Унэлдок

– И они все что… знают?

Мысль об этом казалась Славке невероятной.

– Некоторые знают. Взять хоть охрану, тоже ведь вольняшки. Или доктор, который тебя осматривал. Но большинство пока не в курсе.

– И как тогда?

– Когда как. Прячут или обманывают.

– Чего?

– Браслет фальшивый надеваем и идём работать, – Дядёк выудил из кармана синий «ремешок» и протянул Славке.

Славка с опаской взял браслет в руки. Никогда ему ещё не доводилось видеть унэлдок вот так вот, отдельно от чьей-то руки. С виду это был самый настоящий удок: материал, цвет, вес, «шишка» с начинкой – всё, как и должно быть. Но, приглядевшись, он всё же заметил разницу – браслет не был сплошным. Один конец ремешка вставлялся в другой, за счёт чего охват удока мог регулироваться. Так легко было его снимать и надевать, когда потребуется.

– Не настоящий? – зачарованно разглядывая диковинку, прошептал Славка.

– Да. Обманка. Пустышка.

**

А после обеда Чита хвасталась своим новым браслетом.

Ей заменили неудобный массивный крепсет на новый – тонкий розовый.

Она поставила ногу на табурет и, победно поглядывая на смущённого Славку и иронично похмыкивающего Дядька, демонстрировала обновку.

– А гладкий какой! – восторгалась Чита. – И не трёт нигде! Слава, как тебе?!

– Ага, – одобрительно кивал Славка, силясь оторвать взгляд от упругого блестящего бедра.

– Миша вызвал сегодня днём! И вот, поменял! А то я с тем намучалась! В сапожок не влезть, чулки за острые края цепляются! А тут!..

Славка смотрел на неё и думал, как же это надо свыкнуться со своей невольничьей ролью, чтобы вот так радоваться рабскому ошейнику? Пусть даже ошейник этот не на шее, а на ноге. И вообще, кого тут ни возьми: и Дядька, и Читу, и Белобрысого – все они ведут себя так, словно всё в их жизни нормально и даже хорошо. Неужели и он будет когда-то так же?

Немного позже он и Чита вместе вышли на крыльцо.

– Как ты сюда попала? – спросил он, отмахиваясь от назойливого слепня. – Тебя украли?

– Да нет, никто не крал. Я тут по сделке.

– Как это?!

И она рассказала.

Рассказала, как в Доме Холостяка она из обычных «охотных баб» доросла до «лоретки» – элитной проститутки, услугами которых пользуются только господа. Перебралась в ЦГБ – центральный государственный бордель на Арсенальной. Рассказала, как один господин, а точнее, его представитель, сделал ей предложение – пойти в вечное услужение в семью «светлых», а взамен пообещал вернуть её маме гражданский статус.

– У мамы начался диабет. Она бы умерла. А «синякам», как известно, инсулин бесплатно выдают. Вот я и согласилась.

– В вечное услужение?

– А было-то лучше что ль?

Читу привезли сюда, на усадьбу, и подарили Веронике Егоровне свет Стахновой. И вот уже третий год, как она живёт здесь.

– Статус-то маме вернули?

– Да! – радостно закивала Чита. – У неё всё хорошо! Вот только…

– Что?

– Ей сказали, что я умерла. Пришлось так сказать, чтобы она меня не искала.

Потом он спросил про Белобрысого, вдруг и про него Чита знает? Оказалось, знает. Да такое, что слушал он его историю с открытым ртом.

Блондинчик не врал – на свободе он действительно был «красным».

В прежней вольной жизни Аркашка работал программистом-скульптором популярных коллекционных фигурок «жиру». И был он не просто скульптором, а лицензированным гранд-мастером, которых на всю страну насчитывалось не больше двух десятков. И как гранд-мастер он имел статус сударя, личную мастерскую и право ставить на своих работах авторское клеймо в виде переплетённых букв «АХ» – Аркадий Харитонов.

