Стукач. Роман

– Более серьезные укрепления возведете своими силами под руководством армейских инженеров, – сказал командирам политработник с комиссарскими ромбами в петлицах. – Времени предостаточно. С Германией у нас договор о ненападении. Немцы ведут себя тактично. Провокациями не занимаются, словом, выполняют все пункты соглашения, подписанного товарищем Молотовым и немецким министром Риббентропом. Правда, на днях залетел к нам их летчик. Но пока соединились с нашей авиацией, пока прилетели наши «ястребки», его след простыл. Немцы сами к нам приехали, извинились, дескать молодой, неопытный пилот заблудился. Культурный все-таки народец!

Вечером в дощатом клубе показали фильм «Трактористы». Бойцы и командиры дружно хохотали над комическими выкрутасами артистов Алейникова и Андреева, восхищались красотой актрисы Ладыниной, игравшей главную женскую роль. Все хором подпевали прошедшую через весь фильм песню, с особым воодушевлением ее припев:

– Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход. Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, а первый маршал в бой нас поведет.

Радостно расходились после фильма по палаткам. Ведь, следующий день – двадцать второе июня приходился на воскресенье. А это значило, что не будут гонять по полосам препятствий, не будет политзанятий, зубрежки уставов, сборки разборки самозарядных винтовок Токарева, стрельб и прочих солдатских занятий. Может быть, даже отпустят в увольнительные, о коих никто не заикался во время службы в Забайкалье. Настроение изгадил Лифанов.

– Ваше отделение, товарищ Грищенко, несет боевое охранение объектов с трех тридцати до пяти тридцати утра! – объявил он.

А это значило: прощай самый крепкий, предрассветный сон. Мало того, сдал пост – будь любезен на физзарядку! Потом никто не даст спать: хоть лбом в стену колоти, но бодрствуй!

– Вот, гад! Опять в карман насрал! – ругнулся Миша.

Кольке достался пост на контрольно-пропускном пункте. С одной стороны, хорошо – начальник караула в домике рядом. С другой стороны, хрен прикорнешь! Весь на виду. Казаков слонялся вдоль ворот. Временами становился под грибок, опирался на его столб, чтобы дать отдых ногам. Наконец, на востоке появилась алая полоса. Восход! Значит совсем недолго стоять на посту. Вдруг из темноты, с запада послышался нараставший гул. Колька глянул в его сторону и обомлел. Летело множество самолетов, вмиг заслонивших утренние звезды. Боец бросился в караулку. Стукнул кулаком в дверь, из-за которой выглянул заспанный Изя.

– Товарищ, старший политрук! Немцы! Самолеты! Много! – выдохнул он.

– Отставить паникерство! Прекратить провокацию! – взвизгнул Изя и осекся: немецкие самолеты были уже над их головами.

Затем раздался жуткий вой, задрожала под ногами земля, встали над нею рыжие сполохи взрывов, за ними повис оглушающий грохот. Колька бросился на землю. Рядом упал старший политрук. Краем глаза боец видел, как в огромные костры превратились домики комсостава, столовая, баня, клуб. Заметались выскочившие из палаток в трусах и майках красноармейцы. Снова повисли вой и свист. Только уже не с верху, а с запада, с земли. Немецкая артиллерия обрушила огонь на лагерь. С рассветом огонь прекратился. Вдалеке слышались выстрелы, взрывы. Вела бой пограничная застава. Героизм ее бойцов позволил пехотинцам оправиться, найти оружие и одежду, подсчитать потери. Погиб весь командный состав полка, кроме начальника особого отдела. Складывали в ряд убитых. Это, разумеется, поручили отделению Грищенко. Преодолевая приступы рвоты волокли, подхватив за руки-за ноги тех, кто еще пару часов назад были товарищами по оружию, веселыми, балагурившими крепкими парнями, коим жить, да жить. Полковые врачи оперировали раненых. Начальник особого отдела – старший лейтенант госбезопасности Куроедов, прозванный Черным вороном, принял командование полком. Попытки связаться с более высоким начальством оказались безуспешными. Телефонная связь не работала, вероятно была перерезана немецкими диверсантами. Рации гитлеровцы глушили радиопомехами.

