В городе белых ночей

С того дня я уже никогда в своей жизни не болел гриппом в настолько тяжёлой форме, чтобы пропускать занятия или не идти на работу. То же самое могу сказать о моих друзьях, участвовавших в проекте.

Успешное завершение испытаний наша компания отметила в лучшем заведении Ленинграда всех времён – плавучем ресторане "Кронверк" что с 1971 года был пришвартован к правому берегу Невы у Петропавловской крепости. Ресторан этот размещался в настоящей баркентине «Сириус», построенной в Турку, в 1947 году, в счет репараций, наложенных на Финляндию по условиям мирного договора.

После окончания Университета я восемь лет проработал в изыскательских партиях, в лесах, полях и болотных массивах. Обязательными были две прививки – от энцефалита и от столбняка. Прививки эти были специальные, очень дорогие и проходили в три этапа со значительными временными интервалами. Прививка от энцефалита, под левой лопаткой, до сих пор изредка побаливает, спустя сорок четыре года. Обе прививки имеют защитную силу до конца моей жизни.

Вирусология и санитарная эпидемиология в СССР в те годы, несомненно, были на высоте, по крайне мере в Ленинграде. Кроме гриппа не могу припомнить ни одного случая каких-либо инфекционных заболеваний в студенческой среде, даже пищевых отравлений, при том, что в общежитии мы жили довольно тесно – 4-5 человек в одной комнате площадью 20 квадратных метров, общие туалет и кухня на этаже.

К сожалению, достоверная научная информация о достижениях отечественной вирусологии всегда была и остаётся государственной тайной, наряду с правдивой информацией об эпидемиях.

Глава восьмая

Когда я перешёл на второй курс биофака Ленинградского государственного университета, у меня появилось желание и возможность пожить вне шумного студенческого общежития, на съёмной квартире. Лишних денег у меня не было, но двое моих друзей, которые сняли большую комнату в коммуналке, в центре Ленинграда, пригласили меня пожить с ними. Предложение было заманчивое. Общежитие биофака находилось в Старом Петергофе, это полтора часа езды до Университетской набережной, где мы учились, а от дома, где квартировали мои друзья – десять минут пешком. Предложение я принял.

Комната размещалась в знаменитом трёхэтажном особняке Голицыной на углу улиц Дзержинского (Гороховой) и Гоголя (малой Морской), известном как Дом Пиковой дамы. Построен он был в XVIII веке, неоднократно переходил от владельца к владельцу, надстраивался, обрастал флигелями, каменной оградой и даже садом.

Тем не менее, описанный А.С. Пушкиным, он и сегодня вполне узнаваем.

Сам Александр Сергеевич в 1832—1833 годах жил неподалеку и дом этот знал лично. Он снимал квартиру из 12 комнат, а также конюшню и сарай для экипажей на Гороховой улице, в доме № 14. Пушкин неоднократно бывал в особняке Голицыной, пока старая княгиня, недовольная его вольнодумными стихами, не отказалась его принимать.

По сей день можно видеть окна третьего этажа, где Пушкин «поселил» Лизу – воспитанницу старой графини из «Пиковой дамы». Внутри дома сохранились как парадная четырёхмаршевая лестница, так и боковая – винтовая, по которой в повести поднимается Герман.

Современный адрес дома – Гороховая 10. Улица Дзержинского была переименована обратно в Гороховую в 1991 году.

Комната, в которой мы жили, вполне соответствовала уровню петербургского особняка и была в хорошем состоянии. Период пребывания в ней для меня запомнился незаурядным событием, очевидцем которого мне довелось стать, а именно мощным разливом реки Невы, вызванным нагонной волной с Финского залива, что стало причиной серьёзного наводнения.

Случилось это осенью 1975 года, в ночь с 28 на 29 сентября.

28 сентября в 1975-м выпало на воскресенье. На следующий день, в понедельник 29 сентября, должно было состояться моё первое занятие на военной кафедре ЛГУ, которая располагалась через дорогу от биофака, в здании исторического факультета. Надлежало явиться туда чистым и опрятным, коротко подстриженным. Стричься мы не стали, тогдашние студенты причёскам уделяли особое внимание. Я готовился к неприятному разговору, но первое занятие на военной кафедре не состоялось. Природная стихия воспрепятствовала.

Наводнения в Петербурге-Ленинграде в большинстве случаев связаны с сильным, устойчивым ветром с Балтийского моря.

Не помню, как мы узнали или догадались о надвигающемся наводнении. Телевизор мы не смотрели, радио не слушали. Помню, как мы вышли на Дворцовую набережную к Зимнему дворцу (пять минут ходу от нашего дома). Была уже ночь. Народу на улицах не было видно, общественный транспорт не ходил. Дворцовый мост не был разведён, и мы пошли на него. Стояли на середине моста, откуда открывается потрясающая панорама исторического центра города, смотрели, как свинцового цвета речные волны бегут вверх по Неве. Хорошо было видно, как вода поднимается по стенам гранитной набережной стрелки Васильевского острова, и как она начинает разливаться вокруг зданий Кунсткамеры и Университета, куда мне предстояло на следующий день явиться.

