Эдуард I

Едва вышедшая из детского возраста Элеонора Прованская обещала стать поразительной красавицей. В сумрачный, дождливый и голодный Лондон она принесла с собой то светлое обаяние, которым отличаются обитатели средиземноморского побережья с его ярким ласковым солнцем, благодатным климатом и древней живой культурой. Английские хронисты писали о юной невесте своего короля с нескрываемым восторгом:

Прованский граф сосватал дочь за короля —
Элеонору, цвет нежнейший миндаля.
Не знала прежде красоты такой земля[8 - The Chronicle of Pierre de Langtoft / Ed. T. Wright / Vol. II. L., 1868. P. 134—35.].

Несмотря на удручающие жизненные перспективы для значительной части подданных, церемонию венчания Генри III постарался обставить со всей возможной пышностью. Она состоялась 14 января 1236 года в Кентербери. Проводил ее, в полном соответствии с высоким рангом вступавших в брак особ, сам примас всей Англии[7 - Примас (англ. primate) – титул епископа, имеющего старшинство перед всеми остальными епископами в какой-либо территориальной церкви и осуществляющего надзор над прочими священниками на подведомственной ему территории. Примасом всей Англии именуется архиепископ Кентерберийский, примасом Англии – архиепископ Йоркский.] Эдмунд Рич архиепископ Кентерберийский. После окончания церемонии молодожены в сопровождении многочисленной свиты направились в Вестминстер. Путь предстоял неблизкий – блестящей кавалькаде нужно было преодолеть около 100 километров, чтобы достичь пункта назначения.

Вестминстерский комплекс, в то время еще не поглощенный разросшимся Лондоном, а располагавшийся у юго-западной окраины столицы, состоял из нескольких зданий. Его основой был дворец, служивший главной королевской резиденцией и впоследствии основным местом сбора парламента, а также стоявшая в непосредственной близости от него церковь Святого Петра, обыкновенно именовавшаяся аббатством, где традиционно короновались английские монархи. В Вестминстере в день святых Фабиана и Себастиана[8 - Этот день празднуется 20 января.] – в тот год он пришелся на воскресенье – празднества, посвященные королевской свадьбе, продолжились.

Одновременно торжества шли и в самой столице. С раннего утра на лондонских улицах началась суета: «На праздник, посвященный свадебной церемонии, съехались знать, простолюдины обоих полов, множество служителей церкви, толпы черни, большое число лицедеев – гуляющих было столько, что даже такой обширный город, как Лондон, с трудом мог их вместить. Весь город был украшен шелковыми полотнищами и баннерами, венками и гобеленами, свечами и факелами, повсюду разыгрывались чудесные представления. Все улицы были очищены от грязи, нечистот, палок и прочего мусора. Горожане спешили навстречу королю и королеве в украшениях и красивых нарядах, соперничая друг с другом в резвости своих коней»[9 - Matthaei Parisiensis. Monachi Sancti Albani, Chronica Majora / Ed. H. R. Luard. Vol. III. L., 1876. P. 336—37.].

* * *

К моменту своей свадьбы король Генри III правил страной уже двадцатый год. Однако ничем выдающимся его царствование отмечено не было – как в хорошем, так и в плохом. Этим он отличался от своего отца, печально известного Джона Безземельного, который вошел в историю исключительно как король-неудачник, растерявший всю славу и большую часть наследия предков. В делах Генри привык полагаться на своих фаворитов и советников. С влиятельными придворными фракциями, естественным образом создавшимися при слабом правителе, ему до поры до времени удавалось ладить, не доводя дела до явного кризиса.

Генри III был беден по сравнению как со своими предшественниками, так и со своими основными соперниками. В частности, годовой доход Луи IX Французского почти в два раза превышал таковой у английского короля. Чтобы как-то пополнить казну, Генри вынужден был следовать принципу quid pro quo, что в данном случае означало политические уступки в обмен на согласие платить дополнительные налоги. Об этом ему каждый раз особо приходилось договариваться на расширенных советах, где присутствовала большая часть знати королевства. В свою очередь английские магнаты привыкли рассматривать встречи с королем как свое законное и освященное обычаем право высказывать критику в адрес политики монарха.

Начиная с 1236 года эти собрания получили официальное название «парламент», образованное, по всей вероятности, от старофранцузского parlement и закрепившееся в английском языке на века. Ничего общего с современными парламентами они не имели прежде всего в силу ограниченности представленных в них сословий. Надо заметить, что даже эти весьма скромные, недоразвитые, обладавшие крайне ограниченными полномочиями прототипы последующих парламентов постоянно отказывали Генри III в столь необходимых тому финансах и частенько не давали согласия на сбор дополнительных налогов. Сталкиваясь с упорным сопротивлением своих баронов[9 - Слово «барон» (англ. baron) в английском языке имеет несколько значений. С одной стороны, оно обозначает низший титул пэра, с другой – собирательно крупных вассалов короля. Именно во втором смысле слово «бароны», как правило, употребляется в этой книге, поскольку в первом значении в те времена чаще использовался термин «лорд».] любым попыткам ввести новые статьи налогообложения, король поневоле вынужден был выжимать доходы из других источников. Он залезал в карманы рыцарей, горожан и простолюдинов, что отнюдь не прибавляло ему популярности в средних и низших слоях английского общества.

Если в качестве правителя Генри III талантами, мягко говоря, не блистал, то человеком он был в целом неплохим, хотя порой его охватывали приступы необъяснимой жадности. Свою жену он несомненно любил, был с ней неизменно ласков и строго хранил ей верность. Король серьезно относился к исполнению своих супружеских обязанностей и за примерную семейную жизнь вскоре был вознагражден. В ночь с 17 на 18 июня 1239 года Элеонора Прованская родила в Вестминстерском дворце первенца – наследника английского престола.

Появление на свет законного продолжателя Анжуйской династии[10 - Анжуйская династия английских королей (англ. Angevins) вела свое происхождение от Жоффруа V графа д’Анжу, чьим правнуком был Генри III. Более известна как династия Плантагенетов (англ. Plantagenets).] стало для Генри III большим счастьем. Радостная весть молниеносно распространилась по дворцу и аббатству, клирики в королевской часовне затянули: «Christus vincit, Christus regnat, Christus imperat[11 - Слова из католического гимна «Королевские восхваления» (лат. Laudes Regi?): «Христос побеждает, Христос царствует, Христос владычествует».]». Новость быстро достигла Лондона, и в столице стихийно начался народный праздник. Гулянья с музыкой и танцами продолжались круглые сутки – ночью улицы освещались большими фонарями и факелами.

Посланники, отряженные королем к светским магнатам и прелатам с извещением о важном событии, в предвкушении богатых даров неслись к адресатам, не жалея коней. И по большей части предчувствие их не обманывало. Например, от престарелого Уильяма де Уоррена графа Саррейского, признанного лидера английской знати, вестник получил в награду земельное владение, дающее ежегодный доход в 10 фунтов стерлингов – по тем временам немало.

Всеобщее ликование было несколько омрачено очередным приступом королевской жадности. Генри III придирчиво осматривал каждый подарок, присланный ему знатными лордами, епископами и аббатами. Те дары, которые не казались ему достойными столь значимого события, он приказывал немедленно возвратить дарителю. Это оскорбительное действие непременно сопровождалось еще более оскорбительным требованием прислать взамен что-то более стоящее. Такое неподобающее королю поведение вызывало у одних англичан гнев, у других – насмешки. Один из придворных весьма остроумно заметил: «Господь нам этого младенца даровал, а король – продал»[10 - Matthaei Parisiensis. Monachi Sancti Albani, Chronica Majora / Ed. H. R. Luard. Vol. III. L., 1876. P. 540.].

На четвертый день после рождения малыш был крещен папским легатом Одоне ди Монферрато в присутствии Эдмунда Рича архиепископа Кентерберийского и воспринят из купели Роджером Найджером епископом Лондонским и Уолтером Моклерком епископом Карлайлским. На церемонии присутствовал цвет английской знати: младший брат короля Ричард граф Корнуоллский, могущественные магнаты Симон де Монфор граф Лестерский и Хамфри де Боэн граф Херефордский и Эссексский. Из прелатов на крещение были приглашены также Уильям де Рейли, епископ Нориджский, и Саймон Нормандец, архидиакон Нориджский. В некотором отдалении от светских и духовных магнатов стояли другие знатные лорды и леди.

* * *

Удивлению придворных не было границ, когда они узнали, какое имя король выбрал для сына. При дворе в ходу был французский язык, и семейная традиция Анжуйской династии, к которой принадлежали четыре последних короля, диктовала достаточно строгие правила наречения новых ее членов. Анжуйцы должны были давать своим отпрыскам имена на французский манер – Уильям, Ричард, Джон или Генри. Другими словами, они выбирали для детей английские аналоги распространенных за Ла-Маншем[12 - Ла-Манш (фр. la Manche) – французское название пролива, отделяющего Англию от континента. Англичане называют его Английским каналом (англ. English Channel).] имен Гийом, Ришар, Жан и Анри.

Совершенно неожиданно для всех Генри III пошел наперекор обычаям. Он заявил, что его сын будет носить имя Эдуард в честь Эдуарда Исповедника – аскета и рьяного защитника христианских добродетелей. Генри особо почитал этого святого и считал его покровителем королевской семьи, регулярно отмечая его праздник с большим размахом. О масштабах торжеств может свидетельствовать хотя бы такой факт: в эти дни помимо прочего он приказывал накормить до 100 тысяч бедняков.

Если для Анжуйской и предшествовавшей ей Нормандской династий подобный выбор имени действительно казался странным, то для англосаксонских королей, владевших этой страной до завоевания, он был вполне заурядным. Так звали нескольких представителей Уэссексской династии, правление которой в Англии пресек в 1066 году прапрапрадед Генри III Уинчестерского – нормандский герцог Гийом Бастард, ставший после захвата английского трона Уильямом I Завоевателем. В англосаксонские времена имя Эдуард было столь же привычным для ушей современников, сколь архаично оно звучало для жителей Англии середины XIII века.

Похоже, Генри III надеялся, что воскрешение славного имени поможет примирить его подданных, ибо простой народ имел англосаксонские корни, а знать целиком и полностью составили пришлые нормандские рыцари. Если это действительно было мыслью короля, то он стал первым правителем со времен нормандского завоевания, который пусть робко, но постарался уменьшить этническую пропасть между сословиями своего королевства. Впрочем, в языковом и культурном плане единым английский народ стал гораздо позже – при его правнуке Эдуарде III Виндзорском.

Как бы то ни было, но англосаксонские подданные короля Генри III именно так поняли намерения короля и в полной мере оценили его смелый шаг. Описывая родословную своего будущего повелителя, пребывавшего еще в колыбели, они с величайшей охотой пренебрегали мужской линией, ведущей к нормандским герцогам-завоевателям, и подробно углублялись в описание линии женской, которая напрямую выводила их к королям-англосаксам. Выглядело это так: «Элеонора, королева Англии, родила в 14-й день до июльских календ старшего сына Эдуарда, чьим отцом был Генри, чьим отцом был Джон, чьим отцом был Генри, чьей матерью была Матильда-императрица, чьей матерью была Матильда королева Англии, чьей матерью была Маргарет королева Шотландии, чьим отцом был Эдуард, чьим отцом был Эдмунд Железнобокий, который был сыном Этельреда, который был сыном Эдгара, который был сыном Эдмунда, который был сыном Эдуарда Старшего, который был сыном Альфреда»[11 - The Chronicle of Florence of Worcester / Tr. T. Forester. L., 1854. P. 321—22.].

Простолюдины хотели верить в то, что после 150 лет жестокого угнетения англосаксонского населения горсткой пришлых чужаков-нормандцев у власти оказался, наконец, правитель, не просто родившийся на английской земле, в Уинчестере, не только всю жизнь проживший в Англии, но и считающий английский народ своим, а себя – в первую очередь королем Англии, а не герцогом Нормандским или Аквитанским. Правда, приверженность своей стране Генри III демонстрировал не во всем. В серьезных делах он во многом полагался на доверенных советников, которые в подавляющем большинстве были иноземцами.

Поэтому на маленького принца англичане возлагали еще большие надежды. Они верили, что Эдуард продолжит дело своего отца, но при этом станет проводить самостоятельную политику и не будет столь подвержен влиянию ближайшего окружения, заботившегося в первую очередь о своем благе, а не о процветании королевства.

* * *

Когда родился принц Эдуард, главным королевским фаворитом был Симон де Монфор – весьма примечательная фигура во многих отношениях. Он был отпрыском древнейшего французского знатного рода, младшим сыном знаменитого военачальника Симона IV сеньора де Монфор-Л’Амори. Симон IV участвовал в Четвертом крестовом походе, закончившемся вместо освобождения от неверных Иерусалима взятием и разграблением вполне христианского Константинополя. Еще более громкую известность по всей Европе он приобрел после того, как жестоко подавил катарскую ересь в Лангедоке. Его войска уничтожили множество альбигойцев и наголову разбили в битве при Мюре превосходящую по численности армию Педро II Католика короля Арагона, прибывшего на помощь своему вассалу и зятю Раймону VI графу де Тулуза, покровительствовавшему катарам. Сеньор де Монфор-Л’Амори безжалостно разорил Окситанию, но сумел вернуть ее в подчинение французской короне, а сам присвоил графство Тулузское по праву завоевания.

Все интересы Симона де Монфора ограничивались исключительно Францией. С Англией его связывало лишь то, что от матери он унаследовал титул графа Лестерского. А вот его младший сын, как и отец, носивший имя Симон, предпочел искать счастья именно в Англии, куда прибыл в 1230 году в двадцатидвухлетнем возрасте. Симон V был харизматичен, умен и крайне амбициозен. Ему легко удалось завоевать уважение и дружбу Генри III, которого весьма впечатлили дипломатические и военные таланты нового приятеля, его несомненный литературный дар, а также крайний религиозный фанатизм. Очарованный Симоном де Монфором, король не замечал или не хотел замечать у своего фаворита главного недостатка, затмевавшего все многочисленные достоинства. Француз представлял собой тот тип рыцаря, который верил только в силу меча и интриг, отдавая безусловный приоритет личным амбициям перед любыми другими соображениями, включая государственные.

В январе 1238 года Симон женился на сестре короля Элеоноре, а в апреле следующего года унаследовал титул графа Лестерского после того, как от него отказался его старший брат Амори. Казалось бы, ничто не в состоянии было поколебать дружбу между королем и его фаворитом, набиравшим все больший вес при дворе.

Когда в начале августа 1239 года в отношениях Генри III и Симона де Монфора появилась трещина, то у многих родилась надежда, что король все-таки в состоянии побороть свою фатальную зависимость от доверенных советников и править самостоятельно – а подрастающий наследник престола, достигнув сознательного возраста, будет иметь перед глазами достойный пример государственного управления. Что же произошло между Генри III и графом Лестерским?

На сороковой день после рождения принца Эдуарда король и фаворит вместе отстояли торжественную церковную службу, проведенную в ознаменование очищения королевы после родов. И сразу же по окончании службы между ними разразилась крупная ссора. Виноват во всем был самоуверенный Симон де Монфор, который несколько переоценил свое влияние на короля. Он осмелился представить монарха в качестве поручителя, когда одалживал у Тома II Савойского графа Фландрского две тысячи фунтов. При этом граф Лестерский не удосужился испросить согласие у самого Генри III. Тот, естественно, впал в ярость. Помимо законных упреков в финансовых махинациях, в запале он обвинил Монфора еще и в совершенно фантастическом преступлении – в совращении своей сестры Элеоноры до брака.

Король не шутя пригрозил фавориту заточением в лондонский Тауэр. Его гнев был столь силен, что Симон решил не испытывать судьбу и на время исчезнуть из Англии, благо подвернулся удобный предлог, позволивший замаскировать бегство и сохранить лицо. Монфор присоединился к так называемому Крестовому походу баронов в Палестину 1239–1241 годов, вступив в отряд королевского брата Ричарда графа Корнуоллского.

К тому времени, когда поход в Святую землю закончился и граф Лестерский вернулся с Востока, Генри III несколько успокоился, и они помирились. Таким образом, на самой возможности обретения королем самостоятельности был снова поставлен крест – по крайней мере, на достаточно продолжительное время.

* * *

Детство Эдуарда прошло в основном в Виндзорском замке – главной резиденции английских монархов с начала XII столетия, когда Англией правил Генри I Боклерк. Замок стоял в 40 километрах к западу от Лондона на правом берегу Темзы, которая в том месте достаточно узка и не производит столь величественного впечатления, как в столице.

Королевские отпрыски, как правило, недолго наслаждались компанией своих родителей. Не стал исключением и Эдуард – уже в августе 1239 года его переселили в собственные апартаменты, которые находились там же, в Виндзоре. Королева сына грудью, естественно, не кормила – у знатных дам это было не принято. К мальчику отец велел приставить двух кормилиц – Элис и Сару.

Едва Эдуарду исполнилось три года, у него появились наставники – Уильям Бран и Хью Гиффард Бойтонский. Гиффард был известным судьей, весьма искушенным в правовых вопросах. По общему мнению, он отличался честностью и набожностью, за каковые качества король и почтил его своим высоким доверием. Кроме того, Генри III решил, что в числе придворных сына должны обязательно состоять дети, с которыми принц мог бы общаться – причем не сверстники, а мальчики чуть постарше, чтобы он невольно тянулся за ними в своем развитии. Одним из наперсников наследника стал его двоюродный брат – семилетний Генри Алеманский, сын Ричарда графа Корнуоллского. Другие имели куда более низкое происхождение: это были Джеймс, сын королевского придворного Николаса де Молса, а также сыновья Феррана, бывшего арбалетчика королевской охраны.

Хотя формально Эдуард жил отдельно от родителей, король лично следил за тем, чтобы ни сын, ни его свита ни в чем не нуждались, скрупулезно вникая во все мелочи. В мае 1242 года он издал такое распоряжение: «Приказываем камергеру в Лондоне, чтобы вина из королевских запасов были доставлены констеблю Виндзора – две бочки изысканного вина для надобностей Эдуарда, сына короля»[12 - Close Rolls of the Reign of Henry III, 1237–1242. Nendeln, 1970. P. 442.]. Естественно, что вино в таких количествах предназначалось больше для взрослых из свиты наследника, чем для трехлетнего мальчика. Впрочем, в те времена оно представляло для детского организма куда меньшую опасность, чем обычная питьевая вода, которая в обязательном порядке разбавлялась вином – в разумных количествах, естественно – для дезинфекции.

Двух бочек хватило двору принца на пять месяцев, ибо в октябре король снова озаботился этим вопросом. Констебль[13 - Констебль (англ. constable) – термин в средневековой Англии многозначный. Констебль – должностное лицо, обязанное следить за порядком в городе и на дорогах. Констебль замка – военно-административная должность коменданта, управляющего замком на время отсутствия в нем хозяина.] Виндзора получил от него следующее распоряжение: «Поскольку король слышал, что королевские дети, в королевском замке пребывающие, не имеют доброго вина для питья, приказываем нашему констеблю замка Виндзор, чтобы для их надобностей он доставил им две бочки лучшего королевского вина, которое есть в башне вышеуказанного замка – сначала одну, затем вторую»[13 - Close Rolls of the Reign of Henry III, 1237–1242. Nendeln, 1970. P. 476.].

Поначалу Генри III оплачивал содержание свиты сына и услуги его воспитателей из собственного кармана, но уже в 1244 году принял другое решение. Он пожаловал Эдуарду манор Тикхилл в Йоркшире, а также передал ему доходы от вакантного в то время епископства Чичестерского. И с этого момента все основные расходы легли на плечи казначея принца. Впрочем, Генри все время старался сделать горячо любимому сыну какой-нибудь приятный сюрприз – то прислать к его столу миноги, то подарить роскошный плащ, отороченный мехом.

