Исходная точка интриги

Потемкин читал книги запоем, день и ночь напролет. За сутки «проглатывал» то, что его сверстники-студенты с трудом одолевали за неделю. Но прочесть книгу мало, нужно понять то, что прочел, пережить, вжить в себя. Как велики властители и полководцы, описанные у Плутарха, как блистательны Ахиллес и хитроумный Одиссей у Гомера! Но сказано:

Из тварей, которые дышат и ползают в прахе,
Истинно в целой Вселенной несчастнее нет человека.

В целой Вселенной, то есть под тем звездным куполом ночного неба, поглощавшего его в омут непонятного самому трепета, переходящего в ужас. Как велик был мир в Чижове с его высоким, необъятным небом, клубящимся в вышине темными, страшными облаками и мерцающими недосягаемыми звездами! С темным провалом дверного проема той баньки, вросшей в землю, из которой когда-то вынесли комочек его ничтожной, бессмысленной плоти! Зачем? Ради чего? Чтобы потом он поднял голову и увидел над собой это мерцание звезд – такое же безмолвное и ничего не объясняющее, как и все, что шевелится в прахе жизни, или бессмысленно замирает, как замерло лицо старика в гробу, его отца, которого Грица заставили поцеловать, прежде чем закрыть крышку гроба и опустить в яму и засыпать землей?

И у Амвросия, познавшего всю книжную премудрость, нет ответа на эти вопросы.

И ходи по путям сердца твоего
И по видению очей твоих…

«Но время и случай для всех», – что же он хочет, он, Потемкин? Какой путь назначен ему – от темнеющего дверного проема той самой заброшенной баньки до черного разверстого зева могильной ямы?

«Что я хочу, раз уж я оказался в этой жизни?» – молча в мыслях вопрошал он, рассматривая себя в старом, потресканном зеркале.

Восемнадцатилетний Потемкин ростом на голову был выше своих сверстников, студентов по университету. Превосходил всех силой, статью и красотой лица. И успехами в науках. А более всего желанием первенствовать.

Снедаемый пока еще скрываемой даже от самого себя самнитской гордостью, которую он время от времени пытался усмирить мыслями о монашеской узде для своего неукротимого самолюбия, Гриц копался в тайниках своей души, распаляемой чтением о подвигах и величии и находил в ней только жгучее любопытство и стремление превзойти всех и вся, превзойти во всем – славе, богатстве, власти, могуществе, в шуме и блеске, удовольствиях и разгуле и в бессмертии.

Желание первенствовать зрело постепенно, превращаясь во всеобъемлющее чувство, подтопляющее и заполняющее его всего, полностью отдающегося во власть этого наваждения, пока еще не совсем осознанного.

Представление ко двору императрицы Елизаветы Петровны и встреча с великой княгиней Екатериной Алексеевной потрясли Грица и перевернули всю жизнь Григория Потемкина.

8. Братья разбойники

Братья разбойники.

    А. С. Пушкин.

Иван Иванович Шувалов еще будучи камер-юнкером отличался наклонностью к серьезным занятиям, благодаря ему в царствование Елизаветы было сделано кое-что для народного образования.

    В. В. Андреев.

В то время, когда Потемкиным овладевало желание первенствовать, первыми в России при прекраснолицей императрице Елизавете Петровне сделались братья Шуваловы.

Александр Иванович Шувалов и Петр Иванович Шувалов происходили из старинного, но не знатного дворянского рода, их предки не поднимались чином выше стрелецкого сотника. Отец их, Иван Максимович Шувалов Старшой, по назначению самого Петра I стал комендантом Выборга, а умер Архангельским губернатором. Сыновей своих он сумел определить пажами к царскому двору и они состояли при царевне Елизавете Петровне. А когда ее отодвинули от родительского престола, то братья оказались в числе самых деятельных заговорщиков, и подсадили дочь царя Петра на трон.

