли во Владивосток одним рейсом со мной.

– Это серьезно, – побледнел Юрик. – Там крутые парни. За те сто миллионов баксов, что я с них запросил по страховому полису, они меня даже в Антарктиде найдут. Сроком не отделаюсь. Если посадят меня на кол – можно считать, что я легкой смертью умер. Что же делать?

– Думай! – ответил Капитан, положил перед Юриком пистолет и вышел из кабинета.

Капитан не пошел по главной аллее. Он укрылся в саду, в который въезжали серебристые лимузины. Капитан увидел, как Юрик выглянул из окна, затем ушел в глубь кабинета откуда треснул выстрел.

7

Следующим утром Капитан зашел в бар ресторана «Арагви» – единственное место в городе, где подавали приличный кофе по-восточному. Всегда приветливый и словоохотливый армянин Андрюша молча поставил перед Капитаном чашку кофе и положил газету. Из траурной рамки скалился Юрик. «Несчастный случай оборвал жизнь крупного организатора промышленности и транспорта, туристического и банковского бизнеса Юрия Николаевича Слюсаренко», – прочел Капитан.

– Уже знаете? – плюхнулся рядом пьяненький журналист Пржешевский. – Чистил оружие и закатал себе в лоб. Бармен! Двести грамм коньяка!

– Не велено сегодня отпускать спиртное. Траур! Кофе могу подать, – ответил Андрюша.

– Кофе так кофе! – ухмыльнулся журналист.

Он вытащил из кармана плоскую бутылочку коньяка и сделал несколько глотков.

– Не желаете? – спросил он Капитана. – «Малый шлем», канадский, дерьмо!

– Я только по праздникам, а сегодня траур, – отказался Капитан. – Как ваши очерки о круизе?

– Не будет очерков. Пошел я сегодня к преемникам Юрия Николаевича за авансом… Ничего не надо, говорят, в круиз за наш счет прокатился – и ладно! Дали деньги на билет до Москвы, сказали: «Уезжай сегодня же! И ничего об этой поездке не публикуй! Не то все, что на тебя потратили, по суду вытащим». Так-то!

– Поздновато уже в аэропорт? – посмотрел на часы Капитан.

– Ничего вечерним поездом, плацкартным уеду.

Месяцем позже похоронили Машу Громову, умершую от только что открытой болезни «смертельная бактерия». Свою квартиру, деньги и машину она завещала Капитану.

В мае сорок пятого

Триллер

Берлин пал. Пахло весной, разлагавшимися трупами, гарью. Поблескивая только что полученным орденом Александра Невского, капитан Ананьев вошел в подъезд стилизованного под средневековый замок многоэтажного дома.

Ананьев начал воевать с октября сорок первого. Впервые понюхал пороха под Москвой младшим лейтенантом – переводчиком политотдела армии. С этим политотделом дошел до Берлина, обрастая сначала «кубарями», а позже звездочками на погонах. Отвоевал Ананьев неплохо – ни единой царапины, хотя лез в самые жаркие места. Поначалу это была лихость штатского человека, стремившегося доказать кадровым офицерам, что и он чего-то стоит. Со временем потребность рисковать стала неотъемлемой чертой его характера. Начальство критиковало Ананьева за ухарство, но высоко ценило сделанное им. Четыре ордена оттягивали гимнастерку капитана. «Александра Невского» он получил за Польшу – уговорил сдаться целую немецкую дивизию, попавшую в окружение. Знал Ананьев, что и за Берлин его представили к ордену и воинскому званию майор.

Не смотря на храбрость в бою и самостоятельность в суждениях, Ананьев умел приспособиться к причудам начальников политотдела. Четырех пережил он. Пережил капитан и трех боевых подруг: Лину, Лилю, Лену. Все они были замужними женщинами, знавшими, что и Ананьев женат. Все они погибли в разное время при разных обстоятельствах. Последняя – Лена – в апреле, на Зееловских высотах. Шальной осколок попал ей в переносицу.

Бог миловал Ананьева: он не видел смерти ни одной из подруг. По возвращению с задания его подводили к свежему холмику, увенчанному фанерной пирамидкой со звездочкой. Ананьев привык к смерти. Сам неоднократно был на волосок от нее, ежедневно видел гибель других. А сколько раз ему самому приходилось брать в руки автомат или выхватывать из кобуры пистолет – со счета сбился!

Ананьев недолго страдал после гибели подруг. К подтянутому щеголеватому офицеру всегда тянулись женщины, и он быстро находил замену. Главным условием было, чтобы имя новой подруги начиналось на «Л». Ведь дома его ждала жена Лия. Сейчас капитан «холостяковал». Работы на него свалилось много, а женщина с нужным именем ему не попадалась.

***

Начальник Ананьева – полковник Бершадский дал задание подыскать приличные квартиры в доме-замке, отведенном сотрудникам политотдела под жилье. Война пощадила здание – лишь несколько выбоин от пуль и осколков на стенах да пара разбитых окон.

В просторном холле первого этажа Ананьев и сопровождавший его ординарец Володя наткнулись на два женских трупа с изрезанными до неузнаваемости лицами: один побольше, другой поменьше. Хлопнула дверь привратницкой. Голая немка, прикрывшись каким-то тряпьем, поскуливая побежала на улицу. Следом за не вывалились старшина и ефрейтор. Ефрейтор залихватски засвистел вслед женщине, но осекся, заметив офицера.

– Так что, товарищ капитан, в соответствии с приказом полковника Бершадского несем охрану объекта. Следим, чтобы другие части дом не заняли. Имущество не разворовали, – доложил старшина.

– Убрали бы… – покосился Ананьев на трупы.

– С минуты на минуту обещали пленных прислать, убрать эту падлу, да вокруг дома мертвяков пособирать, – ответил старшина. – В доме надо будет еще почистить. Мы видели, что здание пустое – дальше первого этажа не смотрели. Здесь эсэсовские чинуши жили – давно разбежались. Этим вот – матери с дочкой не повезло. Танкисты тут гуляли. Их «тридцатьчетверку» за углом разбило… До нас еще зашли. Когда мы прибыли, эти фрау уже мертвые были.

– Где танкисты?

– Ушли свою часть. Хотя, стоп! Было их четверо, а ушли трое. Один где-то потерялся. Шибко хмельные были.

Четвертого танкиста нашли у черного входа. Он лежал ничком, схватившись за перерезанное горло. Рядом валялся эсэсовский кинжал с запекшейся кровью на клинке.

– Мать моя – женщина! – присвистнул старшина. – Тихонько зарезали…

– Вот что, старшина! Давай-ка его отсюда куда-подальше! – приказал Ананьев. – Протрезвятся танкисты, начнут друга искать. Найдут здесь – СМЕРШ с военной прокуратурой притащат. Тебе лишние геморои нужны? Мне тоже не нужны!

***

Ефрейтор с парой солдат завернули танкиста в портьеру и уволокли из дома. Ананьев со старшиной, Володей и пятью автоматчиками пошли осматривать здание. Старшина, прихвативший связку пронумерованных ключей, аккуратно открывал двери.