Дорогами совдепии

– Час-другой.

– Годик-другой – поправляет профессор.

Коля и встать не успел, но уже сел.

– Так скопытилось же оно, циррозное? Теперь же можно пить по-человечески?

А Сильвестровна по-медицинскому объясняет.

– Ну, в общем, этот зелёный змей спит в анабиозе. Но капля алкоголя может превратить его в дракона-чудовище. Поэтому пить теперь Коле никак нельзя. А не будет пить, монстр и сам сдохнет.

Жутко Поликарповичу стало. Выходит, у зятя его, как у беременной бабы, в брюхе дракон живёт. А он с Поликарповичем вместе на рыбалку ездил. Нет. Брешет медичка лукавая, чтобы зятя застращать. Наверняка, у него глисты собачьи. Потому как лапы свои перед едой не любит мыть. А Поликарпыч, моет.

А Коле дракона циррозного жалко стало. Он поросёнка заколоть не может, не то что пресмыкающегося динозавра. Нехай живёт. Он его втихаря подкармливат будет бормотухой.

Профессор еще раз предупредил о последствиях. Что придут за Колей страшные рогатые черти.

Коля вздохнул. Рогатое существо уже посещало его, и «оно» было вовсе не страшное, и Коля, даже, подружился с этим существом. Так что профессор сам «беса гонит». Но он промолчал, чтобы не расстраивать хорошего человека.

Прощались радушно. Сильвестровну звали Эльвира Израилевна. Она подарила Коле на память брошюру «Трезвость – норма жизни» с картинками. На одной стороне гадкие зеленые алкоголики пляшут с чертями вместе вокруг бутыли. А на другой они, но уже розовые и перевоспитавшиеся, в кругу детворы с игрушками. Поют: «Кукла с мишкой бойко топают…»

Коле предстояло бойко топать с супругой Таней. И петь с любимой тещей: «Баба сеяла горох». Он вздохнул потерянно. Таня похвалила фикус на подоконнике. Тесть попрощался с его превосходительством доктором. Тронули в хорошем настроении. Ехали серьёзно-молча. Из обочины злорадствовал репей. Хлопал грязным телячьим ухом лопух по ботинку. А облака накатывали по небу стерильную невинность. Кастрированная душа Коли Полбанко безразлично бултыхалась в теле.

Встречали Колю, как героя, демобилизованного по контузии. А на алкогольном поприще он был разжалован… И даже дед Ивашко, в прихлебательском чине, закручивал ус в водочную бескозырку. Даже летом он не имел привычки сбрасывать ватные галифе, прохаживаясь, как облако в штанах, из которого малахитовым портсигаром поблeскивал зубной эликсир «Для мужчин».

Сегодня будут отмечать Колин трезвый образ жизни.

Дом был полон гостей. Женщины Колю целовали. Мужчины соболезновали. Тёща ворковала над столами с пампушками, закрученными в фиги. Радушно совала их под нос. Они румянились глазурью с маком. Носилась стервятником с телячьими котлетами, свесив на блюдо сдобную грудь. Цепким пальцем вылавливала сморщенный в кулачок огурец для деда Ивашко.

– Колины, кушайте.

В праздничной юбке помидорного цвета, которую надевала по случаю и на выборы в сельсовет, она фигурировала между столов.

– И у нас зятья не хуже других.

Будто собиралась баллотировать Колю на вакантную должность муж-председатель. Таня облачила супруга в новый костюм и выпустила сизым голубем. Коля в нём выглядел солидно, как директор птицефабрики.

Вольдемар Бузука, бывший закадычный приятель, подсунул под него стул. Коля чувствовал себя в пиджаке, как в смирительной рубахе. Новая жизнь давила его новыми правилами. Костюм отливал дымчатой мастью. И Коля сам был парадно-выходной.

Вольдемар Бузука бдительно нёс пожарную службу в Кукарекино. В прошлом состоял учителем пения. Имел тягу к творческим изобретениям и носил массу тайных замыслов. Химичил, как алхимик, над усовершенствованием процесса перегона Н2О в спиритус вини. Напиток полезный для печени.

Доподлинно известно, что Менделееву его знаменитая таблица явилась во сне. Бузуке, с пьяных глаз, пригрезился уникальный самогонный агрегат. По его чертежам Коля неделю собирал агрегат, как паровой двигатель. Оба трезвые, собутыльники серьезно готовили, принимающему за воротник миру, сюрприз. Аппарат выдержал испытания. Обильно давал продукт. Но, увы, не натурального качества. Жидкость не воспламенялась и даже не чадила. И, гори оно огнём, затею отбросили. Бузука поостыл. Женскому полу он представлялся брандмейстером, как иностранец. На этот случай носил в кармане пачку золотистого Монте Карло, хотя не курил, прислушиваясь к гипотезе Минздрава. Монте Карло с важным видом предлагал хихикающим мадамам в фиолетовых колготах. В личном гардеробе имел парадный казенный мундир пожарного инспектора, не хуже самого Монте-Кристо.