Холодно не было, ветер был сильным, но не пронизывающим. Торжественное чувство причастности к чему-то необычному, великому заполняло душу. Вспоминались строки пушкинского “Медного всадника”, в котором было описано самое страшное наводнение в Петербурге, благо сам Всадник был на виду. Немного страшно стало, когда серая невская вода стала быстро подниматься под пролётом моста, всё ближе к нашим ногам. На мосту, кроме нас, никого не было.

Всё же мы решили дождаться развязки, увидеть наводнение в его полной красе. Когда вода хлынула на левый берег, мимо Зимнего дворца и пошла вверх по Невскому проспекту, мы поняли, что пора ретироваться. Благо тротуары ещё не были залиты водой, мы быстро добежали до дома. Вот так я окунулся в атмосферу сразу двух знаменитых поэм А. С. Пушкина на их исторических местах.

На следующий день мы узнали из газет, что это было пятое в истории города по высоте подъёма воды наводнение. К четырём часам утра 29 сентября 1975 года вода достигла максимума, поднявшись на 2 метра 70 сантиметров выше ординара по Кронштадскому футштоку. Вода залила Васильевский остров, Петроградскую сторону, Ждановский, Октябрьский районы, был затоплен Сестрорецк. Работа десяти крупных заводов была остановлены. Высокий уровень воды держался почти два часа. На станции метро «Горьковская» создалась аварийная ситуация – вода хлынула на станцию.

Васильевский остров был полностью покрыт водой. Подвальные помещения во многих районах затопило, материальный ущерб был значительный. Здание Двенадцати коллегий, где размещался мой родной биофак и соседнее здание истфака, где находилась военная кафедра ЛГУ, были закрыты, занятия отменены.

Никто во время наводнения не погиб, а в ленинградском зоопарке в эту ночь даже родился жирафёнок.

В конце 1980-х – в начале 1990-х в Ленинграде, а затем в Санкт-Петербурге развернулась острая дискуссия на тему нужны ли городу инженерные сооружения в Финском заливе для защиты его от нагонных наводнений. Существовала сильная оппозиция строительству дамбы в Финском заливе под предлогом неминуемой экологической катастрофы после завершения проекта. Строительство дамбы сильно затормозилось. Горячие головы даже требовали разобрать уже построенное.

В то время я уже был активным участником природоохранного движения, выступал в прессе, на телевидении. Строительство дамбы я поддержал, хотя это вредило моему реноме молодого, непримиримого, весьма перспективного активиста. Как специалист я прекрасно понимал, что дамба это единственный шанс защитить Ленинград-Санкт-Петербург от разрушительных наводнений, сила которых с годами нарастала по причине глобального потепления.

В 2011 году дамба была принята в эксплуатацию и в ноябре того же года доказала свою эффективность, приняв на себя удар очередного мощного наводнения. Сегодня уже никому не придёт в голову отрицать необходимость дамбы и её значение для Санкт-Петербурга.

Глава 9

После моего успешного завершения курса обучения в Ленинградском государственном университете и прохождения военных сборов, мне выдали диплом, присвоили звание лейтенанта артиллерии в запасе, и осенью 1979-го я приступил к работе в Ленинградском областном государственном проектном институте Севзапгипрозем, в должности инженера-почвоведа. Отдел наш размещался на втором этаже трёхэтажного здания по адресу: Исаакиевская площадь, 4, на восточном краю площади, у памятника императору Николаю I. До революции это здание принадлежало Министерству земледелия. При советской власти здание занимала академия ВАСХНИИЛ, в нём когда-то работал Николай Вавилов. Здание хорошо сохранилось, вплоть до бронзовых дверных ручек и дореволюционного лифта.

Устройство нашего отдела, по-видимому, также сохранялось с тех времён. Спартанская обстановка, ничего лишнего, никаких портретов и украшений. Канцелярские столы стояли в три ряда в ширину и глубину. В последнем ряду сидели – по центру начальник отдела, по правую и левую руку – начальники отрядов. Они наблюдали за подчинёнными. Большая комната была проходной в маленькую, женскую комнату, где уютно помещались наиболее опытные, немолодые сотрудницы. В первый год работы я ещё застал счёты и арифмометры, которые вскоре были заменены на калькуляторы. Отчёты писали от руки и отдавали в печать машинисткам. Оригиналы карт вычерчивали стальными перьями и тушью, работа утомительная и для зрения не очень полезная. Никто не унывал, ибо корпеть в четырёх стенах приходилось не очень долго, большую часть года мы проводили на свежем воздухе, в экспедициях.

Работа нашего отдела делилась на два сезона: полевой и камеральный. Мужчины предпочитали полевые работы, которые могли растянуться с мая до ноября.