Унэлдок

3.7 Славка

Михаил яростным взглядом полосовал стоящую на четвереньках Читу, растирающего затылок Аркашу и Славку, всё ещё держащего Читу за ногу.

– Плесень, опять ты колобродишь?!

Славка отпустил Читу и медленно поднялся.

– Ну-ка давай со мной! На выход! Тебя хозяйка вызывает!

Чита со всхлипом выдохнула, словно захлебнулась слишком большим глотком воды, и вцепилась в полы Славкиной косоворотки.

– Славочка, – жалобно пошептала она. – Не уходи…

Будто от него это зависело – уйти или остаться.

Он машинально погладил её по голове и со всей ясностью вдруг осознал, насколько неплохо ему жилось тут, на усадьбе, где у него появились добрый друг и наставник Дядёк и любимая женщина Чита-Рита. Где кормили не в пример сытнее и разнообразней, чем в той же артели. Где над душой не стоял и не покрикивал каждую минуту язвительный бригадный староста, а работа была совсем не тяжкой, а порой и интересной. И даже дурные заскоки хозяйки показались ему в ту минуту не такими уж несносными.

А теперь… Что ждало его теперь?

Он боялся даже думать об этом. Перед глазами, как обожравшиеся жирные черви, шевелились влажные красные губы клетчатого.

П’годай! Ну п’годай!

– Давай, говорю, выползай живей! – поторопил воевода, ухватил Славку за плечо и потянул к выходу.

Чита тоненько завыла и, не выпуская из рук подола Славкиной рубахи, на коленях поползла за ними. Спутанные волосы прилипли к её щекам.

– Миш, не делайте этого! Я тебя очень прошу! Я что хочешь, Мишенька! Только не продавайте! Поговори с Вероникой Егоровной. Вдруг послушает! Он исправится! Я обещаю! Тихий будет, покладистый. Правда ведь, Слав? Правда, скажи?!

– Поздно уже, цветочек ты наш! – сжал челюсти воевода. – Если хозяйка решила, то решила. Извини. Пальчики разожми…

Чита закрыла лицо руками и разрыдалась.

– А насчёт рвения твоего… Читуль, приходи в любое время! Мы всегда тебе рады.

– М-миш…

– Не начинай!

Дядёк привстал со скамьи и шагнул к воеводе.

– Послушайте, Михаил, разве ж можно так? Неужели…

– Так! – прервал Дядька воевода. – Не митингуй, старый! Этот вопрос решаю не я. Но если по мне, то я этого клоуна с радостью отсюда куда угодно отправлю. У него на роже написано: «Я – проблема!» Давай, Плесень, вылазь!

Воевода за плечо выдернул Славку из комнаты.

Как морковку из рыхлой грядки…

**

И снова его толкали в спину.

И снова чередовались под его ногами жёлтые и коричневые кирпичики – бесконечная шахматная доска. Пешка шла на съедение к Королеве. А за спиной в полутёмной комнате «общежития» остались плачущая Чита и что-то бормочущий в бороду Дядёк – единственные на всём белом свете близкие ему люди. И не только они. За спиной оставался очередной кусок его жизни. Всё как в любимой песне артельщиков:

Я жил, как все, без горя и печали,

Но подо мною обломился сук.

Я думал дно, но снизу постучали

Ну а потом в земле открылся люк…

Чем дальше уходили они от общежития, тем тяжелее давался Славке каждый шаг. Всё, о чем он теперь мог думать – лоснящееся лицо клетчатого, его жадный похотливый взгляд, мерзкая сладострастная улыбочка. Возможно ли такое, что и эта страшная перспектива не станет конечной точкой на его пути? Неужели и вправду это падение бесконечно и наступит момент, когда он сможет привыкнуть и к роли игрушки для извращённых утех богатого мужеложца?

Время – знатный штукатур?

Нет-нет! Не всякую прореху можно замазать штукатуркой! Есть такие проломы, в которые утягивает всё! Всё! Всю жизнь утягивает без устатку. Он не сможет! Даже если это ещё не последняя ступень, он больше не сделает ни шагу по этой лестнице вниз!

