Знаменитые мудрецы

«Ничего сверх необходимого!»

«Законы подобны паутине: если в них попадает бессильный и легкий, они выдержат, если большой – он разорвет их и вырвется».

«Молчание скрепляет речи, а своевременность скрепляет молчание».

«Те, кто в силе у тиранов, подобны камешкам при счете: как камешек означает то большее число, то меньшее, так и сильные при тиранах оказываются то в блеске, то в презрении».

«От богатства родится пресыщение, от пресыщения – спесь».

«Заводить друзей не спеши, а если завел – не бросай».

«Требуя отчета от других, и сам давай отчет».

«В великих делах всем нравиться нельзя».

И все-таки удивительна мудрость греков! Правитель, государственный человек, один заменявший законодательный орган республики, садится и пишет элегии. Не о любви, не о птичках и вечерних закатах, а о том, каким должно быть правление в честном государстве. Вот как звучит образец такого поэтического творчества на языке сухой прозы:

«Те, кто призваны быть руководителями народа и создающие личное богатство из принадлежащего обществу, поступают несправедливо и пользуются своей властью лишь для того, чтобы грабить! Они, призванные быть стражами религии, грабят алтари! Они, чье поведение должно быть примером повиновения законам и справедливости, лишь оскорбляют закон своей безграничной алчностью! Справедливость сначала молча сносит оскорбления: она лишь хранит в своем сердце память о них и готовит возмездие…»

Тема элегии расширяется. Несправедливость богатых распространяется, словно проказа, на весь город. Разгорается междоусобная война, молодежь гибнет, бедные тысячами вступают на путь изгнания, они обременены всевозможными тяготами, обречены на рабство. Развязанное богатыми общественное бедствие обращается наконец против них самих.

Солон представляет бедствие в виде Злого Гения, которого породило неправедное богатство. Уже никакие преграды не способны приостановить справедливое возмездие. Оно пробивает стены загородных вилл, за которыми укрылись богачи. Оно знает, где их найти, и настигает даже в темных закоулках, куда они спрятались.

Так описывает Солон катастрофу города, в котором богатые правят против совести. В последних стихах поэт славит прекрасные законы, которые хотел бы установить на своей родине:

Благозаконие всюду являет порядок и стройность…
И тогда
Всюду, где люди живут, разум с порядком царит.

И все же, если говорить не только о гражданском мужестве Солона, но и о его мудрости, то лучшей иллюстрацией может служить рассказ Диогена Лаэртского о медном треножнике, который выловили рыбаки и отправили его дельфийскому оракулу. Оракул изрек такие слова: «Вы спросили меня о треножнике Феба? Вот мой ответ: треножник тому, кто в мудрости первый». После чего граждане Милета поднесли треножник первому из семи мудрецов Фалесу. Тот, отказавшись от первенства в мудрости, передал треножник второму мудрецу, тот, в свою очередь, третьему. И наконец дар Феба дошел до Солона. Солон, однако, заявил, что первым в мудрости может быть только бог, и возвратил треножник дельфийскому оракулу.

Скончался Солон на Кипре, прожив восемьдесят лет. На его гробнице граждане высекли такую надпись:

Здесь в Саламинской земле,
сокрушившей мидийскую гордость,
Законодатель рожден – богохранимый Солон.

Что бы ни делал и ни произносил великий афинянин, он всегда оставался верен собственному девизу: «Слово есть образ дела».

Лао-Цзы

(VI–V вв. до н. э.)

Настоящее имя – Ли Эр. Древнекитайский философ. Основные сочинения: трактат «Дао-дэ-цзин».

В давние времена где-то на самой дальней границе Поднебесной, где располагались старинные заставы, у дороги, ведущей в неведомую страну «Владычицы Запада», произошло странное явление. Страж пограничной заставы вдруг увидел облако фиолетовой окраски, двигавшееся со стороны той самой неведомой западной земли.

Наблюдательный страж оказался не простым охранником покоя великой страны, но мудрым, знающим человеком, хорошо разбирающимся в тайных знаках небес. Он понял, что облако является божественным знамением чего-то необычайного, а именно пришествия Даоженя – давно ожидаемого мудреца Дао, который должен возвестить о новом учении жизни.

И действительно, приблизившись, облако рассеялось, и перед стражем возник величественный старец, восседающий на белоснежном быке. Мудрый охранник низко поклонился путнику, а тот молча передал ему некую книгу, излучающую тонкое сияние. Это была рукопись ставшей впоследствии священной «Книги о Дао и Дэ» (Дао-дэ-цзин), в которой насчитывалось ровно пять тысяч знаков, что по современным меркам равно примерно одному газетному листу. После этого таинственный мудрец проехал заставу и больше его никто не видел.

Такова древняя китайская легенда, повествующая о «Книге пути», или «Книге Дао», автором которой был легендарный мудрец и философ Ли Эр, писавший под вымышленным именем Лао-цзы.

С самим именем Лао-цзы также связано чудесное предание. Имя переводится как «старец», а точнее, «старое дитя». Будто бы зачат он был от проглоченной его матерью пятицветной жемчужины, в которой заключалась солнечная энергия.

Ребенок пробыл в утробе 81 год (вот откуда псевдоним «старое дитя») и вышел на свет из левого подреберья матери. Кроме того, он оказался совершенно седым. Подобное чудо, видимо, должно было свидетельствовать о врожденной мудрости Ли Эра.

