Абсолютное оружие. Основы психологической войны и медиаманипулирования

В-третьих, разнообразие мнений не имеет цены для читателей, которые в действительности предпочитают знакомиться не с широким спектром, а с очень ограниченным набором мнений и интерпретаций, тяготея к точкам зрения, которые разделяют сами.

Психологические барьеры и когнитивные стереотипы ограничивают свободу мнений не менее, если не более эффективно, чем политические запреты и финансовое удушение.

Человеческая психика устроена таким образом, что люди склонны получать информацию прежде всего о том, что их интересует, и соглашаться с тем, что совпадает с их собственной точкой зрения. Если информация не представляет для людей интереса, они ее игнорируют или перетолковывают самым удивительным и даже фантасмагорическим образом.

Точно так же, сталкиваясь со взглядами, противоположными нашим, мы их игнорируем или доказываем их ошибочность, тем самым укрепляясь в собственной правоте. Чужое мнение способно повлиять на наше, быть нами воспринято и скорректировать наш взгляд лишь в случае, если расхождения между мнениями первоначально были не очень значительны и выглядели для нас приемлемыми (диапазон «приемлемости» в данном случае носит индивидуальный характер и определяется эмпирическим путем).

Правда – это то, с чем мы согласны. Тому, с чем мы не согласны, мы отказываем в праве считаться правдой.

Вот что из этого вытекает практически применительно к Сети. Некоторые из нас (и это незначительное меньшинство) действительно способны познакомиться с широким спектром мнений. Но при этом они всегда будут делить их на «разные мнения» и «правильное мнение», то бишь мое собственное. (Если, конечно, это не мониторинг Сети в силу профессиональных обязанностей, когда надо представить работодателю/заказчику безоценочный обзор основных точек зрения.)

Более того, мы неизбежно группируемся в Сети вокруг сайтов и блогов, посещаемых людьми с близкой к нашей позицией. И это вопрос в первую очередь психологического комфорта. Мы хотим быть в среде, где нас понимают, где нас не оскорбят и не обидят, где мы найдем единомышленников и окажемся среди своих. Другими словами, мы хотим быть в гетто.

Великая чудодейственная сила Интернета в том, что он позволяет каждому из нас обрести собственное гетто, оказаться среди своих – по духу, по ценностям, по идеологии, по образу жизни. И бессмысленно доказывать, что твое гетто самое правильное или лучше других.

Никакие «стопроцентные» и «железные» аргументы еще никогда и никого не убеждали. Думаю, участники сетевых дискуссий об этом хорошо знают. Аргументы противной стороны лишь укрепляют в собственной правоте или ведут к одностороннему прекращению дискуссии. Такова природа людей, и мы не в силах ее изменить.

Качественное отличие Интернета и социальных сетей от СМИ в том, что Интернет – средство массовой коммуникации, а не средство массовой информации. В Интернете нет и не может быть единой повестки, общей редакционной политики и согласованного послания.

Но именно благодаря своей природе средства коммуникации Интернет и социальные сети в состоянии обеспечить высокоэффективную и стремительную мобилизацию. Если сложилось благоприятное сочетание факторов, главный из которых – совпадение призыва с широкой общественной потребностью, то в считаные часы он облетит страну и соберет под свои знамена сторонников. Вспоминая классическую фразу знавшего толк в революциях Владимира Ленина, Интернет – «коллективный организатор».

Однако, собственно, как информационная среда Интернета светит отраженным светом традиционных массмедиа. Даже если какая-то новость впервые появилась в Интернете, только в традиционных СМИ (конкретнее – на телевидении) она обретает институционализацию и становится новостью в полном смысле этого слова. Без появления на телевидении новость не обладает статусом новости для подавляющего большинства общества. Она воспринимается, говоря интернет-жаргоном, как «фейк».

Телевидение, и только телевидение, воспринимается обществом как самый надежный и объективный поставщик информации. Новостные сайты читают 33 % граждан, но доверяют их информации всего 15 %. Из 20 % получающих информацию из газет лишь 9 % назвали ее достоверной. Узнают новости по радио и от друзей 16 % всех опрошенных соответственно, но при этом радио доверяют 8 %, а друзьям – 7 % респондентов. И наконец меньше всего верят социальным сетям (11 % черпают информацию из них): всего 4 % опрошенных[13 - Там же.].

Поэтому лишь пройдя через телевидение, новость получает институционализацию, а уже затем она попадает в Интернет и социальные сети в качестве надежной новости и темы для обсуждения.

Таким образом, повестку Интернета и социальных сетей обычно формируют традиционные СМИ, в первую очередь телевидение. Оно же остается главным поставщиком новостей и ключевым пропагандистским инструментом.

