Прииск «Безымянный»

«Кто ему сказал, что я пью? – подумал Афанасий. – Как он узнал? А вообще-то, что тут такого: сейчас все поддают, я же не алкоголик какой-то».

– Со своими личными проблемами я справлюсь сам, но дело не в этом. – Он потрепал свои курчавые волосы и стал тихо продолжать: – Я просто не вижу смысла в этой работе. Откровенно говоря, мне надоела эта мышиная возня.

– Работать надоело, или, может, я тебя чем-то обидел?

Так с ним никто ещё не разговаривал. Берестов отвёл глаза в сторону. Присутствовали в них какая-то печаль и обида.

– Дело даже не в тебе, – начал объяснять Берестов. – Ты, скорее всего, последняя капля, переполнившая чашу терпения. Понимаешь, не дают мне работать. Я тут, как мальчик на побегушках: принеси, подай, а я хочу начать своё дело, работать на себя. Вначале я на Фишкина с Мамедовым пахал, потом даже Бородин стал мною помыкать, а теперь вот ты объявился. Обидно…

Берестов насупился. Закатов подумал, что он, как маленький ребёнок, сейчас расплачется, но тот вдруг резко сказал:

– А кто для меня Бородин, знаешь? Пустое место. Мы с ним учились в одной группе, я ему делал все практические и лабораторные. Представь себе, какие у него остались знания после армии. За три года службы в морфлоте всё, что знаешь, забудешь, а если ты ничего не знал…

– А что, тебе свою тему не предлагали?

– Да кто же мне её предложит? – удивился парень. – У нас в партии только две светлые головы – Фишкин и Мамедов. Они ответственные исполнители – на них все пашут. Теперь вот ты появился, ещё один начальник.

– А Бородин?

– Женя при Мамедове. Так сказать, его тень, подчищает за ним: что тот не доделал, Бородин бежит с поклоном на помощь. Видать, рассчитывает, что Мамедов напишет ему диссертацию, а там, смотришь, на чьих-нибудь плечах куда-нибудь пролезет. Я его, хитрого жука, хорошо знаю.

Неожиданно стало слышно, как в коридоре разговаривают, запахло табачным дымом. Кто-то закашлялся, потом раздался женский смех. Заканчивался рабочий день.

– Ладно, Афанасий, давай договоримся так: я тебе даю фронт работы, за который ты в ответе от начала до конца, и ты начинаешь пахать. Идёт?

Тот кивнул головой.

* * *

После работы Фёдора ждала Лена. Он к этому уже привык и нисколько не удивился. Лена часто находила его даже там, где другому не пришло бы в голову искать.

– Пойдём, у меня к тебе серьёзный разговор.

– Серьёзный разговор? Вот как, интересно! У меня только что состоялся один серьёзный разговор. Не много ли на сегодня?

На улице накрапывал дождь. Моросящее облако висело над головой, накрыв город серым покрывалом. Люди, легковые машины, автобусы двигались по лужам, словно не замечая ненастья.

– Федя, я давно поняла, что тебе не нужна, – сказала она грустно.

Подсознательно он почувствовал состояние Лены и теперь ждал продолжения непростого разговора, который назревал давно.

– Ты живешь своей жизнью, в которой для меня нет места. К сожалению, я не смогла разделить твои увлечения. А твои увлечения – это работа. Но я не хочу жить только одной твоей работой. Мне этого мало. – Фёдор её пугал своими поступками и от мыслей о будущем, если она вдруг решит связать с ним свою жизнь, ей становилось не по себе. Иногда она жаждала его, будто целительного бальзама, способного излечить от одиночества. Каждый раз она думала, что только с ним встретится – и в их отношениях всё изменится. Они встречались, но всё оставалось по-прежнему. – Кроме моей любви, нас практически ничего не объединяет. Ты меня совсем не любишь.

