Грань человечности

– Ну, что смотришь? Жрать меня пришел? Санитар леса хренов. Че ж ты не напал, когда я на ногах стоял, а? Боялся? Боялся, я тебя спрашиваю?

Захару было уже все равно. Наплевать на все. Только сжигала обида. Ведь он почти дошел.

– Че молчишь? Ты ж хозяин леса! Королем ходить должен! А ты по кустам от меня шхерился. Ну, давай, чего уж там. Жри. Жри меня, падла!

Захар повысил голос. Волк подступил на шаг, и угрожающе зарычал.

– Че рычишь? Напугать меня хочешь? А не получится! Не боюсь я тебя! А знаешь почему? Потому что это больше не твой лес. Не твой, понял? Иначе чего бы ты по кустам жался, выжидал, пока я упаду? А я тебе скажу, отчего так. Потому что ты сам боишься! Боишься тех, кто придет, когда упадешь ты!

Не отводя от волка взгляда, Захар приподнялся на одной руке.

– Ты больше не хозяин здесь, понял? – Захар встал на одно колено, и стал шарить вокруг руками, в поисках ружья.

– Да, ты не хозяин. А знаешь, кто теперь хозяин этого леса? – Он, наконец, нашел ружье, и обмороженные руки сомкнулись вокруг холодной стали ствола.

– Я! Здесь! Хозяин! – с диким криком Захар вскочил на ноги, и, что было сил размахнулся ружьем. Используя его, как дубинку, он ударил тяжелым прикладом в голову опешившего волка. Мощный удар (и откуда только силы взялись!) пришелся точно в висок, и, только что чувствовавший себя хозяином ситуации хищник тяжело рухнул в снег. Не теряя ни секунды, Захар выдернул нож, еще не очищенный от крови Вовика, и, упав всем весом на зверя, вонзил клинок тому в горло. Еще и еще. Горячая кровь брызгами разлеталась во все стороны, а он упоенно кромсал волка, безумно хохоча, и выкрикивая с каждым новым ударом:

– Я! Здесь! Хозяин!

* * *

Он не помнил, как добрался до дома. Помнил только вкус горячей волчьей крови во рту, когда он впился в разорванное горло зверя. Видимо, сделал он это уже чисто интуитивно. Всплыло в подсознании что-то из Джека Лондона. Или еще откуда. Это ли помогло, или еще что – неизвестно. Во всяком случае, он выжил, и даже добрался до дома.

Замотавшись в мохнатый плед, Захар лежал на диване в гостиной, прямо в одежде, скинув в полубессознательном состоянии лишь унты. Его лихорадило. Котел давно затух, и при каждом вздохе изо рта его вырывались облачка пара. Через силу поднявшись, он, охая от боли и холода, побрел в гараж, натыкаясь в темноте на предметы. В гараже на ощупь нашел керосиновую лампу, и запалил ее. Подумав, подошел к генератору, прихватив по пути канистру с соляркой, и вылил ее в резервуар. Нажал на кнопку стартера. Ничего. Видимо, сдох хиленький аккумулятор, использующийся для старта. Ну, ничего, мы не гордые, мы и вручную заведем. Пошарив под генератором, нашел ручку дросселя, и резко дернул ее на себя. Ух, ты ж, м-мать! Плечо стрельнуло, и перед глазами заплясали разноцветные огоньки. Нет, так дело не пойдет. Захар взялся за ручку другой рукой, и повторил процедуру. Получилось. Отказоустойчивый механизм чихнул дымом, рыкнул пару раз, и ровно затарахтел. Под потолком затеплилась лампочка.

Да, топливо теперь экономить незачем. Захар отправился к котлу. Положил бумагу, несколько щепок, зажег спичку, и вскоре сухие, как порох, дрова уже весело трещали, объятые пламенем.

Скинув изодранный, окровавленный полушубок, он нацепил старый ватник, валявшийся на верстаке, и, прихватив лопату, отправился за дом.

* * *

Копать он закончил к утру. Физическая работа разогнала кровь по жилам, и теперь чувствовал он себя гораздо лучше. Физически. Несколько раз за ночь возвращаясь в дом, то за ломом, то заменить сломанную лопату, то просто подкинуть дров в котел, он входил только через гараж, избегая даже смотреть в сторону сеней. Он не знал, хватит ли ему душевных сил собственноручно закопать два самые близкие для него существа. Настало время это проверить.

Все прошло гораздо лучше, чем он ожидал. Более того, теперь, стоя над двумя свежими холмиками земли, он не испытывал каких-то сильных эмоций. Была лишь опустошенность, и ощущение, что на всей планете остался лишь он один. И холод. Не снаружи, нет. Холод поселился в его душе. И вряд ли найдется что-то, что заставит этот холод отступить.

