Аляска, сэр!

– Стараюсь брать пример с вас, ваше превосходительство.

– Отчего же так официально, ваше сиятельство? – Камергер намеренно подчеркнул принадлежность подчиненного к аристократическим кругам. «Пожалуй, следует перевести разговор в более спокойную плоскость, – подумал он. – Как-никак, а все-таки передо мной – представитель одной из самых известных в России фамилий». Даже здесь, за многие тысячи верст от Петербурга, Резанов продолжал оставаться придворным вельможей.

– Оттого что я отнюдь не мальчик для битья, ваше превосходительство.

«Породу не спрячешь, – восхищенно усмехнулся про себя Резанов, в душе даже немного позавидовав независимости собеседника. – Это, небось, не Крузенштерн, у которого за душой нет ничего, кроме амбиций».

– Присаживайтесь, Алексей Михайлович, – уже вполне миролюбиво предложил он.

– Благодарю, Николай Петрович.

– И все-таки позвольте полюбопытствовать: как вы сами оцениваете свою затею с обезьянкой? – спросил камергер, когда Воронцов уселся в кресло.

– Положительно. Я остался весьма доволен тем, что две недели упорных ежедневных тренировок с Макакой не пропали даром. – Увидев, что Резанов вопросительно вскинул брови, Алексей Михайлович пояснил: – Считаю, что с помощью обезьянки я убил сразу двух зайцев. Во-первых, отомстил своему обидчику самым неожиданным и явно очень болезненным для него образом, а во-вторых, избавил его от гнева моего отца. Ведь вряд ли вы станете возражать, Николай Петрович, что отец, в случае моего бездействия, не воспользовался бы своими связями при дворе и не подверг бы Крузенштерна суровому наказанию.

«Ох, и умен!» – снова мысленно восхитился камергер, в который раз убедившись в незаурядности мышления графа. Вслух же спросил:

– Однако мне-то что теперь прикажете с вами делать? Я, признаться, не имею ни малейшего желания расставаться с вами, но вы своим… хм… поступком решительно лишаете меня возможности нашего дальнейшего сотрудничества…

– Моя честь и честь моего рода для меня превыше всего! – отчеканил Воронцов и протянул камергеру исписанный убористым почерком лист гербовой бумаги розового цвета, используемой исключительно для официальных документов дворянского сословия.

Николай Петрович прочел вслух:

– «Докладная записка»… Хм… – Затем, молча пробежав глазами остальной текст, задумчиво проговорил: – Сим документом вы, Алексей Михайлович, вроде как облегчаете мне жизнь…

– Исключительно из уважения к вам, Николай Петрович.

– Я вызвал вас не для того, чтобы выслушивать дифирамбы в свой адрес. – Резанов поморщился, что означало: «Знайте свое место, господин Воронцов». – Итак, насколько я понял, вы просите об отставке… – Он нашел нужное место в тексте и зачитал: – «…по причине совершенного мною поступка, несовместимого с должностью члена торговой миссии». Я правильно вас понял, Алексей Михайлович?

– Совершенно верно, ваше превосходительство.

– М-да… – досадливо протянул камергер. – А я ведь, по правде говоря, при ведении переговоров в Японии очень рассчитывал на вашу помощь. Ибо в вашем департаменте при Министерстве иностранных дел вы слывете одним из лучших знатоков восточных стран.

– Напрасно переживаете, Николай Петрович. Поскольку Япония продолжает твердо придерживаться изоляционистской политики, ваша миссия, как мне представляется, закончится тем же результатом, что и британская торговая миссия, посетившая Страну восходящего солнца пятью годами ранее. Думаю, потребуется время, и немалое, пока японцы осознают наконец свою выгоду от заключения торгового договора с Россией.

– И на чем же основывается ваш прогноз, Алексей Михайлович? – заинтересованно спросил камергер.

– Япония пока слаба экономически, поэтому ее вполне устраивает тот товарооборот, который обеспечивают ей голландцы. Но как только японцы начнут развивать собственное фабричное производство – а это неизбежно, поскольку Япония, учитывая исторический опыт ее развития, непременно захочет остаться независимым государством и станет всеми силами стремиться к этому, – они будут просто вынуждены установить торговые контакты с промышленно развитыми странами. В том числе и с Россией, своей ближайшей европейской соседкой, – заключил Воронцов, с некоторым даже вызовом взглянув на начальника, хотя, как он прекрасно понимал, отныне уже бывшего.

