Унэлдок

3.4 Сомов

Нет случайностей – есть не просчитанная вероятность. Так говорят в Конторе. Потому что случайность обезличена и не позволяет назначить виновных. А виновные есть всегда. Особенно, если что-то пошло не так, как было задумано.

При задержании Фёдора Чумакова всё пошло совсем не так.

Группа захвата уже была готова к штурму и ждала команды, когда дверь берегового домика отворилась и на крыльцо в одних трусах и майке вышел Фёдор Чумаков с охотничьим карабином в руках. Никто не ожидал, что подозреваемый будет вооружён. По всей видимости, егерь что-то услышал и вышел проверить. На беду, в этот самый момент под ногами одного из сидевших в засаде спецназовцев громко хрустнула ветка, и Чумаков тут же вскинул карабин и взял на прицел место, откуда раздался звук.

Эти события никак нельзя отнести к разряду случайных. В лесу полно веток, которые могут хрустнуть, если на них наступить. И Фёдор Чумаков взял оружие наизготовку по совершенно объяснимым причинам – сработали инстинкт охотника и выучка охранника. Инстинкт и выучка сработали и у бойца, на которого был направлен ствол, так как, согласно Уставу, сотрудник МГБ имеет право открывать огонь на поражение без предупреждения, если ситуация угрожает его жизни.

Такова суть непросчитанной вероятности – она запускает целую цепь событий, которые нередко ведут в сторону совершенно противоположную от запланированной. И никаких случайностей.

Генерал Бурцев был в ярости.

Стрелявшего оперативника уволили из МГБ и завели на него сразу несколько уголовных дел. Командир группы захвата капитан Самарин был разжалован в сержанты и отправлен служить в погранчасть на границе с Автономией под Салехард. Обыск в береговом доме не дал никаких зацепок. Единственная ниточка, тянувшаяся к душегубу, оборвалась вместе с жизнью Фёдора Чумакова.

Потеря важного свидетеля привела к необходимости «возить по карте телом». То есть поминутно отслеживать маршрут егеря после его встречи с Точилиным, пытаясь вычислить, где и когда он мог передать невидимке информацию о «рыбачке».

И это была работа Сомова.

**

Система всё видит и всё про всех знает.

Фёдор Фёдорович Чумаков. Синий. Двадцать пять лет. Родился в селе Лопатицы. Закончил сельскую восьмилетку. Доучиваться не стал. После школы успел поработать на лесопилке, принадлежащей свет Стахновым. Сезон отработал трактористом на волостной агроферме, два года значился грузчиком в местном продовольственном магазине. Затем устроился на охотобазу егерем, где и проработал до того, как Владимир свет Мулячко пригласил его к себе.

Сомов бегло просматривал биографическую справку. Всё это он уже видел, когда шёл разбор дела супругов свет Мулячко. Но, как знать, может, с учётом новых обстоятельств высветится что-то такое, чего он не усмотрел раньше.

Родители Фёдора тоже были из местных, из лопатицких. Отец всю жизнь проработал в государственной рыбачьей артели. Погиб в озере во время шторма. Мать работала дояркой в ГСХП «Сеятель». Никто из них никогда не попадал в поле зрения МГБ. Обычные сельские жители.

Можно, конечно, было копнуть глубже. Узнать, в кого Фёдор Чумаков был влюблён, с кем дружил, с кем враждовал. Можно. И, вероятно, придётся копнуть. Но в первую очередь необходимо было узнать, когда и каким образом он мог передать Ладожскому невидимке сведения о том, что гражданин Точилин будет все выходные в одиночку торчать на забытой всеми Каменной пристани.

Сомов переключил внимание на второй монитор, на котором темнела спутниковая карта местности, настроенная на отслеживание маркеров Чумакова и Точилина в день их предполагаемой встречи.

Система всё помнит.

Вот стрелка-Точилин бойко движется по посёлку Лопатицы. Пригородный автобус Столыпинск-Лопатицы-Столыпинск везёт рыбака на конечную остановку. В этот момент голубая стрелка, обозначающая егеря Федьку Чумакова зависла над сельским магазином, который расположен аккурат там, где и завершает свой маршрут автобус. А вот уже Точилин, судя по снизившейся скорости маркера, вылез из автобуса и направился в магазин.

