– А как же без почтальона! Только это было уже попозже. Кажется, тогда передавали «Радиогазету».
– В двенадцать?
Она кивнула:
– Он дал мне письмо и ушел.
– И ничего не сказал?
– А как же! Сказал, что оно для Мереты Люнггор, и все.
– Почему он не бросил письмо в почтовый ящик?
– Наверное, это было что-то спешное. Видать, он хотел, чтобы она прочитала его сразу, как только придет домой.
– Пусть так. Но ведь Мерета Люнггор-то, наверное, знала, кто его принес. Что она об этом сказала?
– Чего не знаю, того не знаю. К ее приходу я уже ушла.
Тут Асад снова кивнул. Значит, и это было записано в отчете.
Карл кинул ему самый свой профессиональный взгляд, который говорил: «По процедуре полагается повторять такие вопросы несколько раз». И пускай Асад переваривает!
– А я и не знал, что Уффе можно было оставлять одного, – подкинул он новый вопрос.
– Можно, можно, – ответила она радостно. – Нельзя только поздно вечером.
И тут наконец настал момент, когда Карл затосковал по своему креслу за столом в подвале. Много лет ему приходилось вытягивать из людей разные сведения, и у него уже руки устали от этой работы. Еще несколько вопросов, и пора сматываться. Дело Мереты Люнггор, похоже, изначально было дохлым висяком. Ну, вывалилась она за борт. Что ж, бывает.
– И ведь чуть не опоздала. Хорошо, что я положила письмо ей на стол, – сказала вдруг женщина.
Карл заметил, как она на мгновение отвела глаза – не чтобы посмотреть на печенюшки, а именно отвела в сторону.
– Что вы хотите сказать?
– Ну, на другой-то день она уже умерла, так ведь?
– Вы же сейчас не это подумали, верно?
– Это.
Асад положил печенье обратно на стол. Значит, он, как ни странно, тоже отметил ее смущение.
– Вы подумали о чем-то другом, я это по глазам вижу. Что вы имели в виду, когда сказали «чуть не опоздала»?
– То, что сказала: что на следующий день она умерла.
Карл поднял глаза на гордого своим кулинарным искусством хозяина:
– Можно мне переговорить с Хелле Андерсен наедине?
Хозяина не обрадовала эта просьба, как и домработницу. Она старательно разглаживала складки своего халата, но сделанного уже было не поправить.
– Так скажите же мне, Хелле, – начал Карл, наклонившись в ее сторону, когда антиквар семенящей походкой удалился из комнаты. – Если вам известно что-то такое, что вы скрывали, то сейчас самое время об этом сказать. Вы меня слышите?
– Ничего я больше не знаю.
– У вас есть дети?
Уголки ее губ опустились. Какое это имеет отношение к делу?
– Ну ладно. Вы открывали письмо, да?
Она испуганно вскинула голову:
– Ничего я не открывала!
– Хелле Андерсен, это уже называется лжесвидетельством. Вам надолго придется расстаться с детьми.
Для медлительной деревенской женщины ее реакция последовала неожиданно быстро. Руки вскинулись и зажали рот, ступни спрятались под диван, живот вжался – она резко отгородила свою территорию от опасного зверя из полиции.
– Я не открывала его! – вырвалось у нее. – Я только посмотрела на свет.
– Что в нем было написано?
Ее брови почти вплотную сошлись над переносицей:
– Господи! «Удачной поездки в Берлин» – только и всего.
– Вы знаете, зачем она собиралась в Берлин?
– Просто съездить для развлечения с Уффе. Они и раньше несколько раз туда ездили.
– Почему это было так уж важно – пожелать ей удачной поездки?
– Не знаю.
– Кто мог знать об этой поездке, Хелле? Мерета ведь жила очень замкнуто с Уффе, насколько мне известно.
Хелле пожала плечами:
– Может, кто-то оттуда, из Кристиансборга. Почем мне знать!
– Разве не проще было бы тогда написать по электронной почте?
– Ну не знаю я ничего!
По женщине было видно, что она запугана. Возможно, врет. Или просто легко приходит в волнение.