Поэтому альтернативность Интернета и социальных медиа по отношению к традиционным СМИ носит ограниченный характер. Однако в условиях информационного доминирования государства в традиционных СМИ даже подобная ограниченная альтернатива весьма важна. Более того, как я покажу в седьмой главе книги, в некоторых ситуациях социальные медиа способны перехватить информационную инициативу у СМИ и сыграть очень важную мобилизующую роль.

Глава 2

На чем основана успешность пропаганды

В предшествующей главе я несколько раз использовал термин «когнитивная ловушка». Говоря упрощенно, это те черты в психике человека, которые позволяют манипулировать людьми. Причем черты эти сформировались в процессе человеческой эволюции, то есть они носят фундаментальный характер и не поддаются корректировке.

Повторю еще раз мысль, которая послужит отправной точкой данного обзора: люди ленивы и нелюбопытны. Или в щадящей наше самолюбие формулировке мы слишком устаем на работе, чтобы еще и думать о том, что и как нам показывает телевизор. Мы завалены информацией на работе, мы должны не терять из виду множество домашних дел и хлопот, а потому, включая телеприемник, рассчитываем хоть немного расслабиться, а не напрягаться в размышлениях о путях решения сложных и неприятных проблем.

Однако при этом мы считаем себя людьми умными и если даже недостаточно образованными, то наделенными житейским опытом, здравым смыслом и смекалкой. И потому нам приятно узнать, что, оказывается, сложные проблемы имеют простое и понятное объяснение и решение – настолько простое, что они доступны нашему интеллекту и нашей образованности.

Вот образцы таких объяснений – старые и свежие. Если в стране идет гражданская война, то лишь потому, что она привнесена извне; внутренних причин для войны не существует. Война – это мир. В падении курса национальной валюты виновны спекулянты. Экономический кризис искусственно вызван внешними врагами, которые ополчились против нашей страны. Современное искусство – дегенеративная мазня. Юристы просто дурят людям головы.

Свести сложные проблемы к простым интерпретациям, заменить доказательства и аргументы хлесткими фразами и яркими метафорами – секрет влияния на людей. Справедливости ради отмечу, что телевидение с его быстро меняющимися картинками просто не оставляет зрителю шансов задуматься об увиденном и услышанном. Это не газета или книга, которую можно отложить и обдумать написанное. Телевидение захватывает зрителя потоком образов и впечатлений, унося его по волнам собственной (телевидения), а не зрителя логике.

Люди не могут не объяснять происходящее с ними и вокруг них. Потребность в интерпретации кроется в самой природе человека – не зря же нас называют «мыслящими животными». Однако мы всегда объясняем происходящее лестным для себя образом. Лестным в данном случае означает, что мы пытаемся предстать перед другими людьми и, что еще важнее, перед самими собой умненькими и благоразумненькими Буратино, поступающими правильно в любой ситуации.

На академическом языке это называется «рационализацией», то есть склонностью людей давать собственному поведению, даже самому иррациональному, разумное объяснение. Не сомневаюсь, что любой из читателей этой книги легко припомнит за собой примеры подобного рационализирующего поведения.

Покупая что-то ненужное или дорогое, мы постфактум убеждаем себя в правильности сделанной покупки. Существует даже специальный термин «стокгольмский синдром покупателя» (по аналогии со «стокгольмским синдромом заложника»): бессознательное стремление доказать, что деньги были потрачены не зря.

Совершая сомнительные поступки и делая опрометчивые заявления, мы все равно находим собственной глупости разумное объяснение: нас толкнули на это обстоятельства или спровоцировали другие люди. Помните знаменитую фразу Сартра: «Ад – это другие»? Вот эти «другие» и оказываются виновниками наших глупостей и преступлений. Кто угодно, но только не мы сами.

Заматерелые преступники, серийные убийцы и маньяки на допросах рассказывают, как эти «другие» (девушка в мини-юбке, случайно встреченный ребенок, показавшийся невежливым) и «тяжелые жизненные обстоятельства» толкали их убивать, насиловать и мучить.

В основе рационализирующего поведения лежит когнитивный диссонанс – психологический дискомфорт, вызванный столкновением желаемого и действительного, нашей высокой самооценки и удручающего актуального поведения, конфликт идей, ценностей и представлений. Когда под ударом оказываются самооценка, чувство собственного достоинства, «человек пойдет на любое искажение, отрицание и самоубеждение, чтобы оправдать прошлое поведение»[14 - Аронсон Э., Пратканис Э. Р. Указ. соч. С. 58.]. Человек решится на любую ложь и самооправдание, дабы сохранить целостность личности и самоуважение.

Какое все это имеет отношение к СМИ и пропаганде? Самое прямое. То, что верно для одного человека, верно для общества в целом. Массмедиа легко может вызвать у группы людей определенные реакции и стимулировать определенное поведение в отношении иной группы. Ведь правда, справедливость и бог на нашей, и только на нашей, стороне. А если противостоящая группа, лишенная бога, правды и справедливости, не понимает собственной низости и своего убожества (разве способны к такому пониманию «колорады» и «укропы»?), то против нее допустимы любые меры убеждения и принуждения. Более того, чем более жесткие меры против этой презренной группы мы используем, тем сильнее будем убеждать себя в собственной правоте, низости наших противников, абсолютно необходимой и законной жестокости используемых против нее средств. А ведь начиналось все так безобидно и мирно – со стремления доказать, что мы не так уж плохи и вовсе не глупы.

Частенько приходится слышать: но ведь есть же умные и самостоятельно мыслящие люди, не подверженные пропаганде (к ним, конечно же, мы относим в первую очередь себя), и бесспорные факты, позволяющие объективно и беспристрастно судить о явлениях.

Люди, не подверженные пропаганде, конечно, есть. По некоторым оценкам, их доля составляет около 5 %, что, признаем честно, не так уж и много. Однако самое забавное, что большинство этих людей принадлежит не к светочам интеллекта, а, выражаясь политкорректно, к «альтернативно одаренным», которые интеллектуально не в состоянии воспринять и усвоить даже простейшие пропагандистские послания, или к членам разного рода сект и верований, придерживающихся информационной самоизоляции.

Что же касается фактов, то с грустью можно констатировать: бесспорных фактов для людей вообще не существует. Даже если это математические факты.

Исследование показало, что сильные политические симпатии/антипатии способны подорвать даже базовые мыслительные способности: «Обладатели хороших математических навыков не справляются с задачами, которые скорее всего легко могли бы решить, просто потому, что правильный ответ противоречил бы их политическим убеждениям»[15 - The Most Depressing Discovery About the Brain, Ever. Опубликовано: 16.09. 2013.URL: http://inosmi.ru/world/20130922/213196366.html#ixzz3EW9JJjUb (http://inosmi.ru/world/20130922/213196366.html#ixzz3EW9JJjUb). Дата обращения: 2015. 15 мая.]. Наши эмоции, убеждения и предубеждения первичны по отношению к знанию. И уже свой эмоциональный выбор мы постфактум рационализируем, придавая ему квазиинтеллектуальный вид, хотя рациональные аргументы никакого отношения к этому выбору не имели.

Более того, даже Монблан фактов не способен сдвинуть нас с места, изменить занятую нами однажды позицию (занятую, напомню, эмоционально, а вовсе не по всестороннем рассмотрении рациональных аргументов и доводов). Если людей пытаются припереть к стенке неопровержимыми фактами, то мы либо следуем правилу «тем хуже для фактов» и просто игнорируем неудобные факты, при этом укрепляясь в собственных убеждениях, либо ставим под сомнение честность и порядочность противоположной стороны. Помните расхожую мудрость: если хочешь поссориться с близкими, то затей с ними спор? Это то самое и есть.

Общий вывод весьма нелестен для человечества: «Рост количества и качества известных фактов не превращает плохо информированных избирателей в хорошо осведомленных граждан. Он только укрепляет их в их заблуждениях. За всю историю мироздания никакие зрители Fox News ни разу не изменили свою позицию под влиянием новых данных. Когда наши убеждения вступают в конфликт с фактами, побеждают убеждения. Преобладание эмоций над разумом – это не сбой, это особенность того, как работает наша операционная система»[16 - Там же.].

Поэтому любая дискуссия на эмоционально воспаленную тему просто не имеет приемлемого финала. Те, кто верит, что 2 мая 2014 г. в Одессе произошел «фашистский шабаш», в дискуссии об этих событиях лишь укрепятся в своем мнении. Аналогично и те, кто настаивает, что это была «хитро задуманная провокация российских спецслужб». Винящие Россию в развязывании гражданской войны на Украине устоят перед любой бомардировкой фактами. Аналогично и те, кто во всем обвиняет «украинскую фашистскую хунту». В общем, «нет правды на Земле».

Согласимся, что апелляция к эмоциям несравненно более простой и эффективный способ управления обществом, чем его просвещение. Нажал на нужные эмоции и получаешь искомый результат в виде поддержки или, наоборот, ненависти.

Однако корень проблемы не в коварных политиканах и продажных журналистах, а в нас самих. Людям лень думать, но при этом они всегда хотят быть правыми и жить эмоционально насыщенно. Мы прямо-таки взываем о том, чтобы нами манипулировали. Или, если выразиться не столь нелестным для человечества образом, возможность манипулирования заложена в самой природе человеческой психики.

Еще одна группа когнитивных стереотипов, предрасполагающих к манипулированию, связана с тем, что можно обобщенно назвать «коллективной идентичностью».

В теории мы знаем, что человек – существо коллективное. Однако при этом думаем, что к нам эта теория не относится, что мы не подвержены влиянию большинства. И горько заблуждаемся!

Подавляющее большинство людей – сознательные или бессознательные конформисты. То есть они предпочитают быть на стороне большинства вне зависимости от того, идет ли речь о большинстве общенациональном, трудовом коллективе или семье. Нам кажется, что на стороне большинства правда и справедливость. Или же здравый смысл просто подсказывает нам «не высовываться», не выступать против мнения и настроения большинства.

В общем и в целом люди склонны поддерживать и соглашаться с теми, кого они считают членами своей группы, и отвергать мнения представителей других групп. И не просто склонны. Люди буквально одержимы бессознательной тягой к социальному консенсусу.

Вы нуждаетесь в поддержке? Согласитесь с человеком в одном вопросе и можете рассчитывать на его поддержку в другом. Завсегдатаи социальных сетей прекрасно знают: чем больше лайков посеешь, тем больше пожнешь. В Интернете и в социальных сетях мы ищем гетто – место, где обитают люди с близкими взглядами и интересами. Мы избегаем людей, групп, СМИ и сайтов, которые ставят нашу позицию под сомнение. Даже отъявленный дурак становится симпатичнее, если выражает согласие с нами.

В основе стремления к социальному консенсусу и желания быть в большинстве лежит та же самая стратегия избегания когнитивного диссонанса, что и в основе эффекта рационализации. Важно понимать, что эта стратегия реализуется бессознательно: мы защищаем свою целостность, психологический и моральный комфорт, игнорируя или отвергая угрожающие нашему мировоззрению взгляды. Точно так же бессознательно мы ищем комплиментарные нам мнения.

Если речь идет о группе этнической, то, помимо социального и психологического факторов, подключается еще и биология. Мы лояльны группе, с которой нас связывает реальная или мнимая общность происхождения, с одной стороны, насторожены и подозрительны в отношении групп иного происхождения – с другой. Этническая лояльность – одна из самых больших и интенсивно переживаемых человеком лояльностей. Достаточно вспомнить, как мы болеем за национальную команду во время крупных спортивных состязаний. А если дело доходит до серьезного внешнеполитического кризиса или, не дай бог, до войны, то автоматически срабатывает афористичная англосаксонская формула Right or wrong – my country (право оно или нет, но это мое Отечество). Впрочем, мое Отечество никогда не бывает неправым.

Эта реакция в полном смысле слова биологическая по своей природе. Она сформировалась как продукт эволюции, в которой выживали лишь группы людей, успешно взаимодействовавшие в рамках общего происхождения (племени) и эффективно противостоявшие чужакам-конкурентам.

В биологии нет ничего позорного и недостойного человека. В конце концов люди ведь не от ангелов произошли. (Известный американский генетик Юджин Маккарти вообще считает, что изначально человек восходит к гибриду шимпанзе и свиньи. Судя по житейским наблюдениям, это академическое мнение не лишено смысла.) Зато мы можем быть абсолютно уверены в том, что любовь к своему народу и стране – не просто результат воспитания и идеологической индоктринации, это биологическая норма. Точно так же как конформизм является нормой психической.

Доля нонконформистов в обществе колеблется от 3 % до 20–25 %. Причем три процента – это упертые и последовательные нонконформисты из числа тех, которые будут писать поперек линованной бумаги (перифраз Рэя Брэдбери), это нонконформистское ядро. К нему может примыкать до 17–20 % ситуативных нонконформистов. Нонконформистское ядро, похоже, биологически детерминировано. То есть в любом обществе и в любую эпоху будет около 3 % нонконформистов, которые, несмотря на свою относительную малочисленность, составляют движитель перемен. В то время как конформистское большинство стабилизирует общество, защищая его от перегрузки и гибельного срыва в штопор ускоряющихся перемен.

«Власть предержащая» с незапамятных времен основывается на конформизме управляемых. А массмедиа используются в качестве ключевого инструмента создания и поддержания конформизма или его иллюзии. Речь идет о так называемой спирали молчания – теории Элизабет Ноэль-Нойман, согласно которой, когда люди видят, что их взгляды и мнения противоречат мнениям, распространяемым массмедиа, они начинают думать, что находятся в меньшинстве и не решаются публично высказывать свои взгляды.