Король был крайне озабочен слабым здоровьем Эдуарда, поэтому всячески старался приучить его к свежему воздуху и физическим упражнениям. Невзирая на то, что возраст не позволял мальчику самостоятельно ездить верхом, король нашел выход и приказал изготовить для него специальное двухместное седло. Генри III не уставал напоминать воспитателям, что принц с раннего детства должен привыкать к коню, расти крепким и здоровым, ибо ему предстояло не только нести тяжелейшее бремя власти, но и командовать войсками, подавая пример выносливости своим солдатам.

Однако несмотря на все усилия отца крепким здоровьем Эдуард похвастаться не мог. В июне 1246 года он вместе с родителями отправился в знаменитое цистерцианское аббатство Бьюли, которое пользовалось особым покровительством английских королей, начиная с Джона Безземельного. В то время монастырь, расположенный в самом сердце обширного лесного массива, носил поэтическое имя Bellus Locus Regis – «Прекрасное королевское место».

Генри III предпринял это путешествие, желая присутствовать на церемонии освящения новой церкви, строительство которой продолжалось более 40 лет и было только что закончено. Церковь представляла собой огромное крестообразное в плане сооружение в стиле ранней готики, ее проект создавался под ощутимым влиянием французских цистерцианских аббатств Сито, Бонпор и Клерво. Шпиль собора вздымался в высоту на 102 метра[14 - Церковь аббатства была разрушена по приказу «доброго короля» Генри VIII Тюдора во время инициированной им секуляризации монастырей.].

Впервые в своей жизни Эдуард тяжело заболел именно тут. Королева Элеонора Прованская настояла, чтобы все, включая семью и свиту, оставались в аббатстве до тех пор, пока мальчик окончательно не поправится. Полное выздоровление заняло целых три недели, после чего блестящая кавалькада отправилась в обратный путь и без приключений вернулась в Виндзор. В этом же году скончался один из наставников Эдуарда – Хью Гиффард Бойтонский, человек высокой морали и учености. Несмотря на юный возраст своего подопечного, он сумел внушить ему уважение к праву, которое впоследствии вылилось у Эдуарда в стремление упорядочить законодательство и установить единые порядки по всей стране.

Новым наставником наследника престола стал рыцарь из королевской свиты – сэр Бартоломью де Пеш. Перед ним Генри III поставил несколько иные задачи. Сэр Бартоломью должен был открыть мальчику мир за стенами дворца и всерьез заняться его физическим развитием. Считалось, что именно с семилетнего возраста следовало начинать приобщение к рыцарским премудростям. Эдуард под руководством нового наставника учился управлять конем, постигал тонкости псовой и соколиной охоты. Сэр Бартоломью учил его владению мечом, луком и кинжалом. По-видимому, успехи принца радовали наставника, ибо Генри III вскоре издал указ, позволяющий Эдуарду охотиться в лесах, окружавших Виндзор. Хотя король содержал охотничьих собак и ловчих птиц, но они предназначались для увеселения его свиты. Сам Генри не питал особой любви к охоте и старался избегать участия в ней, однако всемерно поощрял увлечение ею сына.

Усиленные физические упражнения не уберегли принца, и в 1247 году он вновь тяжело заболел. Приставленные к наследнику престола доктора Александр и Томас отнеслись к его недугу крайне серьезно, чего не скрыли и от короля. Генри III даже опасался, что наследник престола может умереть. Хронист писал: «В ночь на святого Михаила[15 - Михайлов день (англ. Michaelmas) – день святых Михаила, Гавриила и Рафаила, празднуется 29 сентября. Этот день в средневековой Англии отмечал конец сельскохозяйственного года, когда урожай уже был собран, а бейлифы и чиновники короны на местах подсчитывали расходы и доходы.] заболел Эдуард, первородный сын и наследник государя короля. И написал государь король всем священникам, которые находились в окрестностях Лондона, где заболел упомянутый Эдуард, чтобы они с усердием вознесли молитвы за выздоровление ребенка. И помимо других написал он, в частности, аббату и конвенту Сент-Олбенса, чтобы они отслужили мессы, и все монахи участвовали бы в торжественном пении, и первая была бы за святого Альбана, а вторая – за болящего, а именно: “Всемогущий вечный Боже, верующих вечное спасение…”[16 - Молитва об исцелении больных.] И милостью Господней здоровье ребенка было восстановлено»[14 - Matthaei Parisiensis. Monachi Sancti Albani, Chronica Majora / Ed. H. R. Luard. Vol. IV. L., 1877. P. 639.].

