Камень Тамерлана

– Вот и ваша экспедиция! – сказал Саид, подкатив к воротам белого двухэтажного здания. А вон там чайхана «Салом», – махнул он рукой.

– Удачи вам! – сказал Саид, пожимая мне руку. А я оставшись один прошел через ворота и сразу попал в другой, хорошо знакомый мне геологический мир. На просторном дворе экспедиции разместились двухэтажное здание управления, гаражи и мехмастерские, камнеобрабатывающий цех, химическая лаборатория и разные вспомогательные помещения. Все как и должно быть в геологической экспедиции подобного профиля. Но здесь во всем ощущался какой-то особый образцовый порядок, который поддерживался всеми сотрудниками. Недаром ташкентская экспедиция «Средазкварцсамоцветы» считалась одной из лучших в тресте «Цветные камни». В ней работали молодые, но опытные специалисты, как местные так и приехавшие отовсюду – русские, узбеки, таджики, представители других национальностей Советского Союза. И главными критериями оценки человека были его деловые качества, способность работать в любых условиях и в любом коллективе. И еще всех сотрудников этой экспедиции от вахтера до начальника отличала только им присущая влюбленность в свою экспедицию. Уже с первых шагов меня окружила энергичная натура истинного ташкентского самоцветчика, который всякого нового человека встречает с воодушевленной ревнивостью. Что вы из себя представляете и на чьей стороне ваши симпатии? И если вы скажете, что где-нибудь на Урале или в Казахстане в экспедициях лучше и больше камней на вас посмотрят с сожалением как на человека незнающего и завистливого, а после этого уже не рассчитывайте на какое-то ни было участие и внимание к своей персоне. Об этом патриотизме и гордости Ташкентских самоцветчиков за свою экспедицию меня уже подготовили в Московском тресте «Цветные камни». Знакомые геологи посоветовали: если хочешь чтобы тебя посчитали «своим» – восторгайся и хвали их сколько сможешь. И в благодарность за это они раскроют тебе заветные мысли и дела.

Впрочем, как я сам убедился ташкентские геологи добились действительно многого. В рабочем кабинете главного геолога экспедиции состоялась мое первое знакомство с Олегом Виннером, руководителем всей геологической службы. Он только что вернулся из интересной служебной поездки и еще находился под впечатлением всего увиденного. Его коренастая, спортивная фигура неутомимого ходока, волевое лицо, орлиный с горбинкой нос, выразительные пытливые глаза следопыта и наконец полевая геологическая форма – все это никак не вязалось с обычной чиновничьей обстановкой служебного кабинета. В нем бросалось в глаза огромная во всю стену геологическая карта территории Средней Азии, на которой разными значками были отмечены и многочисленные месторождения и проявления самоцветов. Вдоль стен стояли стеллажи с образцами горных пород и минералов, пачки книг, геологические материалы и прочее.

– Экспедиция ведет геологоразведочные и добычные работы на обширной территории Узбекистана и соседнего Таджикистана, – начал свой рассказ Виннер после нашего короткого знакомства. – Нашими геологами выявлено все необходимое и разнообразное сырье для камнеобрабатывающей промышленности всей страны. У нас есть ювелирные драгоценные камни и поделочные и облицовочные. Есть и уникальные, которых больше негде нет. В Горном Бадахшане, например, есть два замечательных высокогорных чуда: месторождение лазурита лядждвардара и месторождение благородной шпинели Кухилал. Они как верные напарники – рядышком. Первое – такая дикая красота, что грех не увидеть. Туда рвутся все наши геологи, устремляются альпинисты к пику Маяковского. Однако, добраться туда непросто и опасно для неподготовленного человека. Недаром на одном из перевалов альпинисты сделали на отвесной скале такую поэтическую надпись: «Путник будь осторожен – твоя жизнь, как слеза на ресницах». Второе чудо – красная шпинель на Кухилале, внешне не отличимая от рубина. Кстати, многие исторические камни, считавшиеся рубинами на деле оказались благородной шпинелью с Кухилала. Например, знаменитый рубин Тимура или тот, что в царской короне, хранящейся в Алмазном фонде. Есть у нас и бирюза – это древнее Бирюзаканское месторождение с его неистощимыми запасами, – продолжал свой обзорный рассказ Виннер. Геологи нашли еще новые проявления бирюзы в Кызыл-кумах, открыли уникальный белый самоцвет – кахолонг, огненно-красный халцедон Джамбульского месторождения, нежно-розовый как утренняя заря родонит с Алтын-Топкана, пестроцветный оникс из пещеры Тамерлана и многое другое.

– Среди последнего можно назвать кварц-аметистовую брекчию, – вставил я свое слово во вдохновенную речь главного геолога.

– Уже наслышаны об этом камне, – удивленно вскинул свои брови вразлет Виннер.

– Я познакомился с ним давно и с тех пор не расстаюсь, – выпалил я с волнением.

