Кровь викинга… И на камнях растут деревья

– Который? – спрашивает Мустафа. – Рубец на висок? Феофан зовут? Хорошо, дорогой! Он у меня уже есть заметка.

Мустафа давно живет в Царьграде, но чисто говорить по-гречески так и не выучился.

– Кто слушал, запомнил? – продолжает он.

– Уж не без того! – отвечает Рябой и в свою очередь задаёт вопрос: – А как дела с тем, который болтал, что-де его царственность законопатила в монастырь свою мать и сестёр?

– А! – улыбается Мустафа. – Он уже площадь Пелагий[66 - Во рву на площади Пелагия хоронили казнённых преступников.], дорогой!

Но вот друзья переходят к делам более насущным.

– Что даёшь, дорогой? – спрашивает Мустафа.

– Нынче бедновато, – отвечает Рябой и достаёт из сумы плащ Андрея Блаженного.

Кабатчик долго щупает плащ, подносит ближе к свету.

– Почём хочешь, дорогой?

Рябой набирает в грудь побольше воздуху и говорит, махнув рукой:

– Ладно уж, чего там! Давай два милиарисия[67 - Милиарисий – позднеримская и ранневизантийская серебряная монета. Равен 24 оболам.], чтобы не торговаться, и делу конец!

Мустафа присвистывает и изумлённо поднимает брови:

– Два милиарисий за этот старьё? Крест на тебе нет!

– Ну, а какова твоя цена? – осторожно спрашивает Рябой. Он, не отрываясь, глядит на Мустафу.

– Ешь мой кровь, забирай двадцать обол!

– Ишь ты какой добрый! Да за двадцать оболов я лучше сам изношу!

– Износи, дорогой! – улыбается Мустафа.

– Ну уж ладно, – примирительно говорит Рябой, – давай полтора милиарисия, и по рукам!

– Совсем с ума сошёл! – восклицает Мустафа. – Получай милиарисий, отдавай плащ! Не хочешь, получай плащ, отдавай милиарисий.

Рябой соглашается на милиарисий, Мустафа снова щупает плащ, протягивает Рябому серебряную монету и весело говорит:

– Баба приходит кричать: Мустафа – упырь! Опять придёт кричать, скажу: зачем Мустафа – упырь? Рябой – упырь, Мустафа не упырь!

В дверь стучат: тук, тук, тук-тук-тук, тук, тук, тук-тук-тук… Это условный стук. Рябой идёт к двери и отодвигает засов. Входит Кукша. Рябой оттопыривает край Кукшиной сумы, запускает в неё руку, выкладывает на стол шёлковый женский покров и мягкие, расшитые золотом сарацинские туфли. Ещё он достаёт из Кукшиной сумы небольшую, туго набитую деньгами мошницу, но её на стол не кладёт, а сразу прячет. Рябой доволен: его раб не зря прожил день.

Видно, что Кукша здесь не в первый раз, он, не спрашивая, идет к затухающему очагу, над которым висит лоснящийся от сажи котел. В котле ещё слышно ленивое бульканье. Кукша накладывает себе полную глиняную миску густой бобовой похлёбки и, обжигаясь, жадно ест.

Рябой не морит Кукшу голодом – не потому, что у него доброе сердце или он хорошо усвоил евангельские поучения о любви к ближнему. Просто его слуге, чтобы исправно служить, необходимы сила и проворство, а от голода, как известно, человек слабеет и становится вялым.

До сих пор Рябой сам занимался воровством, прирабатывая к подаянию. Теперь у него совсем другая жизнь. Зачем ему воровать? За это могут избить или, ещё хуже, бросить в темницу. Теперь для него ворует беглый скифский раб. Дело чистое. Немой, надо думать, не скоро попадётся – больше всего на свете он боится угодить в лапы к стражникам. А когда он всё-таки попадётся, это ничем не грозит Рябому. Какое отношение имеет почтенный царьградский нищий к беглому скифскому рабу? Да мало ли их тут в Царьграде скрывается от своих хозяев и от правосудия!

Раб оказался ловок и сметлив. Пришлось, конечно, дать ему несколько уроков. Иногда Рябой поощряет его намёками: если-де Немой будет стараться приносить побольше добычи, то Рябой со временем позаботится о благоприятных переменах в его судьбе.

Да, воровать Рябому теперь незачем. Он мог бы и не валяться больше на паперти, но на это он не пойдёт – шутка ли, каждый день терять сотню оболов! У Рябого есть давняя мечта: накопить достаточно денег, купить возле города усадьбу с домом и виноградником, жениться и зажить уважаемым человеком. Особенно его привлекает мысль завести у себя в саду павлинов. Он считает, что всякий настоящий богач непременно должен держать павлинов. Иногда Рябой, подвыпив, делится своими мечтами с другом кабатчиком, но тот только посмеивается над ним:

– Не надо павлин – голос дурной и денег стоит. Лучше соловей – голос приятный и поёт задаром!

Кукша наелся и должен уходить – больше ему здесь делать нечего. Он медлит, его разморило от горячей пищи, и глаза у него слипаются, он с удовольствием прикорнул бы где-нибудь в уголке, но ему не позволяют.

– Где ночует? – спрашивает Мустафа, когда за Кукшей затворяется дверь.

– Это его дело, – отвечает Рябой.

– В свой каморка не пускаешь? – улыбается Мустафа.

– Ещё чего? – говорит Рябой. – Я завёл себе раба, чтобы он на меня работал, а не для того, чтобы заботиться о его ночлеге.