«Жиру» невероятно популярны как среди простых граждан, так и среди «светлых». Считается, что эти фигурки приносят удачу и являются лучшим выражением патриотического духа (после портрета монарх-президента, разумеется). Даже в отцовской квартире на полке стояла статуэтка рабочего, и Славка в детстве часто разглядывал её, поражаясь тому, как искусно прорисована каждая мельчайшая деталь «человечка» – от складок на одежде до морщинок возле глаз.

Но между фигурками, которые поступали в общую продажу, и теми, что изготовлялись для «светлых», была существенная разница. И даже не одна. Дорогие коллекционные «жиру» отливались из драгоценных металлов: серебра, золота и даже платины – по особому заказу их часто вручную раскрашивали мастера-художники, а то и украшали драгоценными камнями, в то время как обычные фигурки лили из олова или в лучшем случае из бронзы. Можно было купить специальный набор для покраски и самому разрисовать статуэтку. Формы для дорогих фигурок изготовлялись гранд-мастерами. А простые «жирухи» «лепили» мастера попроще.

Все заказы поступали от Министерства культуры, которое и владело торговой маркой «Жизнь Руси». При помощи специальной программы Аркаша и прочие мастера на компьютере «вылепляли» заготовку – трёхмерную модель будущей скульптуры. Это очень кропотливая и невероятно тонкая работа. Затем на специальном станке изготовлялась форма для заливки. Обычные фигурки отливались сотнями и даже тысячами. А вот драгоценные «жирухи» выходили очень ограниченными тиражами, и каждая статуэтка имела свой порядковый номер. Стоили такие фигурки невероятно дорого.

Но был ещё и тайный рынок «жиру», не имеющий никакого отношения к Минкульту, когда богатые коллекционеры напрямую обращались к гранд-мастерам с заказом выполнить одну единственную статуэтку только для них. Иногда состоятельные заказчики просили изготовить свою личную копию или копию кого-то из родственников: родителей, жён, детей, друзей, любовниц и любовников. Но куда чаще заказывали «непотреб»: обнажённые фигуры (нередко в самых непристойных позах) и даже порнографические сценки. И именно они ценились состоятельными заказчиками более всего.

Гранд-мастера, выполнявшие срамные заказы, по понятным причинам никогда не ставили своих официальных вензелей на таких работах. Они заменяли их другими клеймами, по которым их можно было узнать: рыбку, семиконечную звезду, паучка… Аркаша клеймил свои тайные работы славянской руной «Уд».

Как-то он получил очередной заказ на обнажённую фигуру совсем юной девушки, занимающейся самоудовлетворением на узорной оттоманке. Заказ был анонимным. Материалы для работы: фотографии модели, эскизы композиции, драгоценный металл для отливки, особые пожелания и инструкции, равно как и аванс живыми деньгами – всё это было доставлено курьером.

Аркаша выполнил заказ.

В заранее оговоренный срок явился курьер, выплатил остаток, забрал фотографию и излишки драг металла. А фигурку забыл… Обратной связи с курьером у Аркаши не было. Он ждал, что кто-то вернётся за работой, но шли дни, а «Девушка на оттоманке» так и оставалась невостребованной. Аркаша поставил «жируху» на полку и скоро забыл о ней.

А через несколько месяцев к нему нагрянули госбесы. Кто-то из посетителей Аркашиной мастерской увидел «Девушку на оттоманке» и узнал в ней не кого-нибудь, а несовершеннолетнюю внучку самого монарх-президента. Знал бы Аркаша кого «лепит», сразу отказался бы от заказа. Но внучку монарх-президента не показывали во ТВ и не печатали её фотографии в журналах и Ростернете. Откуда вообще у заказчика оказалось её изображение, было загадкой.

За подобные «художества» Аркаше грозила не просто люстрация, а пожизненная каторга и четвёртая степень траста. Спас его Егор Петрович, неизвестно каким образом прознавший про ту историю. Пользуясь своими возможностями, он устроил так, что Аркаша исчез, а дело замяли. По документам выходило, что бывший гранд-мастер Аркадий Харитонов умер от анафилактического шока у себя в мастерской. На деле Аркаша стал личным крепсом Великого Второго и продолжил работать на усадьбе Вероники Егоровны, где изготовлял фигурки уже исключительно для личной коллекции Стахнова и его друзей.