Старший брат Александр стал со временем главою Тайной канцелярии, младший, Петр, нравом был опаснее старшего. Он прибрал к рукам финансы и торговлю солью. Женился Петр на Мавре Егоровне Шепелевой, ходившей в подругах у императрицы. И, казалось, не было в России такого человека, которого братья Шуваловы не могли бы сжить со света. Люди, невзначай или из строптивости, не уступавшие им дороги, исчезали десятками – кто в пыточных застенках, кто в тайных подземных тюрьмах, а кто на широких просторах Сибири, где человека ищи не ищи – не сыщешь.

Правда, имелся в Российском царстве-государстве один человек, державшийся с Шуваловыми на одной ноге – Алексей Григорьевич Разумовский, выходец с хохляцкого хутора, тайный муж императрицы Елизаветы. По характеру человек не злой, он не пользовался своим положением – не бросал в тюрьмы людей и не торговал солью.

Но вспыльчивый и буйный во хмелю Разумовский, под пьяную руку не однажды жестоко – потому как удержу не знал – избивал Петра Шувалова, а тот, кроме брата и коварной Мавры Егоровны, на него никому не жаловался, потому что выше брата и Мавры Егоровны только императрица. А ей на Алексея Разумовского, милого Алешеньку, жаловаться не с руки.

У рано умершего отца Шуваловых, Ивана Максимовича Старшого, был родной брат, почему-то названный тем же именем – Иван Максимович Меньшой. Он дослужился всего лишь до капитанского чина и женился под старость на красавице полячке. Она звалась Татьяной Ростиславской. Оставшись с малолетним сыном, свет-Ванюшей на руках, красавица полячка уехала в свою деревеньку, в глушь Смоленской губернии. А когда сын вырос и вернулся в Москву, ни одна женщина не могла оторвать от него глаз.

Уж больно красив, пригож и статен удался юноша. Взглянув на такого, молодки – и замужние и незамужние – для вида опускали глаза долу, а выбрав момент, стреляли из-под собольих бровей стрелами, одолженными у шаловливого мальчугана по имени Амур. А характером Ванюша удался еще лучше, чем лицом – и добр, и покладист, и умом не глуп.

Увидев двоюродного брата, Шуваловы поняли, что перед таким соблазном не устоять и императрице. Разумовский уже не молод. Ходили легенды о размерах его мужского предмета. Но умом хохол не далек, а это ведь тоже не последнее дело. Братья определили юного красавца ко двору, в камер-пажи. А Мавра Егоровна постаралась обратить внимание императрицы на новичка при дворе – и она назначила ему состоять камер-юнкером при своей особе.

И с тех пор Разумовский даже в пьяном виде уже не осмеливался поднять руку на братьев Шуваловых. А Ивану Ивановичу Шувалову отвели особую комнату во дворце – рядом с покоями императрицы.

Началось время Ивана Шувалова. С тех пор вошло в употребление выражение – быть во времени. Позднее замененное другим – быть в случае, потому что время некоторых фаворитов случалось таким коротким, что его и временем не назовешь, не время, а именно случай. Но Иван Шувалов оставался при императрице до последнего ее часа.

Во-первых, его оберегали братья, а пуще всего Мавра Егоровна, за версту чуявшая любое коварство. Приглянулся императрице статный конногвардеец Никита Панин – его тут же спровадили послом в Данию. А когда императрица увлеклась неотразимым красавцем Бекетовым, ему порекомендовали мазь, от которой лицо должно обрести приятную свежесть и привлекательность, но вместо этого покрылось такими язвами, что он уже не мог показаться при дворе.

Старшие братья Шуваловы, получили графские титулы и фельдмаршальские чины, под их присмотром собирались все доходы в государственную казну. Младший, Иван Иванович Шувалов оказался на диво и не по чину бескорыстен. Он отказался от графского титула и от обширных поместий, от денег и от звания фельдмаршала.

Только науки и искусства привлекали его внимание. И Елизавета не отказывала своему любимцу, когда он просил денег на помощь Михайле Ломоносову или на учреждение университета.