– Да, это весьма необычная порода, – задумчиво ответил Виннер, снимая с полки полированные образцы этого камня. – Его нашли в предгорьях Кураминского хребта на жиле «Аметистовая». Жила внушительных размеров, прослежена на несколько километров вдоль тектонического разлома. Искали в ней аметист, но качественного пригодного для ювелирных изделий не обнаружено. Осталось только название, да эта пестроцветная порода, слагающая жилу. Не смотря на малую блочность камня, не позволяющую ожидать крупных кусков – монолитов ее возможно использовать как новый самоцвет нашего региона.

– Новое – хорошо забытое старое, – вставил я банальную фразу. Может этот камень как и бирюза, лазурит и многие другие самоцветы были известны давно.

– Вы говорите совсем как один заезжий историк, который нежданно-негаданно появился в нашей экспедиции. Ну прямо живая ходячая история! Послушать его так все камни известны со времен Тамерлана. Нашим геологам нечего не осталось открывать, – едко заметил Виннер. Я понял, что совершил промах, задев патриотические чувства руководителя геологической службы. И воздал похвалу его геологам обследовавшим за короткие сроки такую громадную территорию, изобилующую такими непревзойденными камнями.

– Да, ладно уж! – отмахнулся Виннер.

– Время покажет, кто, где и когда открыл тот или иной камень. Важнее всего чтобы он был в достатке и хорошего качества.

Мы перешли с ним на сугубо деловую тему и к концу разговора я задал Виннеру мучавший меня вопрос.

– А где мне найти вашего историка. Как его зовут?

– Салихов Сердар Алиевич, – ответил главный геолог, заглянув в лежавший на столе блокнот. Приехал в Ташкент из Татарии, неделю проработал у нас в геологических фондах, собирал сведения о камнях, которые добывались для строительства дворцов и украшений при правлении Тамерлана. Более того, увязался с нашими геологами и уже побывал на Бирюзакане и что удивительно на жиле «Аметистовая».

– Могу ли я встретится с ним сегодня?

– Не удастся – он в очередной поездке и обещал вернуться через неделю. А вам могу предложить съездить на Бирюзакан, в Исфару на месторождение великолепного гипса-селенита, посетить там древние бирюзовые копии ну и заехать на жилу «Аметистовая», на которую всех тянет. Вам повезло: как раз завтра утром туда отправляется машина с геологом Анваром Шарматовым. Он знаток всех интересующих вас мест и будет вашим гидом. Вы, где предполагаете остановится в гостинице или у нас при экспедиции?

– Я не чиновник, а полевой геолог, привыкший к походным условиям.

– Вот и отлично! Возьмите на складе спальный мешок и располагайтесь в камеральном помещении геологов. Помещение сейчас свободно – все геологи в поле. Ну как такой вариант устраивает?

Я поблагодарил Виннера и покинул его кабинет, посвятив остаток дня знакомству с камнями Средней Азии в музее экспедиции и в камнерезном цехе, где производилась всесторонняя обработка «сырого» камня. Природный камень на глазах преображался превращаясь в различные украшения, письменные приборы, шкатулки, вазы и многое другое. И здесь я к совей радости снова увидел свой камень в руках молодого камнереза, пытающегося сделать из него шкатулку. Этим мастером оказался Руфат – дружок моего водителя с которым я ехал из аэропорта.

– Что скажешь об этом камне? – поинтересовался я у него.

– Очень необычный, не простой. К нему индивидуальный подход нужен – как к женщине. А цвета в нем как на бухарском халате – заглядишься! Вот только название геологи придумали длинное – не запомнишь!

– За названием дело не станет, – сделаем его короче, – пообещал я. – И камня этого будет больше и лучше. Я уверен!

– Хорошо если так, – ответил Руфат. – Этот камень наш можно сказать исторический!

– Кто тебе это сказал? – удивился я.

– Да, один человек, приезжий заглядывал к нам, говорят ученый, историк.

Я понял, что вездесущий Салихов побывал и здесь оставив свой неуловимый след.

Тайна древних копей

Я проснулся рано, под звуки машины. В просторном помещении камералки, где прошла моя ночевка было душно, несмотря на открытое настежь окно. Косые лучи солнца скользили по белым стенам комнаты, увешанной большой геологической картой Советского Союза и отдельными картами среднеазиатских республик и некоторых месторождений самоцветов. Неожиданно дверь бесшумно приоткрылась и из нее выглянуло круглое настороженное лицо, а затем появилась и вся плотная, коренастая фигура молодого человека в зеленой экспедиционной форме. Я сразу подумал, что это и есть мой гид.

– Доброе утро! – произнес он мягким баритоном. – Меня зовут Анвар. Виннер поручил мне провезти вас по нашим объектам. Вы готовы ехать?

– Да, конечно! – ответил я, приглядываясь к своему гиду.

– Тогда собирайтесь, – деловитым тоном произнес он. – Я буду ждать вас во дворе возле «Газика». Да, не забудьте захватить спальный мешок, дорога у нас длинная. Я быстро собрался и покинув душную камералку вышел во двор. Возле старенького вездехода «Газ-69» суетился Анвар и молодой русоволосый водитель.

