Ничего кроме надежды

Он смотрел на нее, ожидая ответа. Она молчала.

– Кто эти двое? – негромко спросил Фишер. – Откуда они вообще выползли?

– Не знаю, – сказала Таня, глядя в сторону.

– Кто дал тебе указание устроить их в лагере?

– Никто мне не давал никаких указаний…

– Логичный ответ, переводчица. Логичный и вполне убедительный. Такие ответы особенно нравятся следователям. Ты знаешь, что делают в гестапо с такими упрямыми дурами?

Таня посмотрела Фишеру в глаза и снова отвела взгляд.

– Ты даже не позаботилась приготовить хотя бы самое примитивное объяснение, – сказал тот. – Хотя бы на всякий случай! Или ты была так уверена, что ничего не случится? Что под крылышком у Фишера тебе уже ничто не грозит? Слушай-ка, ослиная ты голова! Если это дело вскроется – надеюсь, этого не случится, но будем предполагать худшее, – так вот, если до твоих протеже все-таки докопаются, то имей в виду: ты устроила их за взятку. Это ясно? «Шарнхорст» до сих пор слыл лагерем довольно либеральным, и неудивительно, что эти двое просто захотели перебраться сюда из лагеря с более строгим режимом. Они предложили тебе взятку – не знаю там, плитку шоколада или пару чулок, – и ты согласилась, не видя в этом ничего особенно преступного. Это не очень убедительное объяснение, но оно выглядит более или менее правдоподобно, и за это хоть можно зацепиться. Так, может быть, ты еще отделаешься сравнительно легко. А вот за такие ответы, как ты дала мне, за эти твои «не знаю» и «никто» первый же следователь спустит с тебя шкуру. И будет совершенно прав! Поэтому сиди тихо и смирно, а тем, кто подучил тебя подобным фокусам, скажи, что обстановка в лагере изменилась. Ты меня поняла, переводчица?

– Да, господин Фишер…

Опять наступило молчание, Фишер закурил третью сигарету. «Волнуется», – подумала Таня. Обычно он курил редко – экономил скудный табачный рацион.

– Вас действительно могут послать на фронт? – спросила она.

– Почему бы и нет?

– А вы когда-нибудь воевали?

– Да, во Фландрии. Тебя еще не было и в проекте.

– А вы перебегите, – предложила Таня. – Это ведь, наверное, совсем не трудно.

– Спасибо за совет, – буркнул Фишер. – Просто не знаю, что бы я без тебя делал?

– Этот… шарфюрер еще там?

– Убрался. Вступает в должность завтра, так что держись, переводчица. Первое время он будет особенно ретив, постарайся, чтобы все было в порядке.

– Я постараюсь, – сказала Таня. – А нельзя мне уйти? Уж лучше копать землю…

– Не думаю, что он тебя отпустит. Ты действительно хотела бы отказаться?

– Если бы отпустил…

– Значит, остановка только за этим? А кто же в таком случае стал бы колдовать над списками?

– Ну… – Таня беспомощно пожала плечами. – Вы сами говорите, теперь все равно невозможно – при новом коменданте…

– Это как сказать, – усмехнулся Фишер. – Ведь ты же такая хитрая и находчивая, а? А вдруг тебе в голову придет еще какая-нибудь блестящая идея? Вдруг партайгеноссе Хакке тоже окажется болваном? До сих пор тебе, насколько я знаю, удавалось неплохо обделывать свои делишки. А, переводчица?

– Вы считаете, мне лучше остаться? – после долгого молчания спросила Таня.

– Я ничего не считаю! – Фишер, словно защищаясь, выставил перед собой ладони. – Не хватает еще, чтобы потом ты свалила все на меня: дескать, это Фишер меня подучил. Я просто хочу, чтобы ты поняла ситуацию: обстановка в лагере часто зависит не столько от коменданта, сколько от переводчика. Ты согласна?

– Ну… может быть, – нерешительно согласилась Таня, подумав.

– А если так, то выкинь из головы глупости и занимайся своим делом.

– Я не понимаю, – сказала Таня. – То вы говорите, что нужно сидеть тихо, то…

– То что? Сидеть тихо, моя милая, вовсе не значит сидеть, сложа руки. Что главное в жизни? – долг, долг и еще раз долг! Человек рождается именно для этого, для постоянного и неуклонного выполнения своего долга, каким бы он ни был. Раньше моим долгом было учить детей, а теперь мне снова придется стать солдатом – да, да, это тоже будет выполнением долга, не смотри на меня так! Долг – это не всегда то, что нам нравится. Ты что же думаешь, я не понимаю всей преступности войны? Однако если отечество потребует, чтобы я принял в ней участие, я так и сделаю. Потому что долг есть долг! А твой долг здесь, сейчас – помогать соотечественникам, чем можешь и сколько можешь. Фалентина – ты ее помнишь? – она это понимала.

– А те, что ее увезли, они тоже выполняли свой долг?