– Так Егор Петрович, небось, и заказал ту жируху! – осенило Славку.

– Да как пить! – легко согласилась Чита.

– А если Аркаша догадается?

– А то он и не догадался!

– И что?

Чита пожала плечами.

Судьба Аркаши её не интересовала. Да и самого Белобрысого, судя по его вечно довольной роже, всё в его нынешнем положении устраивало.

– А ты видела его? – спросил Славка, немного помявшись.

– Кого?

– Господина свет Стахнова?

– Видела несколько раз. Так-то издали. А один раз вот как тебя.

– И какой он?

– Да какой?.. Обычный.

Обычный! Хоть и знал теперь Славка о Великом Втором такое, чего другие не знали, почитая его едва ли не как святого, а всё равно почувствовал укол зависти от этого равнодушно-обыденного «обычный».

– Высокий, – добавила Чита, помолчав. – Обходительный. Он, когда тётю Лиду сюда привезли, к нам во флигель заходил. Поздоровкался со мной…

Так за разговором и о Лидушке вспомнили.

Её история во многом походила на историю Аркаши.

Лидушка работала помощником шеф-повара в знаменитом ресторане «Молчание», где весь персонал состоял из глухонемых. Поговаривали, что лишённые слуха и голоса, работники ресторана обладали более тонким осязанием, что помогало им готовить совершенные по вкусовым качествам блюда.

Но однажды очень влиятельный клиент почувствовал недомогание во время трапезы. Прямо из-за стола знатного господина увезли в больницу. Медики обнаружили признаки отравления сильнодействующим ядом. Подозрения пали на су-шефа ресторана Лидию Мухину, так как клиент заказал только её фирменное блюдо. Лидушку арестовали, люстрировали и даже приговорили к долгому тюремному сроку, хотя в тюрьму теперь сажали редко – белый статус уже тюрьма.

Каким образом повариха вместо тюрьмы оказалась в крепсах у Егора Петровича, Чита не знала. Но саму её, в отличие от Славки, это ничуть не удивляло.

– Он всё может! – без тени сомнения сказала она. – Выкупил, наверное. И здесь приютил.

– А отравленным клиентом не он, случайно, был? – съязвил Славка.

– Не знаю. Меня тама не было.

Назойливый слепень без конца лез целоваться. Славка хлопнул себя по щеке, провёл ладонью вниз, собрал пальцы щепоткой и раздавил надоеду.

Получалось, из всех крепсов только он один был внаглую украден прямо с берега канала.

Он посмотрел на расплюснутого слепня, который ещё шевелил лапками, сдавил покрепче ещё раз и отбросил влажный комочек в сторону.

– А Дядёк?! – вспомнил он.

– Чего Дядёк?

– Он-то как тут оказался?

– Ой, про него не знаю! Знаю, что давно он тута. А чё-как…

Она забавно оттопырила нижнюю губу и покачала головой.

**

Вечером Славка спросил о том же самого Дядька.

Зашёл издалека, начал выспрашивать о крепсах, которыми владеет Егор Петрович свет Стахнов. Выяснил, что на другой усадьбе, которая стоит на Финском заливе, у Великого Второго в услужении аж двадцать семь невольников! А ещё целая невольничья бригада (больше двух сотен человек, точнее Дядёк сказать не мог) работает в «пустых землях» далеко на севере. И только Дядька и Аркашу Егор Петрович держит здесь, на усадьбе дочери. Да ещё, вот, Лидушку прислал на время, готовить для дня рождения Вероники Егоровны угощенья.

– Егор Петрович любит, чтобы у него всё лучшее было, – хмыкнул Дядёк, подводя итог своему рассказу. – Коллекционер! Он, считай, особую коллекцию собирает. Коллекцию крепсов. Да таких, чтобы ни у кого больше не было. И Аркаша с Лидушкой в этом собрании не единственные мастера своего дела.