Славка почувствовал, как разом навалилась усталость. И это было не утомление натруженных мышц, но изнеможение перенапрягшейся души, когда уже невозможно сопротивляться единственному довлеющему надо всем желанию – успокоиться. Раз и навсегда.

Он остановился, несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и медленно развернулся:

– Ты!

– Не ты, а вы! – проскрежетал Михаил, озадаченно разглядывая Славку. – Чо встал?!

– Ты толстого Эжена убил!

Славка блефовал. В том, что это сделал именно воевода, он вовсе не был уверен. Но это было и неважно. Всё уже было неважно, кроме необходимости вывести великана из себя.

Михаил поджал губы, лицо его напряглось, но почти сразу же разгладилось, а в глазах вспыхнули весёлые искорки:

– Не я. Шагай!

– Ты! – повторил отчаянную попытку Славка, едва не плача. – Я тебя узнал!.. По фигуре!

– Ага, узнал. Сказывай! И не старайся, не буду я тебе голову откручивать. Ты, считай теперь, уже не моя проблема. Топай дальше. Или я тебя сейчас здесь уроню и за ногу поволоку, живого и почти невредимого.

И это невозмутимое спокойствие воеводы окончательно убедило Славку, что с ним всё кончено. Словно под гипнозом, он повернулся и зашагал навстречу новой реальности: через пустующую потешную деревеньку, где мечтала поселиться Чита со своей яблонькой, мимо часовенки, где каждый вечер замаливал какие-то грехи Дядёк, мимо зеркальца-пруда с банькой, мимо своей вполне себе удобной жизни усадебного крепса.

Перед воротами усадьбы тарахтел коричневый броневик-вседорожник «Каратель» с эмблемой частного охранного предприятия «ЛиГва-С»: золотой глаз со стилизованной короной вместо верхних ресниц и четырёхконечной звездой вместо зрачка. Рядом с броневиком сверкала на солнце серебристая спортивная «буржу» с тонированными стёклами. Возле машины стояла Вероника Егоровна в коротких белых облегающих шортах, расшитых блестящими камушками, и в голубом топике. Она разговаривала с высоким пожилым мужчиной с аккуратной рыжеватой бородкой и тонкими усиками водевильного афериста.

Славка сразу узнал его, и будто кипятком окатило. Егор Петрович свет Стахнов! Лично! Во плоти! На короткое время он даже забыл о своём печальном положении, так потрясла его эта неожиданная встреча.

– Ваша Светлость, доставил! – отрапортовал воевода и отошёл в сторону.

Оба «светлых» молчали, будто чего-то ждали. Вероника Егоровна смотрела на Славку с рассеянным безразличием. Егор Петрович, напротив, изучал крепса своей дочери с видимым любопытством и даже какое-то дружелюбие проскальзывало в его внимательном взгляде. Славка опустил голову и замер, ожидая окончательного приговора. Неожиданно в его голове зазвучал голос Читы:

Поговори с Вероникой Егоровной. Вдруг послушает!..

Славка поднял голову.

Он исправится! Я обещаю! Тихий будет, покладистый…

Голос Читы толкнул его вперёд, подсказал, что надо делать. Славка грохнулся на колени, больно ударившись о дорожную плитку. Михаил тут же бросился к нему, но Вероника Егоровна жестом остановила воеводу.

– Ваша Светлость! – замычал Славка, не сдерживая слёз. – Вероника Егоровна! Умоляю, пощадите! Пощадите меня, прошу вас! Я всё понял! Всё! Больше ни словом, ни делом вас не огорчу! Буду служить вам, как вы скажете. Исполнять в ту же секунду всё буду! Не гоните меня только!

– Служить будешь? – задумчиво спросила она.

– Служить! – энергично закивал Славка, роняя слёзы на прогретую солнцем тротуарную плитку. – До конца своих дней служить! Любой ваш приказ исполню! Жизнь за вас отдам!