– Естественно! Долг не может быть каким-то универсальным, общим для всех. На фронте немец стреляет в русского, русский стреляет в немца, и каждый при этом выполняет свой долг – так уж устроен мир, никуда не денешься…

Начало царствования шарфюрера Хакке подтвердило справедливость пословицы о новой метле. В первый же день он обошел все комнаты и стал орать, что в лагере грязно, как в иудейской бане. Кроме того, он нашел, что население распределено неравномерно – в одних комнатах народу больше, в других – меньше. Таня объяснила, что вначале все были расселены поровну, но потом люди сами начали переселяться, как им было удобнее; тут есть, например, группа крестьян, вывезенная из-под Орла, – естественно, что они предпочитают держаться вместе. Или, скажем, холостяки – они тоже собрались в одной комнате, потому что жить вместе с семейными неудобно, те и другие будут стеснять друг друга…

– Quatsch,[23 - Чепуха (нем.).] – решительно квакнул Хакке. – Это не санаторий, а трудовой лагерь. Чем это они могут друг друга стеснять?

– Вы понимаете, у семейных есть дети, а в мужской комнате курят…

– Курят? Почему курят? Кто разрешил курить в лагере? Неслыханное безобразие! Откуда они берут сигареты – попрошайничают на улицах?

– Да нет, просто подбирают окурки, – Таня пожала плечами. Не знает он, что ли, как это делается? Даже многие немцы разгуливают с тросточками, специально приспособленными для сбора окурков – с острым гвоздиком на конце, чтобы не наклоняться.

– Подбирают окурки! Великолепно! Колоссально! Вместо того чтобы работать, они таскаются по улицам и подбирают окурки! Ну ничего, я наведу порядок в этой синагоге!

Вечером, после ужина, население лагеря выгнали на аппель-плац, тускло освещенный синими фонарями. Комендант держал речь, Таня переводила фразу за фразой.

– Мне стало известно, – выкрикивал шарфюрер, – что некоторые из вас проводят вечера в пивных! Невообразимая наглость! Вас привезли сюда работать, а не пить пиво! Начиная с сегодняшнего дня ворота лагеря будут запираться ровно в девять часов! Пребывание на улицах после этого срока будет рассматриваться как попытка побега, со всеми вытекающими отсюда последствиями! Кроме того, систематически нарушается инструкция, согласно которой всякое передвижение из лагеря к месту работы и обратно, будь то пешком или любым видом транспорта, должно совершаться только под охраной специальных лиц, выделенных фирмой для этой цели. В ближайшие дни всем предпринимателям, использующим рабочую силу из лагеря, будет разослан соответствующий циркуляр, и после этого ни одна рабочая группа не выйдет за ворота, если сопровождающее лицо не окажется здесь к моменту окончания утренней поверки…

Он говорил еще долго, своим квакающим голосом обрушивая на головы лагерников всевозможные запреты и угрозы, не забыв и про злополучные окурки – отныне в лагере запрещалось курить под угрозой лишения дневного пайка. Нельзя было придумать ничего глупее.

Не умнее было и заявление Хакке относительно хождения на работу под конвоем. В этом смысле у предыдущего коменданта уже был кое-какой опыт; поколебавшись немного, Таня решила сказать об этом новому. В конце концов, если он не окончательный дурак, он поймет, что она хочет ему помочь, а ей важно наладить с ним хотя бы приличные отношения.

– С вашего позволения, – сказала она ему на следующий день, когда они остались вдвоем в канцелярии, – я хотела бы посоветовать вам не спешить с циркуляром относительно сопровождения рабочих групп.

– Что такое? – неприязненно спросил Хакке. – Почему это не спешить?

– Такой циркуляр мы уже рассылали в конце декабря, – сказала Таня, – он исходил из канцелярии обербургомистра Эссена, однако не дал никаких результатов. Основная трудность в том, господин комендант, что у нас более шестидесяти процентов рабочих заняты на мелких предприятиях с ограниченным числом персонала. Когда речь идет о больших группах – фирма может обеспечить сопровождение. Вот, например, на фабрике Лоос в Штееле работают около сорока человек – их водят туда и обратно под охраной…

Она достала из картотеки несколько карточек и разложила их перед комендантом.

– …но возьмите такую фирму, как столярная мастерская Криге. Она находится в самом Эссене, ехать туда около часу, а работают там от нас всего два человека. Очевидно, хозяину трудно каждый день гонять в такую даль своего рабочего, утром и вечером, только для того, чтобы…

– Чепуха! – прервал ее Хакке. – Трудно или нет – меня не касается. Инструкция должна выполняться! Если господину Криге не нравится ездить в Штееле – пусть берет рабочих из другого лагеря, поближе. Занимайся своим делом и не морочь мне голову. Да, и вот еще что – надо немедленно перераспределить людей по комнатам. Объявишь об этом сегодня перед ужином! Возьми списки и раздели общее количество людей на число комнат, и пусть перебираются сегодня же вечером. Койки в каждой комнате должны стоять в предписанном порядке! Никаких занавесок и перегородок – только порядок! И чистота! Кстати, что за дикая банда гнездится в шестой комнате? Черт знает что! Кто эти недочеловеки?

– Я не знаю, как это объяснить, господин комендант, – сказала Таня. – Это такие – ну, у них такая особенная религия…

– Никаких религий! Здесь трудовой лагерь, а не молитвенный дом! Они заросли бородами, как сионские мудрецы! Передай им, что при следующем посещении бани они все должны пройти санобработку и постричься! Наголо! Под машинку! Я не потерплю у себя в лагере этот вшивый кагал!