Аконитовые грёзы

– Ты надеялся и до конца сущего проходить неназванным, – вдруг желчно заметил Ияр. Улыбка спала с моего лица, я сощурился, глядя на своего собеседника. – Ходят слухи, что тебя прокляла колдунья, Всадница Смерти. Что нарекла тебя именем, и что теперь ты пытаешься обратить ее магию вспять. Наслышан о твоих попытках снять заклятие Всадницы, – Ияр уколол в ответ, и в газах его блеснул привычный плотоядный огонь. Я стиснул зубы, – о жертвах, что приносишь в бесчисленном количестве, лишь бы избавиться от имени. Скажи, Хаос, неужели за тысячу лет не устал от обезличенных обращений? Разве не ощутил себя более живым? Как она тебя нарекла? Корвусом?

Вихрь ветра пронесся по Заведению.

– Ты напряжен, дружище, и позволяешь себе непозволительную дерзость, – ответил дракону предостерегающе тихо. – Не переживай, я помогу тебе избавиться от тяжести, – и хлестко щелкнул пальцами. Воздушный поток сформировался в фантом, быстро принимающий форму. Вот уже прозрачные ткани застелились по точеным изгибам фигуры, морок провел тонкими длинными пальцами по бедрам, подтянутому животу, аккуратной груди; и окончательно преобразился в Адель, что томно смотрела на Ияра. Она потянулась к мужчине, но, рассмеявшись, тряхнула волосами и села на мои колени, принимаясь ластиться, как кошка, и легкая вуаль на ее плечах совершенно бесстыдно открывала взгляду юную красоту девушки. Я провел пальцами по ложбинке меж ее грудей и выше, к шее. Сжал ладонь под ее челюстью, скользнул большим пальцем по пухлым податливым губам; бросил взгляд на бледного замершего Ияра. Аура дракона стала чуть холоднее, темнее. Фантомная Адель тем временем перехватила мой палец губами и, прикрыв глаза, принялась посасывать его, скользя влажным языком по фаланге и тихо постанывая.

– Прекрати, – твердо проговорил Ияр, однако оставаясь на месте.

– Зачем? Разве это не выглядит чарующе? – и я, шлепнув девушку по бедру, подтолкнул ее к дракону. – Но еще слаще забываться в этих грезах. Они сладки и горячи, Ияр, и знают твои желания лучше тебя самого.

– Это не более, чем иллюзия. Твоя иллюзия, опороченная и извращенная, создания лишь для того, чтобы вызывать сумбур в голове и на сердце.

– Так насладись этим хаосом, – сказал я, поднимаясь, пока Ияр пытался перехватить развязывающие пояс брюк руки опустившегося пред ним на колени фантома. Увы, призрачная Адель могла стать физически им ощутимой лишь в том случае, если он принимал и вступал в ее развратную игру. – Позволь ей подарить тебя сладкую ночь. За счет Заведения, – и также круто развернулся, покидая сепарэ.

– Князь! – услышал я за своей спиной хрипловатый оклик Ияра. Обернулся, видя, как ладони Адель скользнули под рубашку дракона, а губы оставляли влажную дорожку поцелуев на животе. – Убери свои мороки.

– Ты ведь сам того не хочешь, – искривил я губы в усмешке. Светлое свечение от мужчины густело тьмой, и плечи фантома стали физически ощутимы под сжимающими их ладонями древней сущности. – Позволь яду Венеры отравить твой разум без остатка.

Я вышел из сепарэ, и в тот же миг улыбка сошла с моего лица.

Тысячелетия прошли, а Ияр не изменял себе – все так же самодоволен, все продолжает играть драматические роли, – и тщетно пытался подчинить первозданную энергию разрушения; тратит ее понапрасну, сдерживая в оковах неподходящей ему плоти. А боле прочего противила его попытка уколоть меня; играть с огнем опасно, он может разгореться, и глупо, что дракон забывает эту простую истину.

В череде забытых воспоминаний скользнула Месопотамия, горящие города, охваченные кусающим небеса пламенем, и сладкий вкус людской паники на моих губах. Славные времена были; да и я был еще юн и горяч, полный ярости и стремления к бесцельным разрушениям… Но длительное пребывание в людском мире отравило вполне человеческими болезнями – тоска, усталость, ощущение времени, которое для людей существовало; нахождение в их клетке опротивело, божественный чертог не прельщал никогда, и лишь в Пустоте я нашел себе места, лишь в Нигде смог остаться.

Посетители Заведения покорно расступались, пропуская меня вперед, а я и не замечал многообразия публики вокруг; лишь в один миг замер, оглянулся нахмурившись – показалось буквально на секунду, что среди нежити и монстров мелькнул женский силуэт в алом плаще.

Незнакомка точно обернулась. Я не успел различить ее лица, но ярко сверкнула подвеска на ее шее; но тут же прошедший мимо кинокефал смахнул морок, и на месте, где только что красное пятно горело на фоне мрака Заведения, не осталось ничего, лишь стол, за которым пара ведьм играла на три последних вдоха.