Вероника Егоровна уже не скучала, она перевела торжествующий взгляд на отца и прищёлкнула пальцами.

– Вот так!

Егор Петрович улыбнулся и посмотрел на дочь с нескрываемым одобрением.

– Хорошо! – вскинула голову Ника. – Вот тебе мой приказ: раздевайся!

На секунду Славка опешил. Он ожидал чего-то подобного, но никак не думал, что свидетелем его позора станет сам Великий Второй… Но колебаться он был больше не вправе: вскочил, стянул через голову рубаху, спустил штаны и вышагнул из них, как из таза с водой. Водой, в которой в ту самую секунду бесследно растворились остатки его гордости.

– Видишь? – Ника по-детски подпрыгнула. – У меня получилось!

– Вижу, – Егор Петрович с интересом разглядывал голого Славку, стоявшего не шелохнувшись. – Ты молодец! И что теперь? Оставишь? Или продашь?

Надежда ещё была! Чита, домик, яблонька!.. В ожидании вердикта Славка перестал всхлипывать и даже дышать.

Вероника Егоровна задумчиво посмотрела на своего раба.

– Оставить, не оставить… – её ладонь рыбьим хвостом гуляла из стороны в сторону. – Оставить. Не оставить…

Славка следил, в каком положении замрёт «хвост», и молился бессловесной, но самой истовой в его жизни молитвой. Только теперь он окончательно понял, что значит безраздельно принадлежать кому-то, полностью быть в чьей-то власти. Быть рабом.

Оставить. Не оставить…

Насмерть перепуганный, униженный и самоуниженный, он боялся даже моргнуть, чтобы не спугнуть вновь замаячившей перед ним надежды.

– Продам, – кивнула Вероника Егоровна.

Вот и всё! Это была всего лишь очередная игра. Новая пытка на прощание. Хозяйка сломала свою новую игрушку и теперь больше не нуждалась в ней. В ту минуту он вспомнил, с чего начались все его злоключения – вспомнил, как госбесовский офицер с усталым лицом протягивал ему листки с заранее отпечатанным заявлением: «Я, Ярослав Алексеевич Ладов, выявил в своём отце, Алексее Петровиче Ладове, врага России…» Если бы он тогда подписал! Если бы! Надо было, конечно, надо было подписать! Отцу он уже ничем ни помочь, ни навредить бы не мог – мёртвые не имут сраму. А свою жизнь он погубил.

– Продам! – решительно повторила Ника, корча умильную рожицу отцу. – Если ты не передумал?

– Ну что ты! – губы Егора Петровича тронула довольная полуулыбка. – Я своих слов назад не беру. Ты же знаешь.

– Но зачем? – встряхнула она огненной шевелюрой. – Это какая-то глупость, па.

– Отчего же?

– Именно потому, что я тебя знаю. Что ты задумал? Ты ничего не делаешь просто так. Только если есть какая-то выгода.

– И что в этом плохого?

– Хотя бы то, что это означает, что я эту выгоду потеряю.

– Я же тебе заплачу. И, заметь, немало. Разве это не выгода?

– Это меня и смущает, папа́. Если ты готов отдать за него столько денег, это может означать, что ты знаешь, как заработать на нём ещё больше.

Отдать за него столько денег… Отдать за него столько денег… Отдать за него… За кого?

Славка вцепился в эту фразу, как летучая мышь в подброшенную тряпку. Неужели они говорят про него?!

– А ты знаешь?

– Пф-ф-ф, – фыркнула она. – Но у тебя и так уже много крепсов, а у меня…

– Ты всё равно хотела его продать.

– Я передумала. Видишь, он решил исправиться. Да, пёсик? – обратилась она к Славке.

Они говорят о нём!

– Да, Ваша Светлость! Да!

– Умничка! Одевайся! Видишь, пап?

Славка начал быстро одеваться, стараясь не пропустить ни слова.

– Я оставлю тебе Дядька.