– Почему же вы до сих пор молчали об этом?! – искренне возмутился Резанов, неожиданно признав в собеседнике единомышленника.

– А кого раньше интересовало мое мнение? – снова вопросом на вопрос ответил Алексей Михайлович. – К тому же подобными умозаключениями я, думаю, добился бы лишь того, что меня не включили бы в состав вашей торговой миссии. Отец же очень настаивал именно на этом. Разве не так, Николай Петрович?

– Вам не откажешь в проницательности, – ответил полномочный посланник, поощрительной улыбкой подтверждая правильность хода мыслей подчиненного. «К большому моему сожалению, уже бывшего», – автоматически отметил он.

– Не переживайте, Николай Петрович, – словно прочитав его мысли, сказал Воронцов. – Даже в случае неудачного исхода переговоров ваша миссия все равно будет иметь положительное значение.

– Каким же образом, разрешите полюбопытствовать? – приподнял одну бровь камергер.

– Как дружественная инициатива правительства Российской империи. И это зачтется России в будущем.

Резанов был поражен неожиданным поворотом хода мыслей собеседника. «Надо будет обязательно использовать этот аргумент в отчете о ходе переговоров с японцами», – удовлетворенно решил он для себя. И с грустью подумал о неизбежности расставания с графом, человеком столь неординарного мышления.

– А каковы же ваши планы на будущее, Алексей Михайлович? – поинтересовался камергер, меняя тему разговора. – Вам ведь теперь придется возвращаться в Петербург через всю Сибирь в одиночку. – В его голосе прозвучало искреннее сочувствие.

– Почему же возвращаться? – недоуменно вскинул брови Алексей Михайлович. – Раз уж судьба занесла меня в столь дальние края, с моей стороны грешно было бы не воспользоваться сим благоприятным обстоятельством. Так что я намереваюсь отправиться из Петропавловска не в Петербург, Николай Петрович, а в совершенно противоположную сторону – в Русскую Америку. – Он загадочно улыбнулся.

– Хотите поступить на службу в Российско-американскую компанию? – оживился камергер. – Тогда я готов дать вам соответствующую рекомендацию, поскольку главный правитель Русской Америки Александр Андреевич Баранов не единожды жаловался в своих докладных записках на недостаток достойных помощников…

– Премного благодарен, Николай Петрович, за заботу. Уверен, что ваша протекция, с учетом того что вы являетесь председателем Главного правления Российско-американской компании в Петербурге, была бы для меня бесценна. Но, во-первых, финансовая сторона вопроса меня, как человека вполне обеспеченного, интересует крайне мало, а во-вторых, мне не хотелось бы связывать себя какими-либо обязательствами. Меня больше устраивает положение человека… свободной профессии, так сказать. Проще говоря, я хочу, если удастся договориться с Барановым о содействии, посвятить себя изучению быта местных индейцев. Ведь пока о них нет практически никаких мало-мальски достоверных сведений.

– Воля ваша, Алексей Михайлович, – вздохнул Резанов. – Как говорится, было бы предложено… И все же я отпишу из Петропавловска Баранову насчет вас. А вам… вам желаю успеха в ваших начинаниях. Я все-таки, как-никак, почетный член Петербургской академии наук, и если ваши этнографические исследования окажутся достойными внимания, в чем я не сомневаюсь, с удовольствием буду способствовать их продвижению в научных кругах. – В знак признательности Воронцов приложил руку к груди. – Однако приказ о вашем увольнении из состава торговой миссии я подпишу только по прибытии в Петропавловск, иначе, боюсь, без моего покровительства Крузенштерн устроит вам на шлюпе «веселую» жизнь. Хотя с обезьянкой на поводке вы теперь и так уже по верхней палубе не «пофланируете», выражаясь его же словами. – Камергер испытующе посмотрел на графа.

– Увы, я совершенно сознательно уготовил своей Макаке столь печальную участь. Просто у меня не было другого выхода. – Воронцов вздохнул и широко перекрестился.