– Занять позиции! – приказал Куроедов, кивнув на развороченные окопы. – Будем держать оборону до прибытия подкреплений! Пока нет приказа об отступлении – ни шага назад! Паникеры, дезертиры, бойцы, попытавшиеся сдаться в плен, будут расстреливаться на месте преступления без суда и следствия!

– Надо бы послать кого-нибудь на заставу. Узнать, что там? – предложил командир роты Скопцов.

– Я послал связистов найти повреждение в кабеле и соединить нас со штабом дивизии. Думаю, что мы имеем дело с элементарной провокацией.

– Ничего себе, провокация! – вырвалось у Скопцова.

– Разговорчики, товарищ капитан! Занимайте позиции. Как старший по званию – майор в переводе на армейские ранги – возлагаю на вас командование батальоном! Подумайте: кому принять вверенную вам роту?

– Старший политрук Гохфельд! Примите командование третьей ротой! Вашим заместителем назначается старшина Лифанов! Приступить к выполнению обязанностей!

– Взводных не нашлось? – ухмыльнулся Черный ворон.

– Никак, нет! Все взводные погибли во время бомбежки и артобстрела.

Подошли не весть откуда взявшиеся офицеры-артиллеристы.

– Командир артиллерийского дивизиона – майор Дарьин, – представился старший из них.

– Что же вы, товарищ майор, не подавили огонь немецких батарей?

– Демаскировали бы наши позиции и в несколько минут были бы уничтожены неприятелем. А маскировка у нас отменная. Даже тот фашистский летун, что на днях здесь кружился, не засек.

– Ну, нам сказали, что заблудился он по неопытности.

– Не думаю! Самолет был разведывательным. Просто высокое командование, избегая осложнений с немцами, приняло их объяснения. Орудия мы сохранили. Когда немцы попрут танками и пехотой, достойно их встретим.

Тем временем стрельба у границы стихла. По полю перед укреплениями приковыляли два раненых-перераненых пограничника.

– Что на заставе? – донесся до крутившегося возле командиров Кольки вопрос Куроедова.

– Нет больше заставы, товарищ старший лейтенант госбезопасности! Личный состав погиб. Командир отправил нас, как не способных носить оружие, в тыл. Приказал передать, что это – не провокация, а война!

– Провокация или война – не нам судить! Госпитальные палатки целы? Оказать бойцам медицинскую помощь! Ну а нам – пока ни шага назад!

Едва заняли позиции, пролетел немецкий самолет. На бреющем полете расстрелял пулеметчиков, засевших в том, что осталось от пулеметных гнезд. Раскидал какие-то бумажки. Оказались листовками. «Бойцы Красной Армии! – читали воины. – Убивайте большевиков-командиров и жидов-комиссаров! Сдавайтесь в плен! Только так вы сохраните ваши жизни. Вам будут созданы достойные условия содержания, а раненым оказана медицинская помощь. Помните: Великая Германия несет рабочим освобождение от коммунистического рабства, а крестьянам свободу от колхозов, вольное землепользование. Немецкий народ не является врагом русского народа. Он борется против кровавой диктатуры Сталина и его приспешников. Настоящая листовка -пропуск в германский плен».

– Немедленно сдать всю эту погань! – подлетели к бойцам Изя с Лифановым. – Вам, Казаков, особое приглашение?

– Да я, товарищ старшина, такую мерзость и в руки брать не стал, – соврал Колька, успевший вовремя припрятать в ботинок «на всякий случай» листовку. – Вон, сколько бумажек вокруг валяется! Без надобности они мне!