Есть контакт!

Сомов остановил запись и отметил в блокноте точное время встречи Чумакова с Точилиным. Затем локализовал область магазина и дал Системе указание составить «ситуационное досье» – список всех граждан, попавших в зону локации в конкретный временной промежуток. И снова запустил запись.

Минута, другая, третья – время идёт, а оба фигуранта всё ещё находятся в магазине. Совершают покупки или общаются? Но вот обе стрелки одновременно выплывают из лабаза, сливаясь в одно яркое голубое пятнышко. Рыбак и егерь переходят на другую сторону дороги и останавливаются напротив почтового отделения. На мониторе отщёлкиваются безучастные ко всему секунды и минуты. Затем два маркера отлипают друг от друга. Стрелка-Точилин переходит по бетонному мосту на другой берег Староладожского канала и медленно движется на северо-запад по направлению к Каменной пристани. А стрелка-Чумаков пересекает дорогу и наплывает на здание почты.

Сомов зафиксировал в блокноте время и приписал к цифрам: «Почта». Затем локализовал почтовое отделение, нажал «включить все маркеры в зоне локации», переписал и тут же «пробил» личные номера всех, кто был в тот момент в здании – ещё одно «ситуационное досье». Кроме егеря там находились сотрудница почты гражданка Антонина Глотышева и пенсионерка Варвара Шубина – обе местные жительницы.

На почте Чумаков пробыл всего пару минут. И вот его маркер снова в движении – скользит по деревне в сторону озера, через жилой массив, по понтонному мосту. И дальше, мимо приусадебных земель госпожи свет Стахновой вдоль канала в сторону деревни Бережки.

Чумаков движется довольно быстро. Быстрее, чем обычный пешеход. Значит, скорее всего, едет на велосипеде.

Сомов ускорил запись.

Маркер Чумакова пролетел до Бережков, свернул в сторону озера, понёсся по пустынному пролеску туда, где между плотными тёмно-зелёными шапками деревьев блестели крыши построек усадьбы супругов свет Мулячко. Егерь миновал усадебный комплекс и покатил по песчаной дороге мимо зарастающего пруда, через сосновый бор до лесного домика на берегу.

Всё! Ни одной остановки на своём пути Федька так и не сделал. Значит, предупредить Ладожского невидимку о том, куда направился Точилин, он мог либо в магазине, либо когда заходил на почту. Либо… Либо невидимка ждал его в береговом домике.

Потирая уставшие глаза, Сомов откинулся на спинку кресла.

Он вспомнил этого совсем ещё неоперившегося парнишку с бесхитростным взглядом, оттопыренными ушами, всячески стремящегося помочь следствию. Чутьё подсказывало, что во всей этой истории с телефоном Точилина Федька был совершенно сбоку-припёку. Но чутьё чутьём, а практика говорила об обратном. В тихом омуте, говорила практика, такие черти водятся, что только держись!

А над Новой Ладогой бушевала гроза.

Да такая, какой не видели уже очень давно. Молнии порой били одновременно из разных мест. От их электрических вспышек становилось светло, как в хирургической. Казалось, над всей округой моргает испорченная лампа дневного освещения, какие стояли в допросных комнатах и нередко специально не заменялись, потому что беспрерывное хаотичное мерцание света, как известно, вызывает тревогу и очень помогает в деле дознания.

Грозовой фронт катился от озера вдоль пепельно-чёрной взъерошенной реки Волхов.

**

На Лопатицы выехали заутро, с расчётом добраться до села к открытию почты.

В небольшом душном помещении почтового отделения было безлюдно. Почтмейстер Антонина Глотышева на вошедших не обратила внимания. Сухощавая женщина примостилась на крохотном стульчике среди коробок и упаковок с газетами и увлечённо читала книжку в замусоленной обложке.

– Что пишут? – бойко вступил Каша.