Камергер понимающе кивнул и участливо поинтересовался:

– Но что же дальше? Подозреваю, что из-за инцидента, спровоцированного Крузенштерном, у вас непременно возникнут трудности с поступлением на государственную службу. Даже невзирая на большие возможности вашего отца…

Алексей Михайлович рассмеялся.

– Ах, оставьте, Николай Петрович! Какие трудности? Разве вы, например, не возьмете меня к себе на службу? Хотя бы в качестве личного секретаря?..

Наступил черед рассмеяться и Резанову.

– Да вам, Алексей Михайлович, палец в рот не клади, я гляжу! – И он шутливо погрозил собеседнику этим самым пальцем.

– А если серьезно, Николай Петрович, – продолжил Воронцов, переходя на деловой тон, – то государственная служба уже не имеет для меня большого значения. Дело в том, что недавно отец приобрел в Крыму, на побережье Черного моря, довольно большой участок земли. Пока этот участок выглядит совершенно диким, и работы на нем – непочатый край. Так что по возвращении из Русской Америки я намерен привести его в божеский вид, или, как любит выражаться отец, довести до ума.

Резанов встал и протянул графу руку для напутственного рукопожатия.

* * *

Алексей Михайлович вернулся в свою каюту и расслабленно опустился на стул. Все – жребий брошен, все точки над «i» расставлены. Теперь надо сосредоточиться на подготовке поездки в Русскую Америку. Конечно, в этом ему мог бы оказать неоценимую помощь опытный ученый-натуралист Григорий Иванович Лангсдорф[10 - Лангсдорф Григорий Иванович (1774–1852) – русский ученый-натуралист, академик. Участвовал в Первой русской кругосветной экспедиции И.Ф. Крузенштерна (1803–1806). С 1812 года – генеральный консул в Рио-де-Жанейро. В 1821–1829 гг. возглавлял русскую научную экспедицию по обследованию обширных районов Бразилии.], тоже входивший в состав экспедиции, но они были знакомы лишь шапочно. «Значит, придется срочно наладить контакт», – пришел к выводу Воронцов и, придвинув стул к столу, взялся за гусиное перо, чтобы, по укоренившейся привычке, сделать набросок плана предстоящих действий.

Неожиданно раздался негромкий стук в дверь каюты. «Кого еще там принесла нелегкая?» – недовольно подумал Алексей Михайлович, но вслух вежливо произнес:

– Войдите!

На пороге вырос Андрей Шувалов, один из членов торговой миссии. Хотя Шувалов и был моложе графа, однако Воронцов успел проникнуться к нему искренней приязнью, ибо отдавал должное природным способностям и остроте ума молодого человека. Ведь тот, будучи офицером гвардии, под руководством своего друга мичмана Беллинсгаузена[11 - Беллинсгаузен Фаддей Фаддеевич (1778–1852) – русский мореплаватель, адмирал. В 1803–1806 гг. участвовал в кругосветном плавании под командованием И.Ф. Крузенштерна на корабле «Надежда». В 1819–1821 гг. возглавлял кругосветную экспедицию на шлюпах «Восток» (командир Ф.Ф. Беллинсгаузен) и «Мирный» (командир М.П. Лазарев), отправленную в Антарктику с целью максимального продвижения к южной полярной зоне и открытия неизвестных земель. 16 января 1820 года экспедиция открыла Антарктиду, приблизившись к ней в районе шельфового ледника Беллинсгаузена. В 1821 году Ф.Ф. Беллинсгаузен открыл остров, названный им именем Петра I, и берег, названный именем Александра I.] смог за относительно короткий промежуток времени освоить основы морской науки и теперь исполнял на «Надежде» обязанности вахтенного офицера наравне с профессиональными офицерами шлюпа.

– Не помешаю, Алексей Михайлович?

– Проходите, проходите, Андрей Петрович. Рад вас видеть, – не покривил душой хозяин каюты, поднимаясь навстречу гостю.

– Я уже приходил к вам, но мне сказали, что шеф вызвал вас «на ковер»…

– Ваши информаторы правы лишь отчасти, – усмехнулся граф. – Да, я действительно был у Резанова, однако никакого разноса он мне не учинял. – Заметив на лице гостя тень недоверия, Воронцов уточнил: – Я всего лишь передал ему прошение об отставке.