Юношество, зрелость и прочее

Я вскочил с нар, с тоской отрываясь от пирожков, и увидел перед собой командира части. В руках он держал мой журнал, конфискованный только что у соседей-авторотовцев. В дверях, весь белый, стоял дежурный по караулу.

Вкус повидла моментально исчез из моих воспоминаний.

– Арестованный в дисциплинарном порядке младший сержант Фёдоров, – вытянувшись по струнке, отрапортовал я.

Брови командира части удивлённо поползли вверх.

– Первый раз в этом помещении мне кто-то по уставу отвечает, – проворчал он и добавил: – Тоже художественные книжки читаете? Развели тут беллетристику.

Абузяров шагнул к нарам. Наклонился к стопке книг, которая мне служила подушкой.

Самой верхней книгой оказался учебник сержанта. Полковник повертел его в руках, хотел что-то сказать, но не стал. Отложил в сторону.

Следующей книгой лежал том из собрания сочинений В. И. Ленина.

– А Ленин вам тут зачем? – удивился полковник.

– Занимаюсь, – отчеканил я.

В тесной камере мой голос звучал звонко и громко.

– В каком смысле занимаетесь? – Абузяров пристально уставился на меня.

– Меня завтра выпускают, – глядя чуть поверх головы страшного начальника, продолжил я, – а в пятницу политзанятия. Я готовлю доклад по работе Владимира Ильича. Апрельские тезисы.

– Да? – удивился полковник. – И что там интересного в этих апрельских тезисах?

– Они написаны после Февральской революции, и в них даны установки к подготовке свержения Временного правительства, – бодро начал я.

– Достаточно, – прервал меня полковник, – а за что вас арестовали?

– За нарушение формы одежды, – отрапортовал я, – верхний крючок был расстёгнут.

– Сколько дали? – поинтересовался полковник.

– Двое суток ареста, – ответил я.

– За крючок? – уточнил Абузяров.

– Так точно, – подтвердил я.

– Отдыхайте, товарищ младший сержант, – полковник по-отечески положил мне руку на плечо, постоял и вышел.

Двери захлопнулись.

– Из какой он роты? – услышал я голос грозного полковника.

– Из первой, – ответили ему.

Шаги в коридоре затихли. Хлопнула входная дверь. Проверка покатилась дальше.

Мы с авторотовцами покурили в замочные скважины, и я улегся спать. Им за мой журнал с антиармейской повестью командир части влепил ещё дополнительные сутки ареста.

Утром Абузяров вызвал нашего командира роты. Майор Васильев на негнущихся ногах прибыл в штаб. Где получил по полной.

– Что у вас происходит?! – орал Абузяров на посеревшего от страха ротного. – У вас сержанты в камере работы Ленина изучают. Вы вообще, что ли, с катушек съехали? Ещё раз подобное увижу – сами в камере будете апрельские тезисы учить. По пунктам.

Ротный потел, ел глазами начальство и в душе проклинал меня, молодого замполита и всю свою службу.

А меня выпустили после обеда. Распахнулась дверь. Я сложил шинель. Забросил в вещмешок книжки и потопал на выход. Остатки сигарет я великодушно оставил троим неудачникам из автороты.

Вышел. Светило солнце. Небо было безумно голубым и бездонным.

Я никогда больше не видел такое красивое небо.

Двое суток в тесном и мрачном помещении дали о себе знать.

Краски были яркие. Воздух свеж. Пахло масляной краской и цветами.

Со стороны плаца были слышны звуки марширующего взвода.

До приказа оставалось ровно сто дней.

Национальный вопрос

Срочную службу я проходил в Воронежской области. Ещё при Советском Союзе. 1985-1987 годы. Осенний призыв.

В первой учебной роте, располагавшейся на четвёртом этаже панельного здания, служили представители всех наших многонациональных республик. Грузины, армяне, украинцы, татары, узбеки, казахи… Не было почему-то евреев.

Последние полгода я служил заместителем командира взвода. Воспитан я был, как было положено в то время, интернационалистом и не делал различия между людьми разной национальности. Для меня все были советскими людьми.

В тот сентябрьский денёк у нашего взвода проходили занятия по устройству изделия 6944. Собственно, в учебной части, где я в то время служил, и готовили механиков-водителей на различные машины. Начиная от мазов и заканчивая устройствами с четырёхзначными номерами.

Наша машинка была в длину 11 метров, и в боевых частях на ней стояли ракеты средней дальности. С ядерной боеголовкой.

И вот чтобы не опрокинуть эту ядерную боеголовку в кювет, а довезти её до точки пуска, наш взвод и изучал машину.

Командиры отделений были в карауле. Из сержантов остался только я.

А тут ещё и командир взвода, пряча глаза, заявил, что ему куда-то срочно надо.

– Фёдоров, – сказал он, – мне нужно отойти на пару часиков. Или больше. В общем, остаёшься за старшего.

– А если кто с проверкой придёт? – задал я резонный вопрос.

– Скажешь, что меня в штаб вызвали, – ответил взводный, – а сам гонца в библиотеку пошлёшь. Я там буду.

– Есть послать гонца, – вытянулся я. – Разрешите приступить к практическим занятиям по изучению устройства шасси?