Фёдор попытался обнять девушку, всем своим видом показывая, как он её любит, но Лена выскользнула из его объятий.

– Послушай меня, пожалуйста. Только не перебивай. – Весь её вид выражал воинственную враждебность и решительность, чего раньше Фёдор в ней не замечал. – Я больше так не могу. Гоняться за тобой и верить в призрачное счастье – это не для меня. Пойми же наконец: мне как любой женщине нужны определённость и уверенность в завтрашнем дне. А с тобой я себя чувствую совсем беззащитной. Всё это из-за того, что ты меня не любишь.

– Лена, ты не права…

– Пожалуйста, не перебивай. Я же тебя просила, – остановила его девушка. – В твоём мире, кроме работы, ничего не существует, а я хочу нормальной семейной жизни. Понимаешь, нормальной жизни. На меня и так все смотрят, как на дурочку, которая сидит в этом захолустье и носится за таким же придурочным мужиком.

Он пытался опровергать её слова, говорил, что она всё придумала, но Лену это не остановило.

– К сожалению, Федя, это действительность. Ничего нового я от тебя не услышала. Всё, я с тобой расстаюсь, – сказала она жёстко. – Увольняюсь с работы и еду домой.

Глава 7. Катастрофа

Прорезав толщу плотных облаков, Ли-2 повис над белоснежной пустыней. Временами Бруксу казалось, что самолёт застыл на месте, и только шум моторов говорил о его движении. С высоты 3500 метров в разрывах между тучами внизу виднелись море и реки, петляющие по залесённым долинам. Сверху реки казались узкими извилистыми ручейками, каких немало в горах и на равнинах. Протекали они и на побережье Охотского моря. Иван оторвался от окна.

Все места в самолёте были заняты. Мягкие кресла с белыми чехлами выглядели почти как домашние, а красная ковровая дорожка в проходе добавляла уюта. Прямоугольные иллюминаторы походили на окошки сказочного замка.

В отличие от Ивана все пассажиры оказались не простыми смертными. Двух военных к самолёту доставили на легковой машине, крупного пожилого мужчину с женщиной провожала целая делегация солидных людей. Летел ещё лётчик, по-видимому, какой-то большой начальник, остальные, по мнению Ивана, являлись руководящими работниками «Дальстроя». На некоторых он увидел чёрную горняцкую форму и фуражку с красным пятиугольником. Белыми буквами на нём было написано «ДС», что обозначало «Дальстрой». Не успел он оглянуться, как самолёт пошёл на посадку.

«Чудеса, да и только! – думал Иван, глядя в иллюминатор. – Я столько натерпелся в море, а тут полтора часа по воздуху – и мы в Охотске. Пятьсот километров позади. Правда, это только третья часть пути, но для такого самолёта разве это расстояние? Да, для освоения огромных территорий Севера нам надо много самолётов».

Аэродром, на который они приземлились, больше напоминал колхозное поле. То, что тут лётное поле, подсказывали только два По-2, стоявшие в стороне от взлётно-посадочной полосы, да полосатая тряпка, болтавшаяся на высоком шесте. По ней пилоты определяли направление ветра. Взлётно-посадочную полосу выстилала металлическая сетка, положенная прямо на грунт. В войну на неё приземлялись американские военные самолёты, которые перегоняли с Аляски в Сибирь, а теперь полоса служила для приёма гражданских бортов. Их Ли-2 заправили, погрузили какие-то ящики, и они снова взлетели.

Неожиданно погода стала ухудшаться. С севера подул холодный ветер. Небо затянуло тёмными тучами, солнце исчезло. Самолёт то летел в облаках, то над ними, и тогда становилось видно небо, а один раз они оказались между несущимися тучами. Иван прильнул к окну. Ничего подобного он ещё не видел, ватные облака хотелось потрогать руками и, как комок снега, подбросить вверх. На какой-то момент небо полностью очистилось, в разрыве показались горы и долина петляющей горной реки. Словно огромные великаны, впереди неприступной стеной стояли горы с закрытыми снегом вершинами. Своим величием и неповторимой красотой они притягивали к себе.