– Ну па-ап! – капризно протянула Вероника Егоровна. – Он же старый и с головой не дружит. Оставь Аркашку. Я его на Читке женю. Дети будут здоровые, красивые.

– Нет. Гранд-мастер мой.

– Лидушку?

– Дядька. И помогу быстрее заполнить твою деревушку. Найдём жениха твоей девке.

Ника подняла руки в универсальном жесте капитуляции.

– По рукам? – улыбнулся Егор Петрович.

– Да-а! – закатила глаза Ника и обняла отца.

Сделка состоялась.

Егор Петрович подмигнул одуревшему от всего происходящего Славке.

– Ну? – Ника облокотилась о крышу машины.

– Что, дорогая?

– Теперь скажешь? Не бойся, я не передумаю!

– А надо?

– Очень.

– Хорошо, я удовлетворю твоё любопытство. Этот молодой человек, – Великий Второй указал рукой на едва держащегося на ногах Славку. – Моё оружие против предателя Ермака.

– Кто?! – Ника прыснула, прикрыв рот ладошкой. – Вот он?!

– Да, – совершенно серьёзным тоном подтвердил Егор Петрович.

– Но, па… Как?! Чем он может тебе помочь?

– Он уже мне помог. Остались лишь формальности. Мне надо только получить согласие этого юноши на сотрудничество.

– Согласие?! Получить согласие у крепса? Это анекдот такой, да? Ты разыгрываешь меня?

Егор Петрович снисходительно посмотрел на дочь.

– В некотором смысле я уже тебя разыграл. Довольно недорого купил у тебя настоящее сокровище. Но! Чур, не переигрывать! Ты обещала!

– Пап, у меня с чувством юмора сейчас… Меня тут чуть не убили, забыл? А ты мне голову морочишь! Объясни толком, что происходит?

– Можно твой руфон на минуточку?

Егор Петрович протянул свою ухоженную руку. Ника хмыкнула, достала из нагрудного чехла телефон и передала отцу. Тот несколько раз быстро провёл пальцем по экрану и вдруг из динамика раздались так хорошо знакомые Славке аккорды.

– Я так и думал, что она у тебя в шорт-листе, – он покачал телефоном перед озадаченным лицом дочери.

– И? Что это значит?

– Эту песню, искорка, написал не твой разлюбимый Ермак, как все думают, а твой, точнее, теперь уже мой крепс. И это не шутка, не анекдот, а вполне доказанный факт. Доказанный моими юристами.

Теперь Вероника Егоровна стояла точно с таким же потрясённым выражением лица, как и Славка.

– И что теперь? – спросила она растеряно. – Что ты… собираешься с ним делать?

– Это, милая, я уже сам как-нибудь, – Егор Петрович погладил её по плечу, возвращая телефон. – Сам. Ладно? Скажу только, что планы на этого парня у меня очень серьёзные. Давно я так не развлекался.

Не переставая широко улыбаться, Великий Второй подошёл к Славке.

– Ну, давай знакомиться? – он протянул руку. – Я, как ты уже, наверное, понял, папа этой, признаюсь, не самой воспитанной девушки. Егор Петрович свет Стахнов.

Славка с испугом посмотрел на чистую узкую ладонь и широкий золотой браслет, украшенный замысловатой гравировкой. Потом на свою, не очень чистую, и неуверенно протянул её для рукопожатия.

– Слава, В-ваша С-светлость, – пролепетал он.

– Слава, у меня есть для тебя предложение, от которого, я очень надеюсь, ты не будешь отказываться, – тепло сказал Егор Петрович, мягко пожимая его руку. – Давай пройдём в мой кабинет и всё обсудим.

Господин свет Стахнов приобнял совершенно деморализованного Славку за плечо и повёл в сторону сияющего Дворца.

– Миша, – обернулся Егор Петрович. – Позвони моим летунам, скажи, что надо смотаться под Сестрорецк и привезти сюда Диану. Скажи, это срочно. Потом подбери приличную одежду на этого молодого человека: сорочку, штаны, пиджак, обувь – всё. И в мой кабинет.