Постояв так некоторое время, Захар тяжело вздохнул, и, волоча за собой лопату, пошел в дом. Вот и перевернута очередная страница летописи его жизни. Что будет написано на следующей? Кто знает…

Глава 2. Разделяй и властвуй

Захар сидел на крыльце и нервно затягивался самокруткой. Таких реальных снов ему не снилось уже очень давно. И черт бы с ним, вот только в этом сне к нему пришла Аня. Такая, какой он ее видел в последний раз. И он мог бы поклясться, что это не сон! Аня, одетая в то самое, ее любимое, платье, в котором он ее хоронил, вошла в спальню, где, не раздеваясь, спал Захар. Подошла и села рядышком. Смотрела так ласково, гладила по лохматой голове, по давно не бритым щекам, а потом заговорила.

«Уходить тебе нужно, Захарушка. Да побыстрее. А иначе – смерть»

Захар хотел сказать, что он не боится смерти, что после их гибели ему и жизнь не мила, что сам не знает, для чего до сих пор живет, но язык будто присох к небу.

«Я все знаю» – снова зазвучал голос жены, такой знакомый, будто в последний раз он слышал его не шесть лет назад, а всего лишь несколько часов. «Не для того ты жить остался, чтобы в глухой тайге от пули загнуться. Собирайся и уходи утром. Не медли, а то поздно будет».

Наклонилась к нему, нежно поцеловала в щеку, и ушла. И тут же он проснулся. Ощущение ирреальности происходящего не покидало его. Такое впечатление, что он и не спал вовсе, будто не сон это был, и действительно приходила к нему Аня. Чтобы предупредить и уберечь. Но ведь такого не может быть! Или может? Может, его собственное подсознание подсказывает ему таким образом, что нужно уходить? Ведь практически звериное чутье, обострившееся до предела за годы одиночества, еще ни разу не подводило его! Может, неспроста глухая тоска раздирает душу на части с того момента, как проснулся?

Захар затянулся в последний раз, и швырнул окурок в ведро возле ступеней. Смерть от пули. Гм. Неужто добрался до своих солдатик-то? И что, мстить теперь придут? Вполне возможно. В принципе, Захару все равно, можно и остаться, подождать, повоевать малость. Какое-никакое – а развлечение все ж. Смерти Захар действительно не боялся, он и жил-то теперь исключительно по инерции. Но этот сон… А, была не была!

Захар смачно плюнул в снег, и пошел в дом. Собираться. Пересек сени, зашел в гараж. Потянул с верстака рюкзак, повернулся выходить. Взгляд зацепился за стоящий в углу автомат Калашникова. Захар взял оружие в руки, нежно провел рукой по вороненому стволу и улыбнулся. Да, не спиртом единым…

* * *

Когда Захар вошел в лес, уже порядком стемнело. Крики солдатиков, ищущих своего непутевого друга, переместились дальше от заимки. Его они, видимо, не услышали. Может, ну их? Нет, вон орут как, настырные! Еще яму найдут, тогда точно покоя не будет. Стараясь ступать потише, Захар лешим крался среди деревьев, ориентируясь на звук. Несмотря на внушительные рост и вес, лесник передвигался практически бесшумно. Вот он остановился, и, наклонив голову набок, стал прислушиваться. Постоял так минуту-другую, и, удовлетворенно кивнув самому себе, снова двинулся вперед, немного изменив направление движения. Чем ближе подходил он к месту, которое для себя отметил, как подозрительное, тем больше он походил на гигантского хищника, вышедшего на охоту. Впрочем, так оно и было, разве что оружием служили не зубы и когти. И вот уже можно различить голоса. Захар опустился на корточки, и, на четвереньках, нырнул под раскидистую ель, могучие лапы которой надежно укрыли его от посторонних взглядов. Чуть слышно раздвинув ветки, он выглянул, и с трудом сдержал ругательство. Ну, точно! Вот, как в воду глядел!

Солдатов было двое, и они стояли на краю ямы. Снегопад, так резко начавшийся было час назад, так же внезапно прекратился, и снег не мог скрыть следов его недавнего посещения захоронения.

Солдаты негромко переговаривались. И если первый был как брат-близнец похож на того неудачника, труп которого Захар не так давно сбросил в яму, то второй… Его непохожесть на остальных, виденных Захаром в здешних местах, прямо-таки бросалась в глаза.

