– Ха, обидишь! – осклабился Харин. – Они, поди, так же врежут по мордасам, если сильнее.
– А тебе, дядя Федя, приходилось сталкиваться с теми, что сильнее тебя? – с детской наивностью интересуется Витька.
– Приходилось, ну и что? Тоже получал сдачу, и сматывал удочки. Поэтому сила в нашей жизни, во как нужна!
– Сильный всегда должен быть добрым. – не вытерпел, молчавший до сих пор, Пашка.
– Ишь, ты, умница сыскался! Сопливый ещё, чтобы меня учить.
Пашка не успел отреагировать на слова Харина. Лодка тупо уткнулась в берег Зелёного острова. Зелёный оказался вовсе не зелёным, каким он виделся с городского берега. На нём росла редкая, низкая трава, перемазанная песком и илом. Берег заводи был илистым и пологим.
– Выгребай манатки! – скомандовал Харин, и все принялись вытаскивать на берег рюкзаки и снасти. За работой Пашка забыл недавнюю неприязнь к Харину, он даже понравился ему в эти минуты. Харин умело развернул бредень, быстро скинул с себя одежду, смачно крякнул и полез с бреднем в воду.
– Для пробы. – объявил он. Пашка смотрел, как Харин, согнувшись, медленно и тяжело тянет бредень, не вытерпел и бросился ему помогать.
– Давай, давай, пацан, зарабатывай на уху. – одобрил Харин. Протянули метров десять и вытащили бредень на берег. Вот они щучки, бьются о песок, сбрасывая с себя ил. Пашка присел на корточки, взял в руки самую маленькую щучку. Она судорожно хватала жабрами воздух, глаза на выкате, как у Витькиного отца. Пашке стало жалко щучку и он осторожно опустил её в воду.
– Ты, что свихнулся! – заорал на него Харин. – Я пуп свой даром, что ли надрывал!
– Да, она же малюсенькая, ей ещё расти. – начал было оправдываться Пашка, но тут к нему подскочил Харин и прошипел:
– Слушай ты, гундосик. Если ещё хоть одну рыбу отпустишь, получишь по мослам. Валяй отсюда, пока цел!
Пашка, едва сдерживая слёзы, резко выпрямился и направился к костру, который раскладывал Витькин отец. Пашка уже точно ненавидел Харина, сидел недвижимо у костра и думал, как отомстить Харину. Харин же с Витькой продолжали делать заход за заходом, иногда подходили к костру перекурить и погреться. На Пашку никто не обращал внимания, даже Витька, он был поглощен Хариным и рыбалкой. Пашка ещё долго сидел бы обиженным, если бы его не окликнул Витькин отец:
– Ну, что Павел, заварим уху? – сказал он и по-отцовски шлёпнул Пашку по заднему месту. От этого шлепка Плашке вдруг стало спокойно и хорошо, и он с удовольствием стал помогать дяде Антону чистить рыбу.
Река и берег провалились в бездну ночи. Босые ноги стали чувствительны к прохладе земли и пришлось напяливать обувь.
– Вот, сволочь, как похолодало. – пробормотал Харин, присаживаясь к костру.
– Слышь, Антон, – обратился он к Витькиному отцу. – Подай-ка рюкзачок, пора опрокинуть стаканчик. Привычным движением коротких пальцев Харин открыл чекушку и опрокинул горлышком в кружку.
– У, зараза, щекочет нюх почище ухи. – воскликнул он, сложил три пальца перстом, перекрестил ободок кружки и опрокинул её в щербатый рот. В горле заклокотало, и, как паралитик, задёргался коленообразный кадык. Харин громко чихнул и удовлетворённо провёл пальцами по подбородку. За Хариным выпил Витькин отец и тоже чихнул. Пашка закрыл ладонями уши. Стало спокойно и тихо.
Вдруг Витька оттянул его руки и заорал:
– Ты что, глухой? Сколько можно звать? На, пей! Нам малость перепало, – сунул Пашке кружку.
– Что ты, Вить. Я ж сроду не пил, одурею.
– Не одуреешь. Я тоже боялся, когда в первый раз выпил. Знаешь, как здорово! Пей, не то простынешь, В воду ведь полезем. Харин говорит, что ещё пару заходиков нужно сделать.
– Разбавить бы… – говорит Пашка.
