Одноклассники (сборник)

Марина (грустно, продолжая рассказ). …Костя потом однажды признался, что полюбил меня с первого взгляда, но все не решался подойти. А я на первом курсе с одним проходимцем связалась. Сына от него даже хотела… Такого же талантливого. Дура! Я ведь в институтском ансамбле пела…

Елена. Ты? Пела?

Марина. Я… Теперь, конечно, не спою… Голос пропал. На рынке все время орешь, и ноги зимой мерзнут. А тогда знаешь как я пела! «Все могут короли, все могут короли…» А он – на ударных, как молодой король! (Имитирует игру на барабане, спохватывается, озираясь.) Спит Федор Тимофеевич?

Елена. Спит.

Марина. Потом раскусила я этого ударника… У него таких, как я, дурочек, пол-института оказалось. Ну я и психанула! Правильно, между прочим, сделала. Король этот потом спился и сгулялся. Встретила я его лет пять назад в одном ресторане: лысый, замызганный, и руки трясутся, как у Кости по утрам. А теперь и вообще, говорят, помер. Нет, правильно я тогда сделала – легла в больницу – ну и… сама понимаешь…

Елена. И сколько бы ему сейчас было?

Марина. Ударнику?

Елена. Нет, моему брату…

Марина. Тридцать.

Елена (задумчиво). Как Юрию Юрьевичу… А папа ничего не знал?

Марина. В том-то и дело, что знал! Выхожу через три дня из больницы – бледная, страшнющая, а Костя меня встречает с букетом роз. Наверное, девчонки проболтались. Я заплакала. Это ведь из роддома жену обычно с цветами встречают. А он меня – наоборот… Понимаешь?

Елена. Понимаю.

Марина. И буквально на ступеньках мне предложение сделал, повез с родителями знакомиться. Они мне сразу понравились. Даже дух перехватило: такая квартира после студенческой общаги! А вот я им сразу не понравилась: какая-то девчонка из Лихославля…

Елена. По-моему, ты к ним несправедлива!

Марина. Не-ет! Они сразу поняли, что Костя от меня без ума, а вот я…

Елена. Что – ты?

Марина. Я его уважала, восхищалась его умом и настойчивостью…

Елена. И изменяла ему.

Марина. Ты-то откуда знаешь?

Елена. Дети очень наблюдательны. Неужели ты папу нисколечко не любила?

Марина. А что такое любовь?

Елена. Любовь… Это когда он на тебя смотрит, а у тебя мурашки… Когда он говорит, а у тебя вот здесь (кладет ладонь себе на грудь) теплеет… Когда он случайно до тебя дотронется, а тебя как током…

Марина. Током убить может! Любовь, девочка моя, – это вроде симбиоза в природе. Когда порознь не выжить. Понимаешь?

Елена (вздыхая). Понимаю.

Марина. Ничего ты не понимаешь! И я не понимала… Когда тридцать лет просыпаешься утром в постели с одним и тем же мужчиной – это тоже любовь. Знаешь, в какой момент я это вдруг поняла?

Елена. В какой?

Марина. Когда твой в Костю выстрелил.

Елена. Поздно же ты это поняла, мама!

Из комнаты появляется Лидия Николаевна.

Лидия Николаевна. Марина, ты можешь проститься с Костей.

Марина. Да, конечно…

Лидия Николаевна. Будешь уходить, ключи от квартиры оставь. Они тебе больше не понадобятся.

Елена. Бабушка!

Лидия Николаевна. Так надо!

Марина. Я повешу на гвоздик в прихожей… (Уходит в комнату.)

Лидия Николаевна (мужу). Ядрило, чай будешь?

Федор Тимофеевич (дергая наручник). Ну какой чай! Издеваешься?!

Елена. А мы, дедушка, думали, ты спишь…

Федор Тимофеевич. Это только попугаи на жердочке спать умеют. Найдите же, наконец, этот чертов ключ от наручников! Я же не водонапорная башня!

Елена. Бабушка, давай их выпустим! Может, Болик вспомнит все-таки, куда ключ подевал.

Тем временем зашевелился и протер глаза Сергей Артамонович.

Сергей Артамонович. Вообще-то государь император Николай Павлович приказывал сажать участников дуэлей в крепость, если в живых остались… И держать там на хлебе и воде.

Лидия Николаевна. Не надо о воде! (Кивает на профессора.) Насколько же спящий монархист лучше бодрствующего!

Сергей Артамонович. То же самое могу сказать о коммунистах.

Лидия Николаевна. Ладно, выпускай своего террориста!

Елена отпирает дверь комнаты. Оттуда выходит Болик.

Елена. Вы свободны! А где твой патрон? Что с ним?

Болик. Он мне больше не патрон.

Елена. Почему?

Болик. Он меня уволил.