Во-первых – рост. Боец был одного роста с Захаром, а это значило, что два метра в нем точно есть. Во-вторых – обмундирование. В отличие от обычного зимнего «хэбэ», в которое были одеты все умерщвленные Захаром солдаты, на нем был одет превосходный зимний камуфляж, идеально подогнанный по фигуре. Захар такого не застал, но, кажется, именно его называют заграничным словечком «адаптивный». Бело-серых тонов разгрузочный жилет, почти сливающийся с курткой, ботинки с высоким берцем такой же расцветки. На голове, вместо привычной «ушанки» – камуфлированная шапочка. Бывший врач был готов поспорить, что, случись необходимость, странный боец одним движением превратит ее в маску с прорезями для глаз. Но не это главное. Главным же отличием от всех бойцов, виденных Захаром, в округе ранее было то, что этот был вооружен. Да-да! Как бы ни парадоксально это звучало, ни у одного из солдат, «делившихся» с бывшим хирургом своим имуществом не было оружия! Даже ножа, и того не было! Захар много размышлял в свое время над этим фактом, но так ни к чему и не пришел, приняв это, как данность. У этого же через плечо висел автомат, и не допотопное «весло», а что-то из более поздних моделей. И это делало солдата в разы опаснее. Именно поэтому он умер первым.

Захар, стараясь даже не дышать, просунул ствол ТОЗа меж заснеженных ветвей, и в тот момент, когда боец открыл рот, собираясь что-то сказать своему подчиненному (именно подчиненному, в этом Захар не сомневался ни секунды), лесник нажал на спусковой крючок.

В царившей тишине звук выстрела прозвучал, подобно грому. Заряд дроби, выпущенный с расстояния в пару метров, практически начисто снес бойцу голову. Фонтан темной крови из разорванных артерий взметнулся вверх, заливая все вокруг. Второй солдат, лицо которого вмиг покрыли алые капли, только беззвучно раскрыл рот. Не давая ему времени на отчаянный вопль, который уже готова была исторгнуть глотка перепуганного рядового, вторым выстрелом Захар разворотил ему грудь. Кинетический импульс, приданный телу зарядом дроби, швырнул его в яму.

На все про все ушла пара секунд. С треском проломившись сквозь ветки, Захар выскочил из своего убежища, и успел схватить начавшее клониться тело странного бойца за буксировочную петлю на разгрузке. Ему совсем не улыбалось лезть за трофеями в яму. Схватил – и замер. Потому что бойцов было не двое. Их было трое, и один из них сейчас перепуганными глазами глядел на Захара, высунувшись из кустов. Это был такой же рядовой, как тот, который в агонии дрыгал ногами на дне ямы. Круглые, вытаращенные глаза, без малейшего проблеска мысли, замызганная «хэбуха», и длинная нить тягучей слюны, прилипшая к подбородку. Видимо, узрев на дне ямы своих сослуживцев в столь непотребном виде, солдатик решил как можно скорее избавиться от содержимого своего желудка. А так как воспитание, привитое ему в детстве, не позволяло ему блевать в присутствии старшего по званию, он нырнул в кусты, что, в конечном итоге и спасло ему жизнь. Теперь же он пялил на Захара испуганные буркала, и, отходя от шока, понемногу пятился назад. Через секунду, видимо, окончательно придя в себя, рядовой резко развернулся, и, что было сил, припустил вглубь темного леса, петляя, как заяц. Захар растерянно переводил взгляд со спины рядового, на разряженную двустволку, из стволов которой до сих пор курился легкий дымок, и опять на спину бойца. Спустя несколько ударов сердца, тот окончательно растворился в сгущающейся темноте, и Захар смачно выругался. Если бы он сработал чисто, то, возможно, эту троицу никто и не стал бы искать, а если даже и искали бы – не факт, что наткнулись бы на заимку. И даже если бы наткнулись бы – поди докажи, что нелюдимый лесник в драном тулупе как-то причастен к исчезновению трех солдат, один из которых – ну чисто с экрана телевизора сошел. А теперь… Теперь они пойдут целенаправленно, и чем все это закончится достаточно очевидно для того, чтобы строить какие-то иллюзии на этот счет. Захар еще раз выматерился, пихнул обезглавленное тело в снег, и уселся рядом. Через минуту он уже вовсю дымил самокруткой, а тяжелые складки на его лбу говорили о том, что мозг занят нешуточным мыслительным процессом.

* * *

Когда-то это место было запасным командным пунктом. Когда армию в очередной раз реформировали, и все ЗКП были исключены из структуры боевого управления РВСН, этот ЗКП также был снят с боевого дежурства. По официальной информации его не существовало, но в закрытых документах появился некий «Объект 847», являющийся, по номенклатуре малым хранилищем Росрезерва. Ну а если у кого было желание копнуть глубже, и имелся соответствующий допуск, те могли узнать, что и это не основное назначение бывшего командного пункта. «Объект 847» также был испытательным полигоном для обкатки альтернативных источников энергии. Правда, обслуживающий персонал, слыша такое громкое название, только морщился и фыркал.

В начале двадцать первого столетия, командование, то ли распиливая очередной бюджет, то ли проникшись всеобщей вялотекущей паранойей по поводу возможной ядерной войны, выдало распоряжение по внедрению на все автономные объекты безопасных технологий самообеспечения. Одной из таких технологий и стал образец энергоустановки на твердооксидных топливных элементах для стационарного применения, а говоря проще – биогазовый генератор нового поколения. Ну а если совсем простым языком – под землей была обустроена самая настоящая свиноферма, отходы который и обеспечивали нужды бункера электроэнергией. В идеале – это был замкнутый цикл, обеспечивающий свет, тепло и питание для личного состава, и, теоретически, такой объект мог просуществовать в условиях полной изоляции неограниченное количество времени.

Маразм, конечно, но командование возлагало на эту разработку большие надежды.

И, надо сказать, она их оправдала.

Когда восемь лет назад пришел сигнал «Ядерная атака», полковник Трегубов воспринял его, как очередную учебную тревогу, но, тем не менее, действовал строго по инструкции. Загнал смену бойцов, несущую караул на подступах к бункеру, вниз, проконтролировал герметизацию створов входного люка, и спустился в убежище, к личному составу. Личный состав представлял собой взвод отдельного батальона охраны, два взвода солдат-срочников, и восемь офицеров, в число которых входил сам Трегубов. Матерясь сквозь зубы, он, про себя, на чем свет стоит, костерил шутников из штаба, решивших без предупреждения устроить проверку забытому Богом хранилищу. Полковник продолжал это увлекательное, но, увы, бесполезное занятие ровно до того момента, пока в командный отсек не ворвался дежурный радист с выпученными глазами, и не протянул Трегубову две ленты. На одной – распечатка переговоров, перехваченных в эфире после сигнала тревоги, вторая же была расшифровкой данных с сейсмографов. Полковник взял первую, и начал читать. По мере чтения, выражение лица его менялось, а кожа стремительно бледнела. Откинувшись на спинку кресла, он расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки, и поднял глаза на радиста.

– Это… это что?

– После объявления сигнала «Ядерная атака», я, как и предписывается, запустил оборудование в режиме сканера. Данная распечатка – это то, что удалось засечь в эфире. Над каждым радиоперехватом указано время. – Перепуганный радист вытянулся по стойке «смирно».

– Угу… – полковник снова опустил глаза к отпечатанным на принтере листкам.

«Заря», «Заря», я – «Жетон». Фиксирую множественные пуски. Запущено определение целей. Тревога не учебная, повторяю, тревога – не учебная. Примите все ме…»…

«Сокол-1», я – «Сокол-2». Неопознанный борт в зоне ответственности, иду на сближение. Неопознанный борт, ответьте, или будете уничтожены! Неопознанный борт! Назовите себя! Что? Твою мать!!! «Сокол-1»!!! Это В-52!!! Это «Стратофортресс»! Запрашиваю дальнейшие указания! Запра…».

«Все! Всем! Всем! Говорит база «Север-11»! Тревога не является учебной! Повторяю! Тревога не учебная! Всем, кто меня слышит, немедленно…»

Строки поплыли перед глазами Трегубова. Кровь резко ударила в голову, он начал клониться вперед. Его заместитель, майор Фесенко, успел подскочить, и перехватить сползающее с кресла тело.

– Чего стоишь? Воды принеси! – гаркнул майор на радиста. Это было последнее, что услышал полковник, потом наступила тишина.

Полковник Трегубов был потомственным военным. И его прадед, и дед, и отец – все посвятили жизнь… нет, не Родине. Армии. Казалось бы, как можно служить в армии, не посвящая жизнь Родине? Да легко. Нет, прадед и дед были пламенными патриотами и настоящими служаками, но для отца будущего полковника, и, в дальнейшем, для самого Петра Николаевича, армия была лишь удобным инструментом для обогащения. Оба были тыловиками, оба имели доступ к хранилищам Росрезерва. Но не к тем, в которых, в оружейной смазке, от времени превратившейся в комки твердой, сухой грязи, ржавели СКС и ППШ, предназначенные для резервистов, а к тем, где в вакууме хранились АКМ и АКС, ровными рядами стояли РПГ и ящики с выстрелами к ним. К тем хранилищам, в подземных ангарах которых стояли законсервированные БТР и БМП. Николай Наумович, еще в первый конфликт, разработал отлаженную схему, благодаря которой его банковский счет в одной из оффшорных зон, пополнялся семизначными суммами, борцы за независимость маленькой, но очень гордой страны, не испытывали нужды в боеприпасах, а зеленые бойцы-срочники, которых после месячного КМБ бросали в полыхающий ад городских боев, возвращались на родину в наглухо запаянных цинковых гробах.