Спасенному рая не будет. Трилогия. Книга вторая. Голгофа

– А вернемся? – с надеждой спросила Капка.

– Нам этого не избежать.

Игорь вопрошающе глянул на него. Ничего конкретного Алексей не мог ему объяснить. Он не видел четкой картины их будущего отшельничества, воображение рисовало лишь какие-то смутные обрывки, множество добрых и недобрых людей и бесконечный размытый путь. И все же ответил:

– Не знаю, когда и по какой причине это произойдет. Но возвращение предвижу.

– Как же мы багаж на катер перетащим? – задумчиво произнесла Капка.

– Памфил обещал приехать, – ответил Алексей. – Поможет перевезти груз.

Памфил прикатил на следующий день под вечер, и не один, а с женой Серафимой. Квартирантов бабы Пани дома не было, возились с катером на берегу Чулыма. Памфил привез целую кучу нужных путешественникам вещей: топор, колун, кувалду, краску в банках, канистру растворителя, ящик гвоздей, три мешка пакли и даже четыре раскладных стульчика.

Когда вернувшийся с берега Алексей захотел расплатиться с ним, тот возмущенно замахал руками:

– Это подарок от меня, раз ты деньги за лечение отказался взять.

Алексей от подарка отказываться не стал.

– Сеструха сказала, что ты и Ульяну с Гаврей на ум наставил. Шесть годов тунеядствовали, и – надо же! – на работу устроились. Как с катером?

– Завтра Игорь с Андрюхой начнут перебирать двигатель. Ну, а мы займемся наружным ремонтом.

– Я на три дня приехал, помогу вам. Перед отъездом перекину на катер ваш груз. Пошли в избу, Серафима с Паней пирогов напекли.

Три дня пролетели, как один. С рассветом Памфил заводил свой «Урал», усаживал в кабину Капку. Мужики размещались в кузове на откидных гремучих скамейках. И отправлялись к пристани, возле которой дожидался полой воды установленный на бревенчатые катки катер.

К длительному плаванью его готовили в авральном режиме. Памфил менял электропроводку. Игорь перебирал мотор, Андрюха был у него в подсобниках. Капитолина драила трюм и палубу. Наумыч готовил палубные заплаты. Диоген на сухом взгорке мастерил решетки для просмоленной плоскодонки и красил ее в небесно-голубой цвет. Алексей был на подхвате по мере надобности. А если такой надобности не было, изучал купленный в Екатеринбурге атлас Томской области.

Бригадир лесорубов Афоня обронил в недолгом разговоре, что скит староверов находится где-то на реке Васюган. Староверы селятся в безлюдье, этим и привлекала скитская обитель. Чтобы добраться до тех мест, надо было по Чулыму выйти в Обь, затем вниз по течению до устья Васюгана, и по нему вверх, с надеждой обнаружить потомков раскольников.

Карты в атласе были довольно подробными, с названиями притоков и береговых селений. Большинство названий оказались русскими, но встречались и местные, напоминающие о сибирских аборигенах: Наунак, Каргасок. Ниже Каргосока и впадал в Обь Васюган. Судя по всему, сюрпризы в виде речных порогов путников не подстерегали, потому что у большинства населенных пунктов красовались якорьки, означавшие наличие пассажирских пристаней.

Работалось в охотку, и дело двигалось. Даже у Диогена, которому время от времени приходилось отвлекаться, когда подле него появлялись просительницы с узелками. Он откладывал кисть, с важным видом выслушивал их. Затем воздевал руки к небу, что-то бормотал и заканчивал одинаково: «Верно говорю!» Принимал узелки с провизией и мановением руки отпускал просительниц.

Наумыч наблюдал за представлением со скептической ухмылкой и все же один раз не выдержал:

– Дурит бабёнок Диоген, а они, дурехи, верят.

– В том и суть, что верят, – сказал ему Алексей. – Человек, поверивший в исцеление, выздоравливает быстрее. Уверовавший в благоприятный исход жизненных неурядиц, станет делать всё, чтобы так и произошло. И всего скорее, добьется своего.

– Все равно дурилка, – не согласился с ним Наумыч…

Уезжать Памфил наметил на третьи сутки, после полудня. В этот день, едва взошло солнце, загрузили в «Урал» весь скарб и перевезли на катер. Трюм еще не был готов для приема груза, потому провиант разместили в салоне, а все остальное – на палубе под брезентом. Оставив дедов на судне, поехали обедать домой, чтобы по-человечески распрощаться с Памфилом и его женой Серафимой.

Прощальный обед обеспечил Шурик. Смотался на ночь в затонную заводь, где лед еще был крепок, и привез пару щучек и почти полное ведро налимчиков. Серафима и баба Паня наварили котел ухи, ею и пообедали.

– Может, еще свидимся, – сказал, прощаясь, Памфил, – заезжайте, если снова в этих краях окажетесь.

Алексей предвидел, что свидеться им не придется, да и в этих краях они больше не окажутся. Ничего не ответил Памфилу, лишь кивнул.

Основные работы на катере были закончены. Оставалось установить собранный и смазанный движок и проверить рулевые тяги, с чем без особого труда справятся Игорь с Андрюхой. А навести на судно косметику можно и после вскрытия Чулыма в ожидании конца ледохода. Голубенькая плоскодонка с новенькими сиденьями тоже дожидалась своего часа, покоясь на берегу чуть выше катера.