Я тряхнул головой и, прокрутив трость, стремительно направился к себе. В груди загорелось. Видения. Даже в нашем мире ничего хорошего они не сулили. Особенно, когда являлись первозданным сущностям. Тем более, когда являлись первозданным сущностям.

– Князь! – Ноэ появился по правую руку внезапно и почтительно склонил голову. – Двенадцать земных ведьм, рожденных шестого числа каждого людского месяца, собраны.

– Уже? Прекрасно, – глянул на стригоя, что заложил руки за спину и важно вышагивал рядом; в лице его, которое он старался сохранить серьезным и невозмутимым, скользила юношеская радость. Я остановился, кладя ладонь на его плечо. – Ты быстро справился, хвалю.

– Покорнейшей благодарю, Князь! Почитаю за честь служить вам, – вновь поклон. – Прикажите подготовить к ритуалу?

– Как только завершится жатва, – ответил оглядываясь. Зацепился взглядом за сепарэ, где должен находиться Ияр. Да, было бы отлично, если бы истинная сущность дракона вырвалась и разгромила город; столько хаоса, столько энергии, которой можно насытиться, которую можно перенаправить в необходимое мне русло. – Хотя, повремени. Держи под присмотром, не давай повода бояться, мне нужно, чтобы их страх был свежим, острым, оглушающим… Одари очарованием, увлеки в соблазны; пускай остаются в Заведении и набираются сил, пускай забудутся здесь, пока мне не потребуются.

– Будет сделано в лучшем виде.

И после слов Ноэ я щёлкнул пальцами и, обратившись в воздушный вихрь, растворился в воздухе на сотую долю мига и тут же материализовался в покоях своего поместья. Тьма, ползущая по полу, пугливо расступилась, призраки растаяли.

– Приведите мне Циару. Сию секунду, – хрипло отчеканил в пустоту, скидывая на пол камзол.

Неспешно дошел до козетки, вальяжно развалился на ней, закидывая ногу на ногу, а руки – на спинку. Ощущал, как желваки перекатываются на щеках. Прикрыл глаза, прислушиваясь к себе, и внутренняя сущность ответила бесконечностью, рождением и смертью миров, кричащей тишиной и беззвучным коллапсом, взрывами звезд и первым стуком сердца… А затем ощутил, как женские ладони со спины легли на плечи, пальцы скользнули по груди, задевая многочисленные цепи на жилете. Не двинулся, когда горячее дыхание коснулось шеи за ухом, а теплые губы, задевая мочку уха, прошептали:

– Неужто сменил гнев на милость, сладкий?

– Осторожнее, Циара, – ответил холодно, продолжая недвижно сидеть с закрытыми глазами. – Мне не доставит труда сменить пешку.

Слышал, как сирена усмехнулась; как зашуршало платье, когда девушка обошла козетку и опустилась в подготовленное кресло напротив.

– И я скучала, Княже. Зачем позвал?

– Девчонка. Адель. Которую ты притащила в Заведение. Скажи ей, что я готов внести изменение в наш с ней договор; ей не нужно будет выполнять прежние условия, я дарую ей кровь за то, что она сможет вынудить Ияра скинуть оболочку. Если сможет вывести его на эмоцию, что освободит зверя, – я открыл глаза, упираясь взглядом в лицо Циары. – Время ей, пока песочные часы Ноэ не обронят последнюю песчинку.

– Почему ты не предложил это Адель сам? К чему посредник? – девушка чуть склонила голову на бок, обнажая белоснежную шею, на которой красовалась кружевная бархотка.

– Считаешь, что смеешь задавать мне вопросы?

– Каким мы стали злюкой, – сирена театрально надула губы. – Неужели до сих пор злишься из-за такой мелочи? Неужели готов забыть все те сладкие моменты, что мы провели вместе, из-за презабавной шутки? – я вскинул бровь, молча глядя на Циару. – Признай, Князь, это ведь был самый приятный просчет в твоей жизни. К тому же, ты ведь не злишься на Всадницу; а это было ее заклят…

– Молчи.

Всего мгновения хватит, чтобы вспомнить миг наречения. Покои. Нахождение на грани меж миром сущего и призрачного. Разгоряченное тело Циары – мое, принадлежащее лишь мне; покорное, податливое, – рваные движения, иступленные поцелуи. Прекрасная игра, которая нравится нам обоим… Ожерелье, похожее ни то на ошейник, ни то на цепь. "Князь, позволь надеть на твою шею? Хочу оседлать тебя и заставить задыхаться от моей близости". А игры занимательны, когда могут удивлять. Игры забавны, когда сильный игрок изображает покорность. И Циара надевает ошейник мне на шею. Щелчок замка, натянутая цепь. Быстрее, глубже; ее губы на моей шее… А затем – острая, всепоглощающая боль. Перед глазами мелькает вселенная, объятая огнем, и вспыхивающая золотом тьма черных глаз; внезапно пропадает воздух в легких, и чувствую, как от ошейника по телу змеится сильный яд, прожигающий кости, отравляющий энергию. Пытаюсь вырваться, пытаюсь заглушить, подчинить, разрушить – но смертельный могильный холод точно в камень обращает, и я слышу, как стонами из Циары рвутся слова: "Исполняя волю… Всадницы Смерти… Нарекаю… Тебя отныне и до скончания времен… Пока Страшный суд… Не обратит слова в прах… Корвусом…". Дрожащее тело сирены изгибается, она сжимает до боли мои плечи.