– Чо нать? – грубо поинтересовалась в ответ Антонина, не отрываясь от чтения.

– Тебя, голуба! – прорычал майор, враз заводясь от такой непочтительности. – Книжонку свою отложи! Или здесь библиотека, а мы адресом ошиблись?!

Едва увидев офицерские кожанки, женщина выронила книгу и резво подскочила, оправляя юбку.

– Ой, простите, господа командиры! Не ожидала таких гостей! А то ведь приходят рыбаки пьяные, топчутся, от работы отвлекают.

Её некрасивое обветренное лицо жалостливо сморщилось.

– Антонина Глотышева? – сурово спросил Каша.

– Я. Глотышева. Да.

– Вот этот человек знаком тебе?

Каша сунул в лицо почтальонше планшетку с фотографией егеря.

Женщина испуганно упёрлась взглядом в изображение.

– Да это же Федька Чума! Местный наш парнишка. Отец его ещё…

– Когда в последний раз видела его? – перебил Каша.

– Ой, да… Когда? С неделю не заходил, поди. А так, бывает, то заходит, то нет и нет его.

– Теперь внимательно очень. Двадцать второго мая, суббота, утро. Он заходил сюда. Тут была гражданка Варвара Шубина. Помнишь?

Женщины плаксиво и не слишком натурально всхлипнула.

– Да как же вспомнить-то, столько времени ушло. А?

– А ты постарайся!

– Ой! Так раз Варвара Никитишна была, так вы у ней и спросите! Она нечасто тут бывает. С начала года раза два и заглядывала всего. И Федьку она знает. По молодости доча её за Федькиным отцом бегала. Отец-то у Федьки…

– Варвару Шубину мы обязательно спросим. Но мы хотим и тебя послушать. Вспоминай, что делал Федька в тот день у тебя на почте?!

– Батюшки-батюшки! Да я ж!.. Как вспомнить-то, если столько народу тут каждой день проходит?!

Каша высунулся на улицу.

– Скоробогатов! Дуй сюда!

Вошёл высоченный Скоробогатов и вытянулся перед майором, едва не задевая макушкой потолок.

– В гости к нам поедешь, Антонина Кузьминична, – хлопнул ладонью по деревянной стойке Каша. – В машину её! А мы к Шубиной.

**

Варвара Никитична Шубина жила неподалёку, на другом берегу старого канала. Дом её располагался в двух дворах от обветшалой церкви.

В сенях пахло лежалым старьём и навозом.

– Варвара Никитишна, встречай гостей, – прокричал майор, поднимаясь по скрипучим ступенькам крыльца.

В глубине избы что-то тихо звякнуло, раздалось шарканье ног, лязгнул отпираемый запор. В дверную щель высунулось морщинистое старушечье лицо.

– Хто?! – строго спросила старуха, слепыми глазами силясь разглядеть гостей. – Вы чяго тута? Хто такия?!

– Гос-безо-пасность! – отчеканил Каша. – Эм Гэ Бэ!

– А-а-а-а, – проскрипела старуха. – А чяво хотели?

– Поговорить. Открывайте.

– Ну, входитя.

Старуха развернулась и зашаркала вглубь избы.

Офицеры, пригибая головы под низкой притолокой, вошли в комнату.

Едва переступив порог, Каша зашарил глазами в поисках портрета монарх-президента. Отсутствие такового он считал не просто какой-то непатриотичной небрежностью, а умышленным проявлением неуважения к власти и завуалированной формой протеста. Что, по сути, являлось нарушением закона о критике власти.

Портрета на стенах не оказалось. На лице майора тут же проступила нехорошая улыбка. Он посмотрел на Сомова и красноречиво повёл бровями.

Комната выглядела бедно, но довольно опрятно. На вымытых полах цветастые плетёные коврики-дорожки, на окнах чистые вышитые занавески. У дальней стены чернел допотопный сервант, за стёклами которого виднелась аккуратно расставленная посуда и несколько фарфоровых статуэток. Рядом с сервантом примостился угловатый комод, покрытый большой кружевной салфеткой. Высокая металлическая кровать была заправлена. В зеве печи отдыхали несколько закопчённых чугунков и сковородка. В красном углу почти под самым потолком на небольшой угловой полочке стояла пара потемневших от времени икон, на которых едва угадывались лики. И только белые глаза их, словно из глубины времён, глядели с потрескавшихся досок живо и как будто с укором.