Однако река не спешила сбрасывать ледяной панцирь. Успели высушить и проморить трюм, застелить его брезентом и загрузить продовольствием, высвободив салон. Выкрасили коричневой водостойкой краской палубу, и дощатые заплаты перестали мозолить глаза. Натянули по бортам леера, чтобы ненароком не свалиться в воду. Установили на палубе четырехместную палатку и закрепили ее мелкими самодельными скобами. А лед на реке все держался.

Капитолина готовила теперь еду на палубе, пользуясь примусом и керогазом. Мужики, как могли, помогали ей. От этого дела освободили только Диогена, напрочь лишенного поварского дара. Лишившийся общения с прекрасным полом, он стал задумчив, как изваянный Роденом «Мыслитель». И что совсем уж было не в его духе, даже побрился за компанию с Андрюхой, отчего черты лица стали казаться еще мельче.

В один из вечеров, когда Алексей настраивал любительские рыбацкие снасти, Диоген с заговорщицким видом обратился к Алексею:

– Нехорошо у нас получается. Корабль есть, а имени у него нет. Я придумал название: «Диоген». Как?

– Слишком громко для нашей посудины. Древний философ обиделся бы. Давай назовем «Аэола»?

– А что оно такое?

– Древнее название нашей планеты.

– Если так, то годится. Верно говорю!

Остальные члены команды не возражали. Диоген сам вызвался изобразить имя на борту катера. Вырезал из кусков картона трафарет, вооружился кистью и вывел белой краской: Аэола. Получилось у него очень даже неплохо.

Лед на реке начал гулко лопаться под утро 22 апреля, в позабытый народом день рождения Ленина. Льдины погнало течением, они сталкивались, крошились, наползали друг на друга и скапливались в излучинах, образовывая заторы. Воде некуда было деваться, и она двинулась вширь, заполнила береговые низины и поползла на кручи. Вытолкнула из-под катера бревенчатые катки и приняла его в свое неспокойное лоно.

Будущие отшельники распрощались с гостеприимной бабой Паней и Шуриком и перебрались на катер. Игорь и Андрюха отцепили от забетонированной трубы удерживающую плоскодонку цепь и причалили к судну. Общими усилиями подняли лодку на палубу, закрепили ее, и тем отрезали себе путь к отступлению.

Стрежневая струя тащила с верховьев всякий хлам, бревна, кусты, огородные заплоты. Взбаламученная вода была темной, как чефир. Даже вблизи берега она шевелилась, крутила воронки, будто в глубине ворочалось живое чудовище. Успокоилась, когда достигла пика, и паводок пошел на убыль.

1 мая, в день развенчанной смутой солидарности трудящихся, по Чулыму, оглашая окрестности басовитым гудком, прошла вниз первая самоходная баржа с гравием. На берег высыпал подгулявший смолокуровский народ и радостно загорланил, приветствуя открытие судоходного сезона.

Но река еще не успокоилась, волокла с верховьев всё, что успела проглотить. Особенно опасны были кочующие топляки, не заметные снаружи. Потому, задавив в себе нетерпение, команда ждала, когда Чулым очистится полностью. Этот день наступил 12 мая. Ранним утром маломерное судно «Аэола» покинуло порт приписки Смолокуровку и отправилось в неизведанные места.

Исчезли для Алексея, как никчемный сон, Зураб, Юсуп, Исмагилов и всё, что было с ними связано.

Разборка

1

Искандер Исмагилов с уцелевшими братками отсиживался в Капчагае, районном городишке, разбросанном по берегам водохранилища. Здесь он загодя приобрел у местных властей заброшенный детский сад, превратил его в комфортабельный жилой дом. Ему было известно, что полицейская контора объявила его в розыск, однако он болт забил на это дело.

В Капчагае Исмагилов чувствовал себя в безопасности: он вырос в здешнем бараке, получил здесь первый срок вместе с приятелем, которого судья пожалел и, как несовершеннолетнего, оставил на воле. А был он моложе Исмагилова всего-то на полгода. Теперь приятель носит погоны с двумя просветами и двумя звездочками, рулит всей местной полицией и регулярно получает от авторитетного дружка зарплату, превышающую официальную.

Об этом доме никто в Алма-Ате не знал, даже Вика, которую Доктор выкрал и, наверняка, снова хочет засунуть в бордель. Братки прочесали всех проституток, но про Вику пока никому ничего не было известно.

Обиду и злость на бывшего партнера Исмагилов глушил первое время водкой. Потом опомнился, выгнал в сауне алкогольную муть и стал строить планы отмщения. Перво-наперво – надо вернуть Вику, а уж затем уделать Доктора вместе с бородатым москвичом. Если подфартит, мочкануть и генерала-колобка, ввязавшегося в разборку на стороне Доктора. Мочкануть и слинять с общаком и Викой в другую республику, где его не знают.

Исмагилову было наплевать на то, что в крутой разборке он может потерять не только оставшихся корешей, но и свою жизнь. Он давно свыкся с мыслью, что жизнь – копейка, однако берег ее, как мог. Теперь же всё кинул на кон: пан или пропал!

Раненого в ногу Штангиста из СИЗО выпустили и определили в городскую больницу. Пацану ясно, что это щучья дурилка, и на приманку Исмагилов не купился: запретил кентам контачить с ним, пускай пока залечивает ногу.