Университет открыли в Москве. Вот уже два года, как важные профессора читали лекции, а беспечные студенты зубрили латынь и постигали премудрости Аристотеля и Евклида, штудировали сочинения новейших химиков и физиков, а отец-основатель университета не имел возможности взглянуть на свое детище, неотлучно находясь при императрице в северной столице, потому как она не любила его отсутствия.

Директором университета назначили Ивана Ивановича Мелиссино, потомка византийских императоров, знатока греческого и прочих древних языков. Чтобы в Петербурге не забыли о вверенном ему заведении и дабы доставить удовольствие своему покровителю, умевший угодить грек выбрал двенадцать студентов, более других преуспевших в науках, и доставил их на прием к самой императрице, чтобы и она удостоверилась, что деньги из казны потрачены не напрасно и есть у нас теперь студенты, не из Германии привезенные, а свои, доморощенные Платоны и Невтоны.

Так Потемкин, незадолго до того удостоенный золотой медали за успехи в науках и попавший в число счастливчиков, оказался в тронном зале только что отстроенного Зимнего дворца.

9. Императрица Елизавета

Веселая царица
Была Елизавет.

    А. К. Толстой.

…в закон себе вменяя
Страстей единый произвол.

    А. С. Пушкин.

Императрица Елизавета Петровна благосклонно отнеслась к студентам. Студенты действительно выглядели как настоящие – в камзольчиках и при шпагах. А один из них, повыше остальных ростом, так даже и не студент. Студент, конечно, но да и не только… Высокий, стройный красавец, пригожий и, сразу видно, пригодный не только для наук.

На молодых людей императрица взгляд имела острый и сразу примечала, кому в каком качестве прилично быть. Науки – дело полезное. Но если молодой человек способен к воинскому поприщу, то военный мундир ему более к лицу, чем студенческий. А в военном звании молодые люди, будучи при мундире, пользуются вниманием дам и немало осведомлены и в делах любви.

Любовь императрица почитала делом для государства не менее важным, чем науки. Ее матушка никаких наук не знала и даже грамоте не обучалась. Владела только природным женским делом, навык в нем постигается природной сноровкой и чутким сердцем, без профессоров и лекций. И достигла через то трона.

Сама Елизавета к любви имела очень большую склонность. Несколько раз ее налаживались выдать замуж – и за французского короля, и за немецких принцев – всех своих суженых она успевала полюбить от одной только мысли о них, и любила даже несмотря на то, что все ее браки расстроились, любила по одним воспоминаниям.

А уж как она любила первого своего «милого»! Бравого гвардейца Шубина у нее отняли и упрятали в Сибирь, разлучили голуба с голубою. Только она его не забыла. Вернув отцовский трон, велела Шубина разыскать и в память о любви их наделить имениями. Душа ее к любви была отзывчива, на мужскую ласку памятлива, за все нежное, приветное по женски безотказна.

Поэтому и обвенчалась с сыном простого казака, чтобы любить без греха. Да как в любви без греха. Любовь и грех превозмогает, коли милый хорош с лица, да и фигурою удался. Как ей не любить своего Ванюшу Шувалова – такого лапушку во всем свете не сыщешь. И пригож, и мил, а по доброте своей сущее дитя. И нет ему ни в чем отказу.

Вот и университет этот. Говорят, еще родитель ее покойный, государь Петр I, велел учредить, чтобы как в Германии и во Франции. Ванюша и учредил, ему науки по душе. И студенты теперь свои, не нужно в Германию посылать, тут, у себя дома, наукам обучатся. Науки ведь тоже нужны в государстве.

Только ее душа больше к любви склонна. А студент-красавец уж больно хорош. Такой не только к наукам способен. Его и в гвардию можно. Ласково посмотрев на Потемкина, императрица спросила стоявшего рядом с троном Мелиссино:

– Кто таков?

– Потемкин, президента Камер-коллегии Кисловского племянник, из смоленских дворян. В древних языках успехи. И в церковной истории.

Поняв, что императрица заинтересовалась его подопечным, Мелиссино кивнул Потемкину и тот подошел ближе к трону.