– Что ты, мам. В тринадцать лет чувствуешь себя уже совсем взрослой. Ты просто забыла.
На самом деле, я была взрослой уже тогда, год назад, когда крыши уютного городка Сумы, родины художника Бурлюка и президента Ющенко, медленно поплыли за окнами моего поезда. Мама и дядя Аркадий стояли в обнимку и, счастливо улыбаясь, махали мне руками (он – правой, она – левой), но я смотрела не на них, а на клочок пасмурного неба над городом. Так, счастливое детство проехали – очень четко сформулировала я тогда сама для себя – Что теперь?…
МЕНТ
По – вашему, я что, должна была все это в деталях рассказывать усталому менту в прокуренном кабинете? Я все-таки не полная идиотка. Конечно же, я сказала ему лишь десяток стандартных фраз, и он привычно заполнил несколько граф протокола. Как положено.
Затем, скрипнув стулом, поднялся, отошел в угол, нажал кнопку тут же зашипевшего электрочайника. Я поежилась – как только он отошел, мне показалось, что мертвецы, притаившиеся на стене, ожили и стали медленно приближаться, словно только и ждали, что я останусь одна в полумраке около потертого стола.
– Чай будешь? – спросил Мент из темного угла.
– А кофе нету?
Он потряс пустую жестянку, заглянул внутрь.
– Тебе на один раз хватит. Сладкий?
– Да. Спасибо…
От этих его слов и возни с чайником на секунду стало уютно и хорошо, но я заставила себя собраться. «Все менты – суки, независимо от страны и ситуации» – учил меня Антибренд. А ведь я в основном жила его мудростью, потому что своей у меня не было…
Мент поставил на стол две дымящихся чашки – щербатые и разнокалиберные, одну придвинул мне. Пачка «Кэмела» все еще лежала на столе, и я быстро стащила еще одну сигарету. На всякий случай. Иди знай, как все пойдет дальше… Мент тоже закурил, позвенел ложкой в чашке, откинулся на стуле и поднял на меня внимательные немигающие глаза.
«Сейчас начнется…» – подумала я, чувствуя, как по спине побежали противные мурашки. Меня еще ни разу в жизни не допрашивали, но я откуда – то знала, что это будет очень неприятно.
Но, вместо того, чтобы рявкнуть на меня, как полагается, Мент осторожно отхлебнул из чашки и тихо спросил:
– Наверное, в Москве поначалу трудно было?
ГОРОД
Трудно?!..
Нет, он все – таки странный, этот Мент. А может, не странный, а просто и сам приехал однажды в Москву из какой – нибудь Сызрани или Вологды и до сих пор носит в тайном кармане души ту смесь ужаса и восторга (ужаса, конечно, больше), которую пришлось тогда испытать.
Москва не удивила, не потрясла, не испугала, она…убила меня. Вернее, почти убила. Нет, даже не так – убила, но не насмерть. Пришибла, но не стала добивать, чтобы из любопытства посмотреть – шевельнусь я или начну остывать. Как будто на меня обрушился невероятных размеров телевизор, который, прежде, чем раздавить в лепешку, вихрем пронес через мое маленькое сознание циклопические серые громады зданий, бескрайнее море вечно стоящих машин – неистовое месиво из сияющих «Бентли», равнодушных «Мерседесов» и ржавых «Жигулей» – нескончаемую толпу людей с хмурыми и решительными лицами боксеров и тысячи ярких рекламных бигбордов, обещающих что – то безумное и не имеющее отношения к реальности.
Я не просто не видела раньше таких городов, как Москва. Я себе представить не могла, что они есть на свете. Марсиански-огромный, пульсирующий огнями и звуками, равнодушно-стремительный, мусорный и позолоченный, Город казался мне величественным страшным сном, голливудской фантазией на тему Конца Света. Было вообще невозможно представить себе, что люди здесь ходят за продуктами, назначают свидания, ездят в гости, забирают детей из садиков и школ… Москва, в которой я оказалась, не имела отношения к обычной человеческой жизни. А ведь я не была тупой провинциальной дурочкой, которая никогда не покидала родного городка. Папа брал меня на экскурсии в Киев и Львов, в прошлом году наш класс возили на неделю в Варшаву. Это были большие и красивые города, но они были похожи друг на друга. Прежде всего тем, что чувствовалось – они построены для того, чтобы в них жили люди. А Москва казалась мне огромным космическим танком, который хмуро и неумолимо двигался по ледяной слякоти. Причем двигался так давно, что его угрюмые обитатели давно забыли, куда он движется и зачем.
Никогда прежде я не чувствовала себя такой маленькой – не маленькой даже, а крохотной и ничтожной, как песчинка. Да я и была одинокой песчинкой, сжавшейся в комок в полумраке двухкомнатной квартиры, заставленной старой мебелью. Две недели я выходила из дому, только чтобы добежать до ближайшего «Макдональдса» (о том, чтобы наведаться в школу, и речи быть не могло!) и купить там разной еды, чтобы еще несколько дней не покидать квартиры.
Сейчас уже можно признаться – я десятки раз брала в руки теплый квадратик телефонной трубки, чтобы позвонить маме и попроситься домой. Почему я этого не сделала? Может быть, потому, что дома у меня уже не было? Не знаю. Но не из принципа, во всяком случае. И не воспитывая силу духа. Какая там сила? И какой дух?! В ту первую московскую зиму мне было не до проявлений мужества, это я помню точно. Я чувствовала себя раздавленной, как лягушка на дачной дороге.
Сидя ночами перед компьютером (прощальным подарком дяди Аркадия), и наугад тыча пальцами в клавиатуру, я забрела на сайт пословиц и поговорок. О Москве их было много. Первая же заставила меня вздрогнуть, как от удара – «В Москве все найдешь, кроме родного отца и матери». Я, конечно, и сама это знала и понимала, но Городу словно не терпелось забить огромный гвоздь в гроб моего счастья. Дальше было еще страшнее – «Москва слезам не верит», «В Москве толсто звонят, да тонко едят», «Москва бьет с носка»… Жуть!
Помню, я, подогнув колени, села на подоконник (они в квартире были широкими, по – старинному крепкими) и долго смотрела на зарево огней над Москвой. Они, эти огни, хоть и казались габаритными сигналами плывущего сквозь вечность марсианского звездолета, были единственным, что понравилось мне с первого же дня.
– Я знаю, что не найду в тебе папу и маму, Город – подумала я тогда – И слезам можешь не верить, плакать я не собираюсь… Вот только с носка меня не надо, а? Убьешь ведь…
Наверное, город услышал меня. Может, не в ту зимнюю ночь, а позже, ведь я разговаривала с ним много раз. Но чудо произошло. Жуткий монолит столицы вдруг в один прекрасный день распался на просторные улицы, скверы, магазины и кафе, машины, вздрогнув, поползли своим путем, а лица людей перестали казаться боксерскими. А уже затем, позже, как это часто бывает в жизни, ужас сменился восторгом и обожанием. И сегодня (я – наглая, да?) мне даже странно, что миллионы людей живут себе в совершенно других местах. Нет, серьезно, как можно жить не в Москве?
Во всяком случае, без этого Города не было бы меня, такой, какая я есть, не было бы моей Любви, моей Злости, моих Веры и Жизни.
И еще – я бы уж точно не сидела в полумраке казенного кабинета напротив пахнущего дешевым одеколоном и оружейной смазкой Мента, который так и не отвел от меня внимательных усталых глаз.
МЕНТ
– Так что, трудно было, спрашиваю? – вернул меня к реальности его голос.
Я глотнула жидкого остывающего кофе, равнодушно пожала плечами.
– Да не то, чтобы…
– Да? А я, честно говоря, тяжело привыкал – подтвердил мои догадки Мент – Ну, ладно – (он решительным жестом раздавил в пепельнице окурок) – Поехали, что ли? Раньше начнем – раньше закончим…Пока твой мопед и правда не спер кто – нибудь.
– Вы же говорили, у вас там камеры слежения стоят.
– Стоять – то они стоят, да только кто в них смотрит? – Мент зашелестел листочками из папки – Думаешь, здесь людям нечего делать, кроме как твой мопед охранять? Смотри сюда…
Последнюю фразу он произнес жестко и без всяких предисловий.
Я посмотрела. На листе была коряво нарисована шариковой ручкой схема, похожая на худосочного паука. Кружочек в центре был таким крохотным, что было сразу понятно – это я.
– Видишь?
– Вижу. На паука похоже.
– Похоже, похоже… Сейчас как раз будем паутину плести.
– В каком смысле? – не поняла я.
– В самом прямом – Мент чуть нагнулся над листком и я инстинктивно сделала то же самое, только с другой стороны стола. Со стороны мы, наверное, были похожи на доброго учителя и двоечницу, склонившихся над контрольной. Мент снова поднял глаза. Они были не злыми и даже не противными, но мне почему – то каждый раз, когда он вот так смотрел, становилось не по себе – Врубаешься?
– Вроде бы – неуверенно произнесла я – Только почему вы меня в центре нарисовали? Как какого – нибудь главаря или главного организатора? Сами же говорили – я тут ни при чем…
– Еще как при чем! – с волчьим оскалом выдохнул Мент – Ты давай, не прибедняйся. Убийца из тебя, может, и никакой, но я уже говорил – ты в этом деле главный фигурант.
– Это почему же? – похолодев, спросила я.
– Да хотя бы потому, что с моим счастьем два других деятеля в этот момент хуй знает где! – Мент даже невесело хохотнул – Один – в городе-герое Ванкувере, другой – Мент глянул на часы – как раз где-то над Северным полюсом. Так что у меня, детка, извини – выбора нет…
– У вас выбора нет, а мне – отдувайся?
– А ты чего хотела? Жизнь, она так и устроена. Скажешь – нет?
– Скажу – да – угрюмо согласилась я.
– Ну и молодец. Как американские товарищи в кино говорят, сэнк ю фор йор коопирэйшн… – Мент с хрустом повел плечами и вдруг спросил так просто-просто – Так который из твоих дружков мне пять трупов подбросил – молодой или старый? Как думаешь?…