Потом немцы обрушили шквал огня на остатки летнего лагеря. Казалось, нет и не будет конца-краю вою, свисту, грохоту взрывов. Затем на поле из перелеска выкатились танки – немного. Рядом с ними катили танкетки с солдатами, мотоциклы. Черный ворон не утерпел. Будучи страстным охотником, как рассказывали про него, он решил пострелять. Приник к пулемету «максим». Рядом, «вторым номером» прикорнул Изя. Расправил пулеметную ленту. Куроедов направил длинную очередь по мотоциклистам. Попадали с седел, забились в колясках изрешеченные пулеметчики. Словно в детской игре принялись опрокидываться мотоциклы. Несколько мгновений и все они ткнулись в траву, вертя колесами в воздухе. Пара танков остановилась, направила пушки в сторону пулемета. Сначала один взрыв взметнул огонь и почву в сотне метров от позиции. Затем второй разметал то, что некогда было Изей с Черным вороном. Посыпались на позиции снаряды с других танков, потянулись очереди пулеметов с танкеток. Все вжались в землю. Колька оказался за спиной Лифанова. Он навел винтовку под левую лопатку старшины. За грохотом снарядов выстрела не услышали. Тем более, что красноармейцы палили по фашистам. Лифанов дернулся. По его гимнастерке расплылось кровавое пятно. Казаков увидел, как еще одна пуля вошла в спину ненавистного начальника. Тень метнулась к окопу, куда скатился убитый. Через несколько минут оттуда выскочил боец, в коем Колька узнал Васю Зайцева. У того в руке был серебряный портсигар старшины, а на запястье —наградные часы, которыми гордился Лифаныч.

– Кто смел – тот и съел! – хмыкнул Вася, доставая из кармана пачечку денег. – Вот, Лифанов оставил!

Зайцев отмусолил от пачки пару красных червонцев (двадцать рублей – авт.) – сумму невиданную колхозниками. Протянул Кольке.

– Премия за помощь в ликвидации гада ползучего. Но, ты не болтай. Не то нас обоих расстреляют. Донесешь втихаря – за собой к стенке потащу! Пока! – выпрыгнул из воронки Вася.

Внезапно огонь артиллерийского дивизиона обрушился на немецкие такни запылал один, второй, третий четвертый, пятый. Оставшаяся пара танков развернулась в надежде укрыться в перелеске подбили и их. Заодно разнесли три танкетки. Красноармейцы, словно на учениях, отстреливали бежавших к спасительным зарослям вражеских танкистов и пехотинцев с подбитых танкеток.

Фашисты предприняли еще одну атаку, предварительно накрыв орудийным огнем позиции артиллеристов. Те успели перетащить пушки и боеприпасы в другое место. Снова обрушили на врага нежданный огонь. Еще пять или шесть танков задымились на поле боя. Пехотинцев вновь расстреляли советские воины. Откуда-то из перелеска сначала что-то захрипело, затем послышался голос.

– Советские бойцы и командиры! – обращался неведомый собеседник по-русски. – Ваше сопротивление бесполезно! Вы окружены! Совсем немного времени и всех вас убьют. Не думаете о себе – подумайте о ваших семьях: родителях, женах, детях! Кто их будет кормить? Сталин? Не будет! Всех ваших родных и близких ждет голод, ждет прозябание. Сдавшись в плен, вы вернетесь домой после войны, а она закончится к осени, не позже. Поднимите свои хозяйства. Заживете счастливой, безбедной жизнью. Без колхозов, без ОГПУ, без подневольного труда на заводах…

Гулко ухнули советские пушки. С шипением полетели снаряды в перелесок, над которым взвились четыре рыжих сполоха, а затем огненный гриб.

– Молодцы! – выдохнул оказавшийся рядом с Колькой Скопцов. – На звук вражескую агитационную машину расстреляли! Что с Лифановым?

– Похоже, убит, – ответил Колька.

– Где Грищенко?

– Здесь, товарищ капитан! – свалился в воронку Мишка.

– Принимай роту! Больше командовать некому. Уцелевших особистов я поставил командовать батальонами. Хотя, дай Бог, чтобы от полка батальон остался. Пока держим оборону. Под покровом темноты – отступаем. Ротные разведчики живы?

– Никак, нет! Все полегли, товарищ капитан.

– Трех бойцов пошлите в разведку! Надо проверить: действительно ли мы окружены или эта мразь фашистская на фу-фу работает? Хочет нас запугать, чтобы мы в плен сдались.

– Казаков! Подберешь еще пару бойцов и по дороге пройдешь от полка два километра! – приказал Мишка.

– Три! – поправил Скопцов. – Смотреть внимательно! Действовать скрытно!

Колька подобрал своих, пензенских. Напросился и Вася Зайцев. Озираясь, пошли среди полей. Слова агитатора за сдачу в плен подействовали на Казакова, размышлявшего: