Я. У меня нет пистолета. У меня нет счёта в банке. Мне, как и всем потомственным беднякам, не свойственно откладывать деньги про запас; если у меня есть немного денег, то уже нет желания работать. Естественно, так ничего не заработать и не купить. Для бедняков в России существуют кредиты. Собственно, на бедняков все эти кредиты и рассчитаны, все эти 24% годовых, 36% годовых, 59% годовых… Помимо бедняков, этими банковскими услугами пользуются ещё дураки.
Я. Я? Есть ли я? Вечером я такой? Утром меня всё равно что нет? Я не могу привыкнуть невысыпаться. «Трез Диаз», «2012», «4:44», «Меланхолия», «Утро Поля»… Если бы у меня был пистолет, – я бы с шестидесятипроцентной вероятностью покончил с собой утром – перед осознанием необходимости идти на работу. Я не чувствую течения времени. Для меня всё одновременно удивительно и очевидно. У меня пока нет пистолета. Пистолет буден приобретёт для моего сердца. Я записываю эти строки отчаянно пьяным, поэтому, можете не сомневаться в моей искренности. Я как Хэм, я как Томпсон, я как я, как я, как я.
Стоя в глухой пробке, пишу смс-сообщение Аркадию: «Сегодня во сне я летал. Парил над Суетой в общем и над городом в частности, ловко облетая высоковольтные провода и значительно экономя на бензине. Мечта каждого казанца. Только это была не Казань, а тот город, куда я всё чаще возвращаюсь во сне». Ответ Аркадия: «Тот город, откуда вернулся недавно?» Я: «Нет же. Во сне я его посещаю. Он с причудливой архитектурой. Я пока не имею собственной недвижимости в нём, может после смерти мне дадут в нём студию по договору социального найма с возможностью приватизации по прошествии тысячи лет». Как бы сейчас вернуться в него!..
А если юридически сухо, то приведу несколько строк из автобиографии, которую меня заставили написать при приёме на работу:
«Я, Гончаров Павел Павлович, родился 12 августа 1985 года в городе Казани. Отец (на момент моего рождения) работал директором магазина «Ветеран», мать – студентка Казанского Финансово-Экономического института. После окончания школы с углубленным изучением французского языка, я поступил в Российский Государственный Университет – филиал в Петербурге, факультет юриспруденции. На третьем курсе вступил в брак с уроженкой города Петербурга, через два года мы, по обоюдному согласию, развелись. Детей не имею. После развода перевёлся на пятый курс в Российский Гуманитарный Университет – филиал в Казани – факультет юриспруденции. В июне 2011 года получил диплом РГУ по специальности «юрист». Ни о каких увлечениях алкоголем и наркотиками, ни о сексуальных и гастрономических предпочтениях я распространяться не стал, поскольку в инструкции чётко было сказано, что нужно осветить. Так был пункт: «Из какой семьи» (!) Это как понимать, – типа «бояре мы», или «я из люмпен-пролетариата». Наверное, ещё дореволюционная форма анкеты. Ах да, ещё был пункт: «о себе». Я написал: «увлекаюсь чтением художественной литературы, страноведением (пространно, не так ли?) и кино». Ещё я не умею радоваться жизни и вижу в людях только плохое, не чувствую течения времени (это я уже говорил) и живу одним мигом, искренне веря в то, что любая секунда может быть последней; это я тоже не написал. Чистая правда. Вот такой средненький житель казанской губернии, – без заслуг, без претензий на заслуги.
Глава 5
День пятый, ничем не примечательный, кроме того, что я опоздал на пятнадцать минут, – с кем не бывает при таком-то трафике. На следующий день опоздал на полтора часа. Уже что-то!
Мне понравилось стоять в этой трёхчасовой пробке, выпавшей примерно на шестой рабочий день; мой личный «Космополис». Основная часть пробки была на одной из самых застраиваемых улиц нашего города. Я прикидывал, как приобрету маленькую уютную квартирку в самой высокой новостройке и буду смотреть на ночной город из окна, буду смотреть на Кремль, на мосты, на несущиеся ночные автомобили, на плетущиеся дневные автомобили, вдыхать прохладу ночного сплина… Вот где бы я хотел испытывать социальное одиночество.
– Едешь ты там или нет?! – соседи по потоку.
Пришло сообщение от Эн: «Ненавижу этот город, я в пробке». Я набираю ответ двумя руками, подруливая коленом (работа таксистом не прошла даром): «Я кое-что в этом городе люблю». Эн: «Что здесь можно любить-то?!». Я: «Игру Света и Тени на лазурной глади предрассветных луж», – чёрт его знает, что я хотел этим сказать.
Поясню для читателей. Мне давно нравилась моя кузина и, полтора месяца назад я, с нитевидным пульсом от страха и смущения, в этом ей признался. Конечно, я не рассчитывал, что она перелезет с водительского сиденья на моё пассажирское (дело происходило в её машине посередине поля, за городом, в изрядном подпитии) и взгромоздиться на меня. Скорее, я ждал, что она плюнет мне в рожу, и я, со спокойным сердцем уеду в Петербург, перечеркнув прошлую жизнь и придав забвению свою телефонную книгу в мобильном, и адреса электронных ящиков на Яндексе. Но, не произошло ни того, ни другого. А произошло совсем третье, а именно: она дала мне понять, что готова рассмотреть этот вариант, если его вырвать из контекста наших родственных уз. Ух! Это понимание дошло до меня не сразу. Я не самый сообразительный человек. Сказать, что я схватываю всё на лету, значит погрешить против истины. Осознаю этот факт – это уже неплохо. Надо отдать должное тактичности и мудрости Эн, – она ни коем образом не усугубила моё смущение от отказа, напротив – облекла отказ в такую форму, чтобы я одновременно и умерил пыл и продолжил надеяться на положительный результат. Наташа Ростова не удостаивала быть умной, ибо была мудрой! Чего стоит моя начитанность, если я всю жизнь веду себя как дебил. Вот, мать её, жизнь! Результатом моего признания (ожидаемого ли? неожиданного?) явилось то, что мы стали общаться раз в тысячу больше (лучше), чем раньше. Может и по этой причине, я довольно легко внутренне согласился на свой «крайний вариант» трудоустройства (работа в Центральном Суде города Казани) и, предвкушая новые впечатления на ниве попрания общественной морали, выехал из Питера после двухнедельного там пребывания.
А сейчас я стою в пробке, уважаемые читатели. Стою в чёртовой пробке и передумываю дьявольскую прорву мыслей.
Глава 6
День седьмой. Я подшиваю дела. Довольно быстро я набил руку, вследствие чего утратил осторожность. Первое, второе, пятое дело сшил без происшествий. К седьмому делу я подшил указательный палец своей левой руки.
– Сука, – громко прошипел я прямо во время заседания, – свой палец указывать в описи? – пошутил я на ухо сидящей справа помощнице судьи. Она улыбнулась и отвела взор. Шрамы украшают канцелярских крыс, это вам скажет любая канцелярская крыса.
Сидя на временном рабочем месте, я невольно подслушивал разговоры помощников судей и секретарей судебных заседаний. Что-то о кредитах (льготных!) от ВТБ (под 40% годовых!). Я подумал, что никогда не хочу брать кредиты. Хочу «вырубить» сказочный гонорар за свой дебютный роман (после такого-то успеха, можно писать всякую дрянь и продолжать богатеть), купить скромный кабриолет марки BMW и уехать с Эн в Париж на несколько недель, предварительно нажав кнопку «поднять крышу». Какие-то детские мечты, право же! Хотя, почему нет. Под эти мысли я и погрузился в послеобеденный сон своего седьмого рабочего дня.
Подхожу к метро, пишу смс Аркадию: «У меня вид задроченный, как у Эдварда Нортона в «Бойцовском клубе», – такая же бело-серая рубашка со следами кро… супа». Еду в вагоне, приходит ответ: «А у меня такой же вид, но рубашка чистая. И суп… Суп Нортон… Суп». Ха, думаю, суп Нортон, Эдвард Ролтон. Голова не варит. Поднимаю голову, вижу электронное табло, по которому бежит строка: «Если кто-то предлагает освободить вас или вашего родственника от уголовной ответственности, знайте, это мошенники. Немедленно сообщите в полицию по номеру 02». Ха, снова думаю я, а если вы сами просите освободить себя или родственника от уголовной ответственности… на этом мысль оборвалась, моя станция, конечная. Для меня на сегодня всё.
Этот день был тяжелее всех предыдущих вместе взятых, – я не смог уснуть прошлой ночью.
Глава 7
Квест. Спустись на цокольный этаж. Кабинет 012. Спроси у бабушки в больших очках, где находится шкаф с ключом от гражданского архива. Когда получишь ключ иди в сторону кабинета завхоза, и, не доходя пяти шагов, сверни направо. Там тебе дорогу преградит дракон, охраняющий шкаф с фамилией нашего судьи… Не люблю квесты, мне по нраву action! Так-то. Если уж работать на государство, то в какой-нибудь сверхсекретной конторе, и быть не секретарём, а аналитиком, ну, помните как в фильме «Три дня Кондора», снятого по книге «Шесть дней Кондора», – там главный герой должен был весь рабочий день читать детективные романы и прочую художественную литературу на околокриминальную тему, чтобы выискивать в ней всякого рода интересные приёмчики, типа пули, изготовленной изо льда…
День девятый. Шью дела с остервенением похмельного сапожника. Представитель какого-то муниципального образования – худенькая брюнетка – подсаживается рядом, бросает взгляд на мою, полную всякого барахла, сумку. «Всё своё ношу с собой?», – шутит она. «Здесь есть и чужие вещи», – с видом умалишённого отвечаю я. Люди, в основном, забыли смыслы старинных изречений. Взять хотя бы данное изречение. Смысл его не в том, что всё барахло носишь с собой, а в том, что нужно жить так, чтобы не иметь никакого барахла. Да и хрен с ним. Приспособили и приспособились, – ведь в этом залог выживания человека как вида. Я – Зингер, концептуальная модель.
Заседание. Злодей в клетке. Судья, секретарь, помощник – на своих местах. Встали-сели. Прокурор, адвокат, конвоиры, следователь. Так-так, кто это у нас тут, – лучик света в тёмном царстве?! Уху…! Следователь – та ещё бестия, рыжая, на еврейку похожа. Ухх-х-ху… Есть чем заняться в ближайшие полчаса. Ловит мой взгляд – я отвожу, ловлю её взгляд – отводить. Смотрим друг на друга – никто не отводит. Судья: «Следователь, вы?». Бестия: «Что? Уважаемый суд, прошу повторить вопрос… Ваша честь…» Так, а адвокат тоже ничего, – модельная внешность, модная одежда; и какого чёрта он делает здесь по назначению?!
После обеда я почувствовал странные ощущения на теле. Какие-то вмятины и выпуклости. Моё тело превращалось в шестерёнку! Я не против какое-то время побыть частичкой системы, только не хочу, чтобы эти вмятины оставили следы на моей бессмертной (А-а-аллилуя!) душе. Аминь. «Часть команды, часть корабля, часть команды, часть корабля…» Сидя на процессе, я заметил некоторую особенность в поведении почти всех участвующих в деле в качестве стороны мужчин: почти все мужчины (взрослые и состоятельные) ведут себя на суде как маленькие мальчики, которых вот-вот накажет строгая воспитательница, – они что-то блеют, отвечают на вопросы дрожащим высоким голосом, потеют без повода… Может испытывают сексуальное возбуждение от унижения и страха? За стенами суда они не такие. За стенами они – уверенные в себе мачо, самцы, хозяева жизни, хозяева положения, ну или хозяева гаража.
Моим ботинкам необходимо отвести отдельную главу.
Глава 8
С моими ботинками надо что-то делать. Левый издаёт при ходьбе хлюпающий звук. Правый интеллигентно поскрипывает. Хорошо, что когда я сижу, они ведут себя тихо. На улице, среди шума машин, эти звуки не так отчётливы, но в тихих судебных коридорах (большие деньги любят тишину) этот дуэт привлекает всеобщее внимание. Ну, представьте, – люди сидят со скорбными сосредоточенными мыслями и лицами – ждут пока секретарь их вызовет, некоторые из них ждут в наручниках, и тут, совершенно «мимо кассы» иду я, – в скрипяще-хлюпающих ботинках; о каком сосредоточении может идти речь. С первой зарплаты необходимо купить хорошую обувь. Смешно, – моей зарплаты не хватит даже на шнурки от хорошей обуви.
Глава 9
Эн! Бендисьон Альварадо души моей! Эн, ты мне так небезразлична, что мне безразлично всё остальное! Я в плену. Снова вляпался в эту передрягу, и, на этот раз, всё гораздо серьёзнее. Просыпаюсь. Вспотел и замёрз одновременно. Выходной день. Пишу сообщение Аркадию: «Всё-таки так попсово сняли «Ромовый дневник». А всё коньюктуры для! Я испытываю (давно забытое) чувство досады (это уже не о фильме)». Аркадий: «Почему (не о фильме)?». Я: «Меня прокатили на дорогой машине, а за руль не пускают. Вот её сообщение: «…посмотрим в общем. Даже если мы останемся наедине, – ничего не будет. Вчера и так слишком далеко зашли!» Аркадий: «Предварительные ласки? Довольствуйся сиденьем пассажира и… минибаром». Я: «Предварительная любовь. Я в последнее время налегаю на минибар, прям по заветам папика. Этот случай ведь (как казалось про всё случаи) особенный. Моей творческой биографии необходим такой эпизод! Это не любовь, это гораздо серьёзнее. Ты дома сегодня?» Снова я: «Продолжая говорить метафорично, – я вовсе не хочу становиться владельцем этого авто (налоги, ремонт…), мне даже не нужно генеральной доверенности, сойдёт и обычная. Я просто хочу прокатиться, может быть несколько раз». Она говорит: «А что будем делать, если я забеременею?». Ну, я вам уже говорил. Что я должен ответить: «Будем рожать уродов (с 7% вероятностью)». Я, конечно, сказал то, что ближе всего к правде: «Эн, малышка, я не хочу детей, я буду думать, что живу не своей жизнью, я не смогу быть счастливым, я не хочу оставаться на одном месте». Чёрт возьми, Эн, как ты не понимаешь, что глупо строить какие-либо планы, – жизнь такая непредсказуемая штука, – я не загадываю даже, что буду есть на ужин, будет ли вообще этот самый ужин!.. Детка-детка, давай будем счастливы здесь и сейчас! Давай продолжим целоваться, – для меня это как свободное падение…
Да уж, Реальность вцепилась в меня мёртвой хваткой, выкрутила руки назад и заставила встать на одно колено, в любой момент Реальность могла в ультимативной форме попросить меня лечь лицом на асфальт. О да, сука-Реальность жестока с такими ничтожествами как я. Как тут не вспомнить Луи Селина. Моё путешествие на край… просто на край. Все последние годы я стремился ослабить оковы Реальности, а для этого был социально пассивным, политически индифферентным, психологически рассеянным и, на всякий случай, не верил никому. Теперь же мне предстояло играть гендерную роль, текст которой я давно забыл. Я уже играю, импровизирую как могу. Я был почти свободен, но Реальность поймала, когда я уже «перелезал забор»…
Глава 10
Спустя сутки. Может, спустя вечность. Воскресенье. Стой-стой. Я не могу дышать. Я еду… Еду… Не могу рулить, этим ведром.
– С вашего позволения, я остановлюсь на перекур?
– Извольте.
Мне надо написать сообщение. Я не могу дышать. Ты так глубоко во мне… Я не буду умолять о помиловании; голос её разума сказал, что со мной надо завязывать. Она написала, что: «Нам надо прекратить, иначе всё закончится плохо… Давай общаться, как брат и сестра». Пишу сообщение: «В качестве последнего слова приговорённого к разбиванию сердца (опять грёбанная патетика): хочу сказать, что во всех оставшихся для меня женщинах я буду искать твои черты, но, чёрта с два найду хоть в одной. Я поймал себя на мысли, что строю планы совместной с тобой жизни. Ты – во всех известных смыслах, исключительная девочка. Целую (конечно, невинно)». Ну, где ты ощущение свободы?! Что-то я не очень счастлив от того, что меня минула сия чаша. Мне надо выпить…
– Мы поедем?
– Да, конечно…
Я буду водку и пиво, курю Мальборо Лайт, как Д. Паркер. Меня ждут привидения и сны про войну. Необратимость и Идеал. У меня был шанс стать нормальным человеком, но, от не меня зависящих причин, его больше нет. Я не бегу от судьбы, – только надеюсь, что она будет счастливой. Я учусь не надеяться; как только смогу – стану свободен. Возможно ли, что я люблю тебя только потому, что люблю себя (ведь ты – моя не самая дальняя кровь), возможна ли такая перверсия? Может и вправду – это мой единственный шанс полюбить?.. Сегодня я гуляю, это не обсуждается. Приняв первые сто, я сажусь за руль и еду навстречу своему другу Тони. Тони находится около заведения, где по воскресеньям играет его младший брат. Когда я подъехал к заведению, оно было уже закрыто, Тони стоял в кругу незнакомых мне лиц и поддерживал разговор сразу со всеми, особенно с совсем юной блондинкой. Эти лица вполне могли быть ещё школьниками. Тони был пьян настолько, что проявлял агрессию ко всему сущему. Поздоровавшись со всеми, я довольно навязчиво стал препровождать Тони в предварительно открытую дверь пассажирского сиденья. Тони довольно заметно сопротивлялся. Я не стал настаивать и решил немного побыть в компании незнакомцев и незнакомок. Высокая брюнетка предложила выпить водки. Водка у них была в бутылке из-под минералки, минералка у них была в бутылке из-под минералки; это для того чтобы незаметно пронести спиртное в клуб. Я не видел причин отказываться от выпивки, ведь я уже был полупьян. Перед тем как сесть за руль пьяным я выпиваю немного Корвалола – для запаха; в случае задержания инспектором ГИБДД можно разыграть сцену «про истеричку». Предложенная мне водка пошла на удивление плохо. Я решил, что это знак. Затолкав Тони в машину и включив на полную «Ленинград» (я почти всегда слушаю «Ленинград» когда езжу пьяный), рванул с места. «А ты сегодня французской помадой, а напомадила губы свои! А мне кажется будто измазан а весь твой рот в моей алой крови…» Конечно, мы на этом не остановились. На пути супермаркет с огромным выбором лекарства для души. «…Любишь ты лишь сосать мою кровь», – хором орали мы, глядя друг на друга. Водка-водка-пиво-сигарета-пиво-водкааааа… Закрутившись в вихре дружеского общения, мы утратили контроль над временем и пространством. На каком-то этапе я потерял из виду Антошу. Последний проблеск сознания настиг меня, когда я аккуратно парковался на детской площадке, в магнитофоне играл уже не «Ленинград», а «…согреет ветер полусумрачных витрин, мы с тобой на целом свете, ты мой раб и господин… Я усну, а ты не бойся просто думать обо мне… Нежный сон, мой успокойся, ты прошепчешь в тишине… Значит мы увидимся, зна-а-чит мы увидимся… Увидимся-увидимся», – очевидно, это была та певица, которая мне нравилась, когда я ещё учился в школе, но почему-то эта песня пелась голосом Антона Салакаева с характерным проигрышем на баяне…
Прилипнув щекой к стеклу, я посмотрел на звёзды и тотчас же ощутил невыносимую благодарность за то, что жив и, возможно, проживу ещё энное количество времени. Рука привычным движением потянулась к ручнику, но нащупала… Огогошеньки, что это у нас тут?! Пистолет! Пистолет для моего с-с-сердца. Пистолет для моей бесссссмертной душшшшииииииии…
Глава 11
Понедельник. Я проснулся по будильнику только потому, что был ещё пьян. Где-то впереди ждала полуторачасовая пробка. После обеда меня охватит похмелье, но до него ещё надо дожить. О том, чтобы позавтракать речи быть не могло; даже вода пыталась сразу вырваться наружу.
На дороге (привет Керуаку). Мне в таком состоянии совершенно необходимо слушать какую-нибудь особенную музыку. «Aerosmith» казался тем, что надо. Первая-вторая-третья… О Боже! Я вспомнил из-за чего нахожусь сейчас в таком состоянии. Волшебник Тайлер пел:
«Don't wanna close my eyes, I don't wanna fall a sleep
'Cause I'd miss you baby and I don't wanna miss a thing
'Cause even when I dream of you the sweetest dream will
never do…
I'd still miss you babe and I don't wanna miss a thing»…
…и моё дыхание становилось учащённым.
Если мой пламенный мотор не «стуканёт» во время рабочего дня, то первое что я сделаю, зайдя в квартиру, будет «кровавая Маша»; в высокий прозрачный стакан положу несколько кубиков льда, налью не мене семидесяти пяти грамм водки, залью кровью мёртвых помидор, посыплю красным молотым перцем (помогает сбалансировать вес), посолю, размешаю длинной барной ложечкой и… А сейчас рекламная пауза. …Выпью. Повторю. Буду повторять, пока не закончится водка. Потом подумаю о том, что делать дальше. А может, скажу: «Я подумаю об этом завтра…»; да-да, как Скарлет О?Хара. Мда, Павел О?Хара…
День ещё не закончился. Ещё каких-то полчаса. Судья у нас остроумная, говорит мне: «Поль, у тебя ведь высшее юридическое образование?». Я: «Да, конечно». Судья: «Сходи в магазин, купи «Парламент» что-то там «blue». А помощница – не остроумная. «Ты смешной», – сказала неостроумная помощница. А я подумал: «Я умираю, сука! Что тут смешного?! По всем документам я – человек, у меня есть паспорт, права, пенсионное удостоверение, полис обязательного медицинского страхования, свидетельство о разводе… Кокаина мне, священника мне! Моя голова сейчас взорвётся! Мусульмане – ни у кого нет таблетки от головы!» Пришло сообщение от Тони: «Я вчера пистолет потерял. Ты у себя в машине не находил?»
Глава 12