После выздоровления Эдуард возобновил конные прогулки, упражнения с оружием и выезды на охоту, к которой он пристрастился. Это шло ему на пользу, здоровье принца постепенно укреплялось.

* * *

Отношения между Англией и Францией по-прежнему оставались неурегулированными: английский король требовал возврата Нормандии и отвоеванной у него части Аквитании, а французский король предпочитал никак на не реагировать на эти демарши. Он до такой степени был удовлетворен течением дел в Аквитании, что не беспокоился даже по поводу того, что Генри III все еще не принес ему вассальную присягу. Луи IX полагал, что вся Гасконь[17 - В XIII веке термины «Аквитания», «Гиень» и «Гасконь» были фактически синонимами и обозначали владения английской короны на юго-западе Франции. Однако Гасконь на деле составляла лишь южную часть Аквитании, пусть и значительную по размеру. Названия «Гасконь» и «Аквитания» чаще использовались англичанами, «Гиень» – французами.] вот-вот может отложиться от своего английского сеньора. После катастрофического провала экспедиции 1243 года, предпринятой для освобождения герцогства от французов, власть английского короля, носившего одновременно титул герцога Аквитанского, признавали только территории между Дордонью и Пиренеями. При этом у него было поразительно мало рычагов влияния на своих вассалов. Вся реальная власть находилась в руках гасконских магнатов, чьи отношения с верховным сеньором, пребывавшим далеко за морем, были весьма формальными.

Слабые сенешали, назначаемые королем, не обладали достаточными полномочиями для наведения порядка. Местные сеньоры вели себя крайне независимо, они грабили торговцев и с упоением предавались междоусобным войнам. Столицу герцогства Бордо раздирала вражда могущественных семейств Солер и Колом. В Байонне кланов, борющихся за муниципальные должности, было еще больше. К остаткам Аквитании тянули жадные руки соседние государи. Трувер[18 - Трувер (фр. trouv?re) – поэт и музыкант в XII–XIII веках, писавший свои произведения на северофранцузском диалекте – языке «ойль» (langue d’o?l), в котором «да» произносилось как oil в отличие от южного oc (поэтому юг Франции называли Лангедоком). Труверы – северный вариант окситанских трубадуров.] Теобальд IV граф Шампанский, носивший также корону Наварры, жаждал присоединить к своим владениям долину Адура. Фернандо III, король Кастилии, и Хайме I, король Арагона, по мелочам размениваться не собирались и претендовали на всю Гасконь целиком. Судьба герцогства висела на волоске.

Королевский ордонанс о передаче Эдуарду Аквитании вместе с островом Олерон был выпущен 30 сентября 1249 года – через три месяца после достижения наследником престола десятилетнего возраста. Однако никаких фактических властных полномочий принц не получил. Более того, король не пожаловал ему даже титула, связанного с новым владением – другими словами, герцогом Аквитанским Эдуард не стал.

Это, конечно, неудивительно – нельзя же было всерьез надеяться, что десятилетний мальчик сможет справиться с комплексом запутанных проблем и успешно управлять отдаленным герцогством, погруженным в перманентную смуту. Вопрос в другом – зачем королю вообще понадобилось вмешивать в это дело принца, если всеми делами на английских территориях в юго-западной Франции уже ворочал не кто иной, как его давний друг и советник Симон де Монфор? Граф Лестерский находился на континенте в качестве королевского наместника с весны 1248 года. Он был назначен на этот пост на семилетний срок и получил обширные полномочия во всем, что касалось управления герцогством и защиты интересов Англии от многочисленных внешних и внутренних угроз.