Старуха присела на край широкой скамьи, стоящей возле застеленного клеёнкой стола, поправила платок на голове и, сложив руки на коленях, выжидающе посмотрела на офицеров.

– Варвара Никитишна, – откашлявшись, начал Каша. – Мы к вам по делу, так сказать, государственной важности. Вы Фёдора Чумакова хорошо знаете?

Старуха бойко закивала.

– Фёдора? Знаю! Хороший был мужик! Ладный, работяшай.

– Почему был? – удивился Сомов.

Весть о гибели егеря никак не могла так быстро дойти до деревни.

– А? – наклонилась вперёд старуха. – Громче говори, сынок. Туга я.

– Вы говорите: был! А что случилось-то с ним?! – прокричал Каша.

– Ну как жа, утоп он. Ужо лет, скажи-ка, десять как.

Старуха горестно зажевала губами, закачала головой и перекрестилась на икону.

– Так то старший Чумаков! А мы о младшем спрашиваем!

– Федька?! – ахнула она. – Кобылий сын он! Непутёвай, в мать! А што вам про ево?

– Весной вы с ним на почте виделись. Припоминаете?

– Да, – удивлённо наморщила лоб Варвара Никитишна. – Была я тама. И Федька был. Большой ужо вымахел. А ума…

– Бабушка, вы скажите нам. Это очень важно. Что Фёдор… Ну Федька делал на почте? Он с кем-то говорил?

– Ну а как же. Со мной говорил. С Тонькой говорил. Всё жалился, шта за электричество с него сымают много. Мола, сам в доме своём не живёт, а энергию плотить. Пошёл х барину, а своё хозяйство загинул, шалопай!

– А ещё чего говорил? Про рыбалку говорил что-нибудь там? Про Каменную пристань, может быть, упоминал?

– Да больше, навродя, ничаво и не говорил, – задумалась старуха. – И про рыбалку тож. Газету вот ещё купил и ушёл.

Каша досадливо цыкнул сквозь зубы.

– Ну а может, он писал что-то? – выступил из-за спины майора Сомов.

– Ась?

– Писал, говорю, он, может, что-то? Нет? Записку кому-нибудь передавал?

– Не. Чаво яму писать? Федька только касворды писать умеет. Дурень он.

Последнюю фразу бабка произнесла беззлобно, словно жалела парня.

– Ну и что ты думаешь? – повернулся Каша к Сомову.

– Дальше искать будем.

– Ну а с ней что делать будем? – Каша кивнул в сторону бабки.

– А что ты с ней хочешь сделать?

– Я бы её на «чеснок» посадил. Да, боюсь, она по дороге в Управление развалится.

Сомов посмотрел на бабку.

Варвара Никитична сидела, сложив корявые ладони на коленях, голова её чуть заметно покачивалась, выцветшие глаза смотрели спокойно и дружелюбно.

– Как есть развалится. Да и с чего ей врать?

– А с чего они все врут? – повёл челюстью Каша. – Все!

Сомов прихватил майора за локоть и потянул к выходу.

– Спасибо за помощь следствию, Варвара Никтишна! Мы пойдём!

– А шта, Федька натворил шось? – привстала она с лавки.

– Натворил, очень натворил!

– Ох! – всплеснула руками бабка. – И што жа натворил-та? А?

– Помер не вовремя! – прокаркал, обернувшись, Каша и с силой захлопнул за собой дверь.

**

Пока шли обратно к машине, всё рядили, как убийца мог узнать про Каменную пристань.

– Вот не верю я, что он в магазине стоял и слушал, о чём там Федька этот и приезжий рыбак разговаривают, – рассуждал Каша.

– Да я тоже не верю, – согласился Сомов. – Слишком рискованно. Невидимка, очевидно, что из местных. А в сёлах все всё про всех знают. Разве что его всей деревней прикрывают.