– Чё…? – услышал Харин. – Разбавить? Это тебе спирт что ли? Это ж московская, готовая к употреблению. Пей, пока дают, не то… Харин не договорил, и, матерясь, насильно прижал кружку к Пашкиным губам. Кружка сильно ударила по зубам. В глазах у Пашки потемнело, он всем телом отпрянул от кружки. Пролитая водка холодом обожгла подбородок и шею. Хохот взорвал ночь. Харин от хохота пошёл вприсядку и казался беснующимся шаманом в мерцающих бликах костра. Широкие полы его пиджака взлетали крыльями летучей мыши, оголяя голое пузо. Витька от смеха катался по песку, а Витькин отец сгонял пальцами слёзы смеха с выпученных глаз. Только Пашке было не до смеха. Он стоял, как вкопанный, его трясло от обиды. Смеялись долго, а когда смех закончился, Пашка вдруг почувствовал, что по телу побежало тепло и ему тоже захотелось смеяться.
Он громко захихикал и начал кривляться, но его грубо одёрнул Харин:
– Хватит комедиянить! Дохлёбывайте уху, и пошли в воду. Лодку окупать надо.
Ещё полчаса назад, когда уха только варилась, Пашка в нетерпении облизывал губы, а теперь, когда его насильно заставили хлебать, он ел уху вяло и без аппетита. Витька же хлебал уху с жадностью, отрываясь от котелка только для того, чтобы дурашливо улыбнуться.
– Глянь, Фёдор, как пацаны ноне заласканы, – приглашает к разговору Харина Витькин отец. – Растут мужики нам на смену, учёными будут, вот только хилые, не ровня нам.
Верно, я говорю?
– Верно, Антон, верно, – поддерживает Харин. – Где им быть здоровыми, ежели над учебниками корпят, да пылью в классах дышат. Я вот всю жизнь на свежем воздухе, то на стапелях, то на лесоповале.
– Во, и я о том же, – продолжает Витькин отец. – Я своему сколь раз говорил, что учиться дело нужное, станешь инженером иль бухгалтером, всегда чистеньким и денежным.
– Вот насчёт деньжат, я сомневаюсь, – договаривает Харин. – Инженеришки не много получают.
– Всё поговорили. Давай, Антон, ложись на «Храповицкого», а шпана пусть ещё поныряет, а то почти всех щучек пожрали.
Харин насильно поднял мальчишек, сунул им в руки бредень и загнал в воду.
Остывшая в ночи вода сразу отрезвила. Витька зашёл глубже, он едва доставал дна, иногда проваливался, уходил под воду с головой, но желание угодить Харину заставляло его тащить бредень. Пашка шёл параллельно Витьке, но ближе к берегу. Бредень дёргался, застревая в неровностях дна, собирая ил, водоросли, и вместе с ними полусонных, глупых рыбёшек. От напряжения и холода у Пашки дрожали руки и ноги, хотелось бросить бредень, но вдоль берега шёл Харин и кричал:
– Куда вздымаете! Прижимай ко дну! Давай дальше!
От его крика, как от удара кнутом, мальчишки ещё сильнее давили на бредень, отчего он шёл ещё туже, дёргался, как буксир на мелководье.
– Давай поворачивай! – командует Харин, и пацаны незамедлительно потянули бредень к берегу. Бредень пошёл легче и быстрее, как лошадь, почуявшая конец дальней дороги.
Рыбы взяли много. Харин, хихикая от удовольствия, орудовал в бредне обеими руками.
Он ловко поддевал широкой пятернёй, как совком, из иловой кашицы сонных рыбёшек, окунал их в тазике с чистой водой и тут же бросал их в корзину. Щучки спросонок почти не шевелились, лишь оказавшись в корзине, начинали биться в агонии.
– Молодцы, шпендили! – хвалит мальцов Харин. – Ещё пару таких заходиков и полный порядок!
Витька и Пашка сильно устали, но мальчишеская гордость и похвала Харина заставили их вновь лезть в воду. Ушли метров на десять против течения. Там вода чище и рыба не пугана. Поменялись местами, теперь Пашка шёл глубже, а Витька ближе к берегу.
Бредень шёл тяжелее, чем в прошлый раз.
– Давай, Паша, жми! Харин с выручки деньжат подкинет! – кричит Витька.
– Зачем деньги? – удивляется Пашка. – Разве мы на него работаем? Это ж просто рыбалка!
– За просто так я бы не был водяным. – промычал Витька посиневшими губами.
Метров семь тянули молча, только сопели и отфыркивались от надоевшей воды.
И снова окрик Харина:
– Эй, голопупики! Чего замешкались, плавно нужно, в одном темпе!
Пашку бесит этот издевательский крик. После каждого такого окрика, он порывается бросить бредень и послать к чёрту этого рыбака Харина с его рыбалкой, но продолжает тянуть.