**

Они поднялись по широким мраморным ступеням, охраняемым двумя бронзовыми львами, и через высоченные мозаичные двери-ворота вошли под своды Дворца.

Впервые Славке довелось оказаться тут. Парадный зал ослеплял блеском позолоты. Золото было везде – на лепных украшениях стен и расписного потолка, тяжёлых рамах картин и зеркал, высоких восточных вазах, стоящих между кривоногих диванчиков, столиков и шкафчиков, также сплошь покрытых позолотой. Золота было так много, что даже белые стены казались лишь продолжением этого повсеместного блеска.

Славка тонул в вязкой драгоценной патоке и ровным счётом ничего не соображал. Судьба продолжала играть с ним в какую-то свою игру, в которой, если и были правила, то от него они тщательно утаивались. Но, скорее всего, никаких правил не было – Судьба не любит играть по правилам.

В отличие от центрального и прочих залов, через которые они прошли, в кабинете Егора Петровича, расположенного в просторном бельведере, не было ни позолоты, ни огромных зеркал. Здесь царил строгий, но не менее роскошный викторианский стиль, с акцентом на красное дерево и кожу. У панорамного окна стоял массивный резной стол с серебряным письменным прибором. Вдоль стен расположились высокие застеклённые книжные шкафы. Повсюду было много всяких загадочных антикварных вещей: глобус, сделанный из жёлтого дерева, с искусно выжженной на нём картой мира, старинный медный телескоп, астролябия, секретер, инкрустированный слоновой костью и перламутром, большие старинные весы, рыцарские доспехи, клёпаные сундуки и много чего ещё.

На ближней ко входу стене висели два больших портрета. На первом был изображён святой царь Николай Второй в красном мундире полковника Шотландских Серых Драгун. На втором портрете Славка узнал монарх-президента в синем гусарском ментике с ташкой, украшенной гербом Дзержинского полка МГБ. Между этими двумя портретами располагалась известная и во все времена скандальная картина «Чёрный квадрат», как чёрная дыра во времени между царствованием двух монархов.

По другим стенам были развешаны исторические карты и чёрно-белые фотографии, большая часть которых относилась к периоду «старой монархии».

Славка замер на пороге, с восторгом разглядывая открывшиеся ему чудеса.

– Каждый по-своему понимает красоту, не правда ли? – спросил Егор Петрович, оглядывая помещение, словно не был тут очень давно. – Этот кабинет я устроил на свой вкус, чтобы было хоть где-то отдохнуть глазам от этой утомительной претенциозной мелькотни.

Он решительно пересёк комнату, подошёл к узкому антикварному шкафчику со множеством маленьких ящичков, выдвинул один из них и достал оттуда лакированный портсигар красного дерева. Затем сел в глубокое кожаное кресло и рукой указал на соседнее.

– Присядь… Нам многое надо обсудить.

Славка сделал два крохотных шага и остановился.

– Присядь, не стой, – спокойно повторил свою просьбу Егор Петрович, открыл портсигар и извлёк из неё странного вида папиросу со скрученным кончиком.

Неуверенно ступая босыми ногами по мягкому ковру, Славка прошёл к креслу и опустился на самый краешек. Егор Петрович прикурил папиросу, сделал глубокую затяжку и, не выпуская дыма изо рта, замер со странным немного напряжённым выражением лица. Потом выдохнул и посмотрел на Славку.

– Дам-с… Не знаю даже, кому из нас больше повезло, Слава.

Он поковырялся длинными пальцами в своей коробочке и достал ещё одну папиросу.

– Будешь?

Славка никогда не курил. Полноправным запрещено покупать сигареты до исполнения 21 года. «Белые» могут курить хоть с пелёнок – наверное, единственная привилегия для неграждан. Но когда он стал «белым», у него даже в мыслях не было тратить деньги, которых и так в обрез, на такую ерунду. Но отказать Егору Петровичу он постеснялся. Робко протянул руку и взял папиросу. Свет Стахнов щелкнул золотой зажигалкой, Славка суетливо сунул папиросу в рот и наклонился к огоньку.