– А вы?

– А что я?

– Вы в чём мастер? Раз он вас к себе взял, значит и вы тоже?

– Я-то? Не-е. Тут другое. Я для него, считай, особый артефакт. Цены неизмеримой.

И старик заклокотал тихим смехом, глядя слезящимися глазами в алеющую даль.

Солнце расплылось над лесом, как желток неудачно разбитого яйца. Розовый желток огромного небесного яйца.

Вместо назойливых слепней, не дающих покоя днём, на кровавую вахту заступила несметная комариная армия. Кто-то в артели уверял: Приладожье – родина всех комаров. Всех не всех, но к вечеру их налетело столько, что весь воздух в округе тонко звенел, и казалось, звон этот спускается прямо с неба.

Славка постоянно хлопал себя по ногам, рукам и лицу, умудряясь иногда за один раз прибить двух, а то и трёх кровопийц. А Дядёк будто бы и не замечал атаковавших его насекомых. И только когда какой-нибудь совсем уж наглый комар начинал лезть прямо в глаза, старик неспешно отмахивался от него, но не убивал.

– Пойдём, с Бесом тебя познакомлю, – он поманил Славку и направился в сторону потешной деревеньки.

– С кем? – Славка двинулся следом.

– Пойдём, увидишь.

Миновали «деревеньку», оставив её по левую руку, свернули к лесу и пошли вдоль высокого кованого забора. Впереди под двумя старыми огромными дубами показалось ещё одно здание – конюшня, сложенная из толстых потемневших тёсаных брёвен. Рядом с деревянной изгородью, как конь на привязи, стоял Славкин знакомец – белый тракторок с тележкой, полной травы.

Дядёк сам отогнал его сюда сегодня, как закончили косить.

Старик вытащил из тележки холщовый мешок, быстро заполнил его травой, доковылял до входа в конюшню.

Бесом оказался длинногривый угольно-чёрный пони, единственный обитатель этих просторных хором.

Лошадка, едва завидя Дядька, приветливо заржала и смешно вытянула мягкие губы над бортиком денника. Старик ласково потрепал её по замшевой морде, не спеша высыпал свежую траву в сетку-кормушку. Потом достал из-за пазухи мытую морковку и положил сверху.

– Это Бес, хозяйкин фелл, – Дядёк передал Славке пустой мешок и начал отряхивать с одежды налипшие травинки. – Веронике до него совсем нет дела, поигралась и забыла. Наша с тобой задача его кормить, поить и на выпас к вечеру, как жара спадёт, выводить. Если день не знойный, то с самого утра на прогулку будем его отправлять. Ест он четыре раза в день, но понемногу. Много не давай, а то растолстеет. Останавливаться он не умеет, будет есть до упаду. Вода всегда должна свежая быть, но не ледяная. Вон бидон с водой. Подай-ка мне… Ты, Слава, запоминай. Как знать, может, меня скоро в усадьбу Егор Петровича переведут.

– Как это? – понурился Славка, подтаскивая большой алюминиевый бидон.

Старик хоть и был с приветом, но добрый, и в обозримой перспективе никого ближе у Славки тут даже и появиться-то не могло. И хотя к одиночеству он уже давно привык, как инвалид привыкает к протезу, известие о возможном расставании Славку расстроило.

– Да уж могут, – Дядёк открыл крышку и, кряхтя, начал наклонять тяжёлый сосуд над поилкой.

Славка кинулся помогать.

На обратном пути, когда вновь проходили мимо новеньких домиков, старик остановился и, глядя вдоль безжизненной улочки, вздохнул:

– Курятник.

– А? – не понял Славка.

– Говорю, вон курятник какой Вероника отгрохала. А знаешь зачем?

– Чтобы мы тут жили.

С неожиданной лёгкостью вписал он себя в это «мы». Так приходит смирение.

– Жили, – усмехнулся старик. – Она хочет крепсов тут разводить как курей. У неё это прям идея фикс. Чтобы, значит, детишки уже сразу рабами рождались. Кумекаешь? Так что в следующем поколении, Слава, у холопов даже вопросов не будет возникать, почему они чья-то собственность. Ну, вот, родились такими, что поделаешь…

О таком Славка как-то и не задумывался. Но теперь, разглядывая новенькие домишки, замер, поражённый глобальностью затеи молодой хозяйки. Ведь и вправду! Родившись в неволе, сызмальства приученные бить поклоны и беспрекословно выполнять приказы хозяина или хозяйки, эти дети вырастут идеальными рабами, даже не помышляющими об иной доле!

И новая, совершенно другая Россия предстала перед мысленным Славкиным взором – покорная, смиренная, послушная. Страна рабов. Страна господ. И начиналась эта страна вот в этом самом месте.

Комары, обрадованные, что никто их не гонит, облепили Славкины руки и щиколотки, лезли целоваться в лицо. А он всё стоял не шелохнувшись, впав в задумчивость без мыслей и без эмоций. Даже боль укусов не воспринимал.

Дядёк крякнул, сморщился как от зубной боли, подошёл, встал рядом. Так и стоял со скомканным лицом, будто силился что-то очень невкусное проглотить, но никак не мог.

– У каждого предназначение своё, – заговорил он тихо. – Одним – страдать, другим – страдания прочих множить. Божий промысел нам, смертным и грешным, порой может показаться несправедливым и жестоким. Но на то он и Божий, что неисповедимы Его пути. Господь наш даёт каждому крест в соответствии с имеющимися у него силами. И даёт тот крест не для того, чтобы человек просто так мучился, но для того, чтобы с креста человек взошёл в Царствие Божие. И если жизнь твоя полна скорбей, это значит лишь то, что Бог тебя любит.

Славка ожил и с горькой насмешкой посмотрел на Дядька.

– Я думаю, вы и сами не верите в то, что говорите. За соломинку своей веры держитесь, чтобы совсем с ума не сойти от всего, что здесь творится. Словом Божьим, как лопатой, от всего отмахиваетесь. На всё у вас ответы имеются. И все они про одно – Бог терпел и нам велел! Да?!

– Нет моей веры, Слава, – спокойно ответил Дядёк. – Вера общая для всех. А вот твоё неверие, оно только твоё. И от тебя зависит, с ним тебе жить или с Богом вот здесь.

Он постучал себя ладонью по груди и направился к «общежитию».

– Да вы хоть понимаете, что вы Словом Божьим оправдываете не только наши страдания, но и чужое злодейство! – Славка шёл за Дядьком, с жаром выговаривая всё накипевшее тому в спину. – Этак скажете ещё, что «светлые» божественную миссию исполняют – мучают людей, чтобы им, значит, сподручней было в это ваше Царствие Небесное прыгать.

– Других мучают, потому что человек слаб и противиться соблазнам сил в себе не находит, – не оборачиваясь ответил старик. – Трудно Богом быть, а господином – легко. Особенно плохим господином. И ещё неизвестно, отрок, как бы ты себя повёл, получи волю чужими жизнями распоряжаться и иметь всё, что душа пожелает.

– Я бы ни за что людей мучить не стал.

– А что бы ты стал?

Славка никогда не представлял себя «светлым», а тут задумался. Каково это? Но ничего путного в голову не приходило. Все мысли вращались только вокруг понимания, что «светлым» быть хорошо. Очень хорошо! Он увидел себя в отменно скроенном костюме, рядом с бесподобной «буржу» на фоне великолепного дворца. А дальше словно заело слайдоскоп – никак не сдвинуться. И до того глупыми и мелочными показались ему эти фантазии, что он даже зажмурился, силясь выдавить их из глаз. Но видение только ярче стало.

– Ну что, Ваша Светлость, надумали чего?

Славка мигом открыл глаза и испуганно заозирался. Но Дядёк с ироничной улыбкой смотрел прямо на него.

– Не думается что-то.

– А мне кажется, тебе отлично думается. Только не о других, а о себе. Ведь так?

– И ничего не так! – огрызнулся Славка.