"Корвус".

Скривился, в который раз ругая себя за глупость – Всадница отравила ошейник своими чарами, и я по собственной глупости надел его на шею и позволил яду распространиться по своим жилам. Это не проклятие, не магический обед, не чары. Она словно перекроила меня изнутри. Нашла момент, когда я не буду ожидать подвоха и стану уязвим. Надела на меня наречение руками той, которой не опасался; впрочем, опрометчиво было и Циаре доверять. Она играла от скуки. Потеряв человеческую жизнь и очнувшись сиреной в Черных водах, ощутила силу. Возжелала большего. Забылась ею французская Фронда, исчезло из памяти прежнее имя. Лишь кулон в форме сердца, дарованный теткой-ведьмой, напоминал Циаре о прошлом… Поначалу сирена была во власти гнева и мести – частые эмоции людей, потерявших жизнь и ставших частью Межмирья, – но затем, упоенная новыми возможностями, Циара осознала, что нашла приют среди могущественных морских созданий, которые обитали в этих мрачных водах. Потопленница, обвиненная в ведьмовстве и сброшенная в бурные воды собственным суженым – может потому она так прониклась Адель, чьи легкие поглотил океан? За смятением пришло принятие, и нареченная Циара влилась в сумбурный Вакуум, наполненный такими же потерянными, искателями, дельцами, одиночками, отверженными и находящими. Она жадно училась. У травниц и ведьм, у шаманов и фокусников. Судьба привела Циару к стенам Заведения. Желание познать свою тьму заставляло ее остаться подле меня, вспыхнувшая страсть дурманила рассудок; но раз за разом она сбегала, отправлялась в плавание по непроглядно-черным глубинам, чтобы разыскать древнюю магию, способную исполнить ее желание. Сирена становилась все сильнее и увереннее, все независимей и хитрее. Я не мог злиться на нее за стремление играть теми, кто рядом, ибо, к чему лукавить, я сам в ней то и воспитал.

Я всегда был таким. Испытывающим удовольствие от своей силы и контроля над окружающими. Доводил прочих до крайности, играя с эмоциями и жадно наслаждаясь каждым манипулируемым движением. Ибо мир скушен. Статичен. Понятен и прост до пошлости и тошноты. А когда к тому же твоя жизнь непозволительно длинна, ничего и не остается, как искать себе праздных развлечений. Не существует ни верности, ни предательства; не существует уз и привязанностей, нам никто не может изменить, но нам не на кого и положиться. Мы все играем, и вопрос лишь в том, как к этому относиться и какие правила принимать.

А потому и мое стремление вернуть Циару в эту "незавершенную партию" лишь забава. Ведь будет иронично, как сначала она "помогала" Всаднице наречь меня, а теперь поспособствует снятию этого же имени? Меня веселит.

Так же, как в свое время веселило желание Циары привязать меня к себе. О, она желала этого не столько из-за своих чувств, сколько из стремления ощутить превосходство. Наше влечение друг к другу напоминало жажду, испепеляющее дерзновение. Мне нравилась ее строптивость и, пожалуй, сирене действительно удалось запомниться среди череды лиц и событий моего существования. Наши встречи были двусмысленными – я осознавал нарастающую зависимость от нее, но одновременно не мог отказаться от странного удовольствия, которое она мне приносила своими играми. Но мои действия всегда оставались более искусными и непредсказуемыми; тому удивляться тоже не приходилось.

– Отправляйся к Адель. Сообщи ей мое решение, да убеди, чтобы приняла новый вариант сделки.

– Ну, раз ты так просишь… Все равно собиралась заглянуть к ней. Передам твои слова.

– Убеди ее.

– И какова же будет оплата, Княже? Что я получу за свою услугу?

– Опыт.

Из груди Циары вырвался смешок:

– Опыт?

– Именно. Потренируешься в убеждении.

– Хорошо, – согласилась сирена даже слишком легко, следом понимаясь с кресла и театрально потягиваясь. – Но ты явишься в мой дом, когда придет и завершится следующая жатва. Хочу побыть с тобой наедине, без приставучих призраков, теней и фантомов, обитающих в твоем доме. – Я, не скрывая любопытства, следил, как она затем неторопливо подошла, дотронулась до моей щеки острыми темными ногтями. – Корвус, – томно протянула сирена, и голос ее был мягким, но неясным, словно поет дальний ветер, – я бы вырезала и съела твоё сердце, Князь. Как жаль, что его у тебя нет.

– Циара, единственное, зачем ты бы могла вырезать мое сердце – чтобы заполнить собственную пустоту в груди.

Звучный смех девушки прокатился по моему поместью, а сама сирена уже испарилась туманной дымкой, оставив за собой лишь сладко-дымный шлейф аромата ее кожи.

Глава 2