В свою очередь, слово «ли» обозначает дерево, в данном случае сливу, поскольку мать родила ребенка под деревом. А слово «эр» переводится как «ухо», что указывало на непомерную длину ушей будущего мудреца. Так Ли Эр, принявший имя Лао-цзы, стал героем «Дао-дэ-дзина».

Все вышеприведенное – лишь небольшая часть народного эпоса о жизни и творчестве Лао-цзы. Во всяком случае, достоверных исторических сведений о великом китайском мыслителе гораздо меньше, чем легенд о нем. Что и понятно, если иметь в виду огромную давность происходивших событий.

В очень короткой биографии Лао-цзы, изложенной древним (II в. до н. э.) историком Сымой Цянем, сообщается, что родился философ примерно в 579 г. до н. э. в царстве Чу, уезде Ку, волости Ли, в деревне Цюйжень. Далее историк пишет, что Ли Эр был историографом, главным хранителем государственного архива при Чжоуском царстве. Он был женат, имел сына по имени Цанг, ставшего впоследствии военачальником. Ли Эр немело лет прожил в столице Чжоуского царства г. Лояне, трудясь над официальными документами, беседуя с посетителями и гостями самых различных сословий. Впечатления от чтения древних книг, бесед с мудрыми людьми (есть предположение, что он встречался с Конфуцием) постепенно сложились в собственное восприятие природы мира, его естественных и божественных законов.

Прожив долгую жизнь, архивариус Ли Эр пришел к мысли о необходимости отказаться от общественной деятельности. Он ясно видел признаки упадка государства, в котором стали преобладать правила и порядки зарождавшегося феодального строя, осудил захватнические войны, постоянно затевающиеся властолюбивыми правителями. Словом, ясно осознал, что государственная служба вступает в противоречие с естественными законами общества. Вот тогда-то Ли Эр верхом на быке и отправился в то самое путешествие, венцом которого и была передача рукописи стражу пограничной заставы. Где и когда закончил свои дни Лао-цзы, осталось для истории загадкой.

А вот учение легендарного мыслителя пережило века, став в Китае вторым по значению и популярности после конфуцианства. И все это благодаря тому самому трактату Дао-дэ-дзин, главным героем которого является сам Лао-цзы. В трактате содержится основная суть философского учения, получившего название «даосизм» и принесшего заслуженную славу китайскому мудрецу. В основу познания даосизм кладет Дао, Путь.

Как же понимать Дао и можно ли вообще его описать в виде, наиболее приближенном к тому пониманию, какое в него вкладывал китайский философ? Можно, если не ограничиваться одним или даже несколькими определениями. Вначале предоставим слово самому Лао-цзы:

«Иероглиф «дао» состоит из двух частей: «шоу» – голова, и «цзоу» – идти, поэтому основное значение этого иероглифа – дорога, по которой ходят люди, но теперь этот иероглиф приобрел переносный смысл и стал означать закономерность, закон.

Дао – корень неба и земли, Дао – мать всех вещей, Дао лежит в основе мира.

Дао не имеет вида, не издает звуков, не обладает формой. Смотришь на него, но не видишь, слушаешь его, но не слышишь, ловишь его, но не можешь поймать.

Дао рождает вещи. Дэ вскармливает их. Создавать и не присваивать, творить и не хвалиться, являясь старшим, не повелевать – вот что называется глубочайшим Дэ.

Дао рождает одно, одно рождает два, два рождают три, а три – все существа. Все существа носят в себе инь и ян, наполнены ци и образуют гармонию.

Дао постоянно пребывает в недеянии, но нет ничего, что бы оно ни делало».

Другое обозначение Дао – пустота. Но она не является символом «ничто». Лао-цзы сравнивает эту пустоту с предметами, чья пустота необходима: «Из глины делаются сосуды, и, поскольку сосуды внутри пусты, появляется возможность использовать их. Двери и окна выдалбливают, чтобы построить дом, и, поскольку дом внутри пуст, появляется возможность использовать его. Поэтому наличие предметов приносит пользу, а имеющаяся в них пустота делает их полными к употреблению. Дао – это пустота».

Попробуем перевести загадочную символику китайской философии на язык логики. Как известно, всякое единичное бытие, например вещь, имеет свою форму и свой образ – представление о ней. Дао как бытие всеобщее в отличие от единичного ни формы, ни образа не имеет. Иначе бы оно стояло в ряду с единичным.

Там, где в предмете присутствует «есть», Дао говорит «нет», поскольку предмет настолько изменчив, что судить о нем невозможно. Изменение адекватно движению. Но если движение всегда конечно, то Дао всегда недвижимо, а потому вечно. Раз это так, то Дао лучше всего и понятнее всего сравнить с пустотой, которая заполняется изменчивыми сущностями.

Здесь следует еще раз подчеркнуть, что пустота Дао – это образ, метафора, призванная обозначить вечно сущее начало. В оригинале стихов Лао-цзы она именуется другим понятием – «дух долины», который, в свою очередь, является образом вечного и неизменного.

В переводе на современный язык эти стихи будут выглядеть приблизительно так:

Пустота (дух долины) – бессмертна, и я называю ее
глубочайшим началом.
Вход в него именуется корнем Неба и Земли.
Это начало бесконечно, как существование,
И действует безо всяких усилий.

Понятно, что «дух долины», приведенный в стихотворении, – это Дао, пустота. Как считали древние китайцы, божество долины обитает в ее центре. Центр окаймляется горами, а потому и является местом ровным, как бы пустым.