– Да ну, бред! – отмахнулся майор, но по его лицу стало понятно, что мысль эта матёрого дознавателя несказанно вдохновила.

– Конечно, бред. Но если не в магазине и не на почте, тогда, получается, он обо всём сообщил, уже добравшись до своего берегового домика.

– А почему это только тогда? – запротестовал Каша. – Сам посуди, это ж невидимка! У тебя по ГЛОСИМ егерь всё время один был и постоянно в движении, так? А на деле он и не один мог быть. Так? Ехал себе на велосипеде, прокричал в нужном месте: «Каменная пристань!» – и всё. Много ли времени займёт? Или вообще, убийца к нему на багажник запрыгнул по пути, прокатился и также на ходу спрыгнул. Вариант?

– Вариант-то вариант, да не совсем, – вздохнул Сомов. – Точилина, как мы выяснили, Федька встретил в магазине случайно. Заранее они о встрече не договаривались. Так?

– Предварительно, так.

– А раз встретились случайно, то откуда Федька мог быть уверен, что в «нужном месте» его кто-то будет ждать? И откуда невидимка мог знать, что именно в этот день и час надо на багажник к нему запрыгивать, а?

Каша снял фуражку и заглянул внутрь, словно пытаясь найти там ответы.

– А хрен его знает! – ничего не найдя ответил майор и нахлобучил картуз обратно. – Может, убийца егерька послал на разведку, а сам дожидался где-нибудь в кустах подальше от деревни. А? Ну может же быть?! Ему же любой телефон нужен был, а не конкретно этого пидараса латентного.

Мимо пропылил замызганный автобус. Тот самый Столыпинский рейс, на котором когда-то прибыл в Лопатицы и Точилин.

Старенький ПАЗ подрулил к магазину, пшикнул компрессором. Из передней двери начали выходить пассажиры. В основном это были местные жители. Выгрузившись, они тут же растекались по окрестности. Но было и несколько приезжих из города. Те первым делом направились в магазин.

То же самое сделал тогда и Точилин – вышел из автобуса и зашагал прямиком в лабаз.

«А если Федька тут вообще ни при чём? – думал Сомов. – Если бы я собирался украсть телефон, где бы я подыскивал терпилу? Наверное, там, где собирается много людей. И, желательно, не из местных. А это, однозначно, магазин. Но как же при этом самому никому на глаза не попасться? Или невидимка не боялся быть узнанным? «Светлый», например, мог просто снять браслет…»

– Что это там Скоробогатов руками машет и скачет как шальной? – прервал размышления Сомова Каша.

Поручик бежал к ним навстречу, нелепо взбрыкивая длинными худыми ногами.

– Господин майор! Господин майор! Срочно! ЧП! Бурцев вызывает!

– Что такое?! – прибавил шагу Каша.

– В усадьбе Стахновых «светлого» убили! Сына министра культуры свет Щерского!

– Так чего ты ещё не в машине?! – заорал майор. – Заводи! Быстро!

Каша и Сомов побежали вслед за поручиком к броневику.

Увидев Антонину Глотышеву, забившуюся в угол на заднем сиденье, майор рывком открыл дверь и потащил почтальоншу за шкирку из машины.

– Вылазь! И не вздумай куда-нибудь из села уехать! Мы с тобой ещё не закончили!

Женщина тяжёлым кулём вывалилась на дорогу, отползла на метр в сторону и уселась прямо в дорожную пыль, обхватив простоволосую голову руками.

Сомов запрыгнул на её место и тут же подскочил, стукнувшись головой о потолок.

– Что за?!

Он ощупал сиденье под собой, потом свои штаны, понюхал пальцы и раздосадовано стукнул кулаком по пуленепробиваемому стеклу.

– Да она ж обоссалась тут!

– Как бы нам самим теперь всем не обделаться, – процедил Каша. – Гони, Скоробогатов!

Тяжёлая машина, выбрасывая из-под колёс гравий и пыль, сорвалась с места.