«Начинаются отроги Верхоянского хребта, – всматривался вдаль Иван. – Там уже лежит снег. Мы пролетели Юдомский хребет, а это, по-видимому, Сетте-Дабан».

Так же неожиданно, как показались, горы скрылись за облаками. Самолёт стал набирать высоту, прямо на глазах окна покрылись инеем. Ивану стало холодно, теперь он пожалел, что не купил себе тёплую одежду. По сравнению со всеми пассажирами он оказался одет совсем легко.

«Как-нибудь переживём, лишь бы только долететь».

Теперь парень с нетерпением ждал Тёплый Ключ, где планировалась очередная посадка. За окном повалил снег, и всё сразу исчезло из виду. Началось обледенение самолёта. Ивану послышалось, что двигатели стали работать натуженно, будто на износ. Временами казалось, что самолёт напрягается от непомерной нагрузки и вот-вот моторы не выдержат.

«С самолётом что-то не в порядке, надо принимать какие-то меры».

Но вот звук моторов выровнялся, в салоне стало теплей.

«Ну, слава богу, кажется, пронесло, теперь мы спасены, – подумал Иван, и в ту же секунду откуда-то из глубины подсознания возникла другая мысль. – Внизу же горы, а мы снизились. Это очень опасно, ведь впереди ничего не видно».

Сколько Иван ни всматривался вдаль, вокруг лежало снежное марево, заполнившее всё пространство. Подумалось, что из-за жутких холодов, какие бывают в горах, внизу нет никакой жизни. Потом он представил себе снежных баранов и бурых медведей, о которых читал накануне. Вдруг из непроглядной мглы вынырнуло что-то чёрное. Он даже не успел осмыслить, что это, как последовал страшный удар. Самолёт замер и, словно скакун, подстреленный на ходу, пролетев по инерции, рухнул вниз.

* * *

Иван очнулся в снегу. Нестерпимо ныло всё тело, голова раскалывалась на части. Выбравшись из сугроба, он осмотрелся по сторонам. Бушевала метель. Впереди угадывались высокие горы, позади – стояла каменная гряда с причудливыми останцами, которые, по-видимому, протаранил их самолёт. Повсюду были разбросаны искорёженные обломки металла, какие-то вещи и человеческие тела. Одно крыло самолёта отбросило вниз по склону, остатки сплюснутой пилотской кабины и фюзеляж лежали вверху.

Почти под ногами сугроб снега вдруг пришёл в движение, послышались человеческие стоны. Иван дотронулся до руки, боль парализовала сознание. Собрав все силы, он помог какому-то пассажиру выбраться из снега. Это оказался военный. Резко дёрнувшись, тот снова застонал и тут же упал. Кое-как Иван привёл его в чувство и побрёл к самолёту. Возле кабины он помог пилоту, придавленному крупными обломками. Как только тот пришёл в себя, потащил Ивана за собой.

– Я второй пилот Сенькин Николай Петрович, – услышал он его хриплый голос. – Ты поступаешь в моё распоряжение. Надо спасать людей…

Иван споткнулся и улетел в снег. Тысячи колючих иголок вонзились в лицо, тело прошило ознобом. Пилот подал руку.

– Давай быстрей, там экипаж. За мной! – крикнул он на ходу.

Вдвоём они залезли в фюзеляж. Их взорам предстала страшная картина. Впереди лежала мёртвая женщина, которую провожала делегация, и двое окровавленных пассажиров. В одном из них он узнал военного, которого привезли на машине. Под искорёженным металлом слышались стоны. Стоны доносились и из-под обломков пилотской кабины. С трудом они вытащили обмякшие тела командира и бортмеханика, живым оказался только бортрадист. Лицо и вся одежда у того оказались в крови.