Сладкий дым потёк в горло, нещадно царапая его. Славка выпучил глаза и закашлялся. Егор Петрович улыбнулся:

– Ничего, ничего.

Прокашлявшись, Славка проявил настырность и повторил попытку. На этот раз он тянул в себя дым очень аккуратно. Сначала набрал немного в рот, а потом вдохнул. С трудом, но ему удалось сдержать кашель. Странные папиросы пахли сопревшим сеном, а вовсе не табаком.

Егор Петрович одобрительно кивнул и тоже затянулся.

Некоторое время они молча курили, разглядывая друг друга. Славка испуганно, напряжённо, Егор Петрович с дружеским любопытством.

– Мишка сказал, ты видел убийцу? – поинтересовался он.

–Да, Ваша Светлость. Но очень плохо. Дождь шёл сильный.

– А тебя к столбу привязали, – задумчиво проговорил свет Стахнов. – Да уж… Искорка моя девчонка горячая. Атаманша! Вся в меня! Во всём идёт до конца! Поэтому и перегибает порой палку. Ну, ничего. Научится. А я за неё у тебя прошу прощения. Как, примешь ты мои извинения?

– Что вы, Ваша Светлость! – Славка вскочил. – Что вы! Я не в обиде! Ну, раз так вышло, то что теперь! Да и заслужил я! Вёл себя, как осёл.

– Ну, ну! Ладно! – махнул рукой Егор Петрович. – Не в обиде, так не в обиде. Сядь. Не о том я с тобой поговорить хотел.

Славка сел и, возбуждённый случившимся – сам свет Стахнов у него прощения попросил! – жадно втянул сладкий дым. И опять закашлял. Но в этот раз его это почему-то рассмешило. Да и вообще, ему вдруг стало необычайно легко и неудержимо весело. Так весело, что его это тут же и напугало. И не понимая, что с ним происходит и как себя вести, Славка окончательно потерялся.

– Твоя ведь это песня, которую я включал на руфоне дочери? – спросил Егор Петрович.

– Моя, Ваша Светлость, – с трудом выдавил из себя Славка вместе с остатками дыма.

– Хорошо! Очень хорошо! Хорошая песня!

– Спасибо, – Славке опять стало весело.

– Так вот, Ярослав… Нужно мне, чтобы песня эта стала твоей официально. Понимаешь?

– Нет, Ваша Светлость.

– Ты должен получить права на неё. И я тебе помогу.

– Но я же…

– Я сделаю так, что тебе вернут полноправный статус.

Славка открыл рот, не веря своим ушам.

– Но тут есть одна проблема, – Егор Петрович загасил окурок в тяжёлой бронзовой пепельнице, выполненной в виде перевёрнутой морской черепахи. – Ты знаешь о том, о чём пока непосвящённым знать не надо.

Он сразу понял, что именно имеет в виду Великий Второй.

– Я никому! Никому не скажу!

Егор Петрович смешно зажмурился, растянув губы в улыбке, которая красноречивей всяких слов говорила, что Славка сморозил глупость.

– Нет, Слава. «Никому не скажу» – это не деловой разговор. А мы с тобой люди деловые и поэтому так проблему решать не станем. Ты, конечно же, никому не скажешь. Но не потому, что ты это пообещал – цену чужим обещаниям я прекрасно знаю. Ермак мне тоже в своё время много чего обещал. И сбежал. Я его тогда предупреждал – подведёшь меня, разрушу твою жизнь. И это своё обещание я долго не мог выполнить, потому что слишком уж этот воробушек крепко зацепился своими когтистыми лапками на вершине. Но благодаря твоей песне, которую он украл, я теперь с него могу три шкуры спустить. А потом ещё столько же! И тебе, Слава, я скажу то же самое, что говорил ему: подведёшь меня – уничтожу!