3.5 Славка

Мутное светлое пятно качалось прямо над ним. Потом на этом пятне проявились глаза, нос и рот. Рот набух чёрной дырой:

– Очухался?!

Славка вздрогнул, заморгал и окончательно пришёл в себя.

По-прежнему голый он лежал на лавке в незнакомом помещении: серые бетонные стены без окон, красная металлическая дверь, тусклое освещение. Было жарко и душно. Пахло машинным маслом. Где-то за стеной мерно гудел какой-то агрегат.

– Очухался, Плесень?! – повторил Михаил, обхватил Славку за плечи и грубо усадил его, припечатав спиной к шершавой стене.

Помимо воеводы в комнате был только Якут, который нервно ходил от одной стены к другой, что-то бормоча себе под нос.

– Времени нет! – Михаил навис над Славкой, уперев руки в стену. – Поэтому отвечай быстро! Что ты видел?

События минувшей ночи тут же нахлынули на Славку, заставив его оцепенеть от вновь накатившего ужаса.

На его глазах убили «золотого»! Золотого! Тяжелее преступления просто не бывает! Даже предательство Родины не идёт ни в какое сравнение с убийством «светлого».

Несильный шлепок по щеке привёл его в чувства.

– Быстро, я сказал! Что видел? Говори!

– Его убили! – хрипло зашептал Славка. – Чёрный человек! Я видел! Видел, как он… Убил этого… Эжена…

– Евгения Анатольевича.

– Евгения Анатольевича!

– Он? Это был мужчина?

– Да. В чёрном гидрокостюме. Он пришёл со стороны воды… Большой, высокий. У него была палка.

– Что за палка?! Ружьё?!

– Нет, что-то другое. Как труба такая железная. Он приставил её к голове этого…

– Евгения Анатольевича!

– Да! Она щёлкнула так… – Славка попытался изобразить звук. – Евгений Анатольевич дёрнулся и… умер.

– Дальше рассказывай! Всё рассказывай! Любую мелочь!

Славка замер, воскрешая в памяти страшную фигуру на фоне полыхающих молний.

– Я закричал. Стал звать на помощь. И он пошёл ко мне… Быстро пошёл… Закрыл мне рот рукой и чем-то уколол вот сюда. – Славка указал на свою шею. – Дальше не помню.

– Он что-то тебе говорил? Спрашивал? Угрожал, может? Голос его узнаешь?

– Нет. Он всё молча делал.

– Ты разглядел его лицо? Усы, борода, шрамы, родинки?

– Нет. На нём был капюшон. Такой… в обтяжку. И дождь мне глаза заливал, я не видел почти ничего.

– То есть узнать ты его не сможешь?

– Нет, – замотал головой Славка.

Михаил протяжно выдохнул и отошёл.

В помещение заглянул ещё один охранник.

– Егор Петрович с министром скоро будут, – доложил он. – К Столыпинску подлетают. С ними генерал госбесовский и судмедэксперт. Из Левашово вылетела ОПГ, спецура с собаками. Ещё два «чёрных» сюда едут. Они в Лопатицах по убийству соседей были. Уже совсем рядом. Подъезжают. Велено пропустить и всячески содействовать.

– Да-а, скоро тут будет шумно… – с тоской проговорил воевода. – Ладно! Давайте, готовьтесь к встрече! Всё почистили? Крепсов убрали?

– Да, всех спрятали, кроме этого, – охранник кивнул в сторону Славки.

– С этим мы разберёмся. Свободен.

Едва за охранником закрылась дверь, заговорил Якут:

– Что случилось, командир! Я не понимаю! У нас такой шанс был, а ты его псу под хвост?!

– Заткнись, Агай!

– Да что заткнись?! Что заткнись?! Давай, пока не поздно ещё, сделаем!? Пристукнем шпендика, браслет наш снимем, скажем, это он! Он безвест, всё сходится, ну! Убил невидимка? Невидимка! А где он?! Да вот он! А иначе нам всем кранты, командир!

– Да, а орудие убийства он проглотил, так? Или… – Михаил бросил злой взгляд на Славку. – Или что?

Якут досадливо сморщил лицо.