– Сейчас заедем в чайхану «Салом» – она здесь под боком, заправимся и в путь к самоцветам, – улыбнулся Анвар.

Несмотря на ранее утро чайхана, утопающая в зелени и дразнящая аппетит своими запахами была открыта. Чайханщик поставил на наш стол медный чайник с крепко заваренным зеленым чаем по-ташкентски и плов. Заправившись тронулись в путь. Дорога от Ташкента обросла фруктовыми садами. Ярко-зеленая, ослепительная под южным солнцем зелень. А вдоль дороги тянулись домики белого, розового, желтовато-золотистого цвета, чайной розы. Эти краски наверно предназначены чтобы согревать душу в любое время года, как и лучезарное бирюзово-голубое небо. Клубится пыль из-под колес геологического «Газика», а в лицо дышит встречный ветер. За рулем молодой парень Володя Сорокин из Подмосковья. Как попал в Ташкент? Как и многие приехал на стройку восстанавливать Ташкент после землетрясения. Проработал на стройке водителем, прослышал про экспедицию и геология его увлекла. Третий год с геологами ездит, нрав веселый, общительный, умеет слушать, не перебивая (ценное качество), но когда начинает говорить сам, то уже не может остановится – ему нужно разрядиться до конца. Любит песни Высоцкого и наши геологические, часто напевает, крутя баранку:

«Все перекаты, да перекаты
Послать бы их по адресу
На это место уж нету карты
Теперь плывем-плывем по абрису…»

Эта песня родилась где-то в Сибаре у первопроходцев, но вот перекочевала в Среднюю Азию. И где бы геологи не работали они поют одинаковые песни, ибо геологическое братство не знает границ. С моим гидом Анваром у меня с первого дня установились товарищеские отношения. Выпускник Ташкентского университета самозабвенно полюбил свою бродячую профессию, побывал на многих месторождениях Средней Азии, знает и любит родные камни. И пока мы были в дороге постоянно обменивались информацией. Анвар рассказывал о самоцветах Средней Азии, а я делился воспоминанием о монгольском камне. Мы объехали с ним немало геологических объектов, представляющих чисто профессиональный интерес, на которых останавливать внимание не буду. Основная цель к которой я стремился с самого начала была жила «Аметистовая». К ней мы подбирались долго, сложными путями. Стояла летняя изнуряющая жара, солнце жгло немилосердно, а в душной раскаленной кабине машины дышалось как в сауне. После нескольких мучительных часов автопробега по солнцепеку уже к вечеру мы добрались до предгорья Кураминского хребта. Перед глазами возникла панорама вытянутых в цепочку сглаженных сопок, представляющих собой сплошные коренные выходы пестроцветный пород, напоминающих разрезанный слоеный пирог. Спустившись по широкому сухому руслу, машина урча и переваливаясь с боку на бок, свернула немного в сторону остановилась на относительно ровной и широкой площадке возле брезентовых палаток. Так мы наконец подъехали к полевому лагерю поискового отряда геологов, работающих на жиле «Аметистовая». Нас встретили радостными возгласами, приветствиями, усадили возле дымящегося костра, напоив крепким зеленым чаем, накормив настоящим узбекским пловом, умело приготовленным на костре. Встреча с коллегами по профессии всегда интересна и греет душу. А в ту ночь на жиле «Аметистовая» мы долго не ложились спать, сидели у костра, попивая зеленый чай и немножечко «огненной воды», которую я прихватил на особый случай. Говорили «за камень» вообще, и о том, что нашли в этом пустынном и неприглядном на первый взгляд месте. Уже за полночь, забравшись в холодный спальный мешок я забылся тем неглубоким тревожным сном, когда в настороженном мозгу скользили как льдины разорванные фантастические ведения. Под утро я проснулся от какого-то оглушительного раската, похожего на обрушившуюся в бездну скалу. С трудом разомкнув веки я выбрался из спального мешка и вышел из палатки. В лицо пахнуло утренней свежестью и ледяным холодком. Звуки похожие на обвал исходили с ближайшего холма, смутно темневшего в сизом предрассветном тумане. Спать уже не хотелось и какая-то неведомая сила подхватила меня и потянула к холму, откуда раздавались странные звуки. Дойдя до него я поднялся по склону и пройдя немного по нему неожиданно наткнулся на вырытую канаву – еще свежую геологическую выработку на жиле «Аметистовая». Возле канавы были сложены кучи камней, сливавшиеся с поверхностью. Я присел у канавы пытаясь разглядеть камни, но это не удавалось. Между тем предрассветные сумерки таяли и открывали резко очерченные и оголенные ребра холма.

И вдруг холодное и серое как сталь небо словно зажженное волшебной силой полыхнуло призрачно-зеленым светом. А вдоль горизонта над вершинами гор зажглась заря и словно заревом пожара охватила быстро меняющееся по цвету небо. Из-за гряды гор робко выглянул краешек, а затем выплыл и весь солнечный диск. Вершины и склоны угрюмо застывших холмов внезапно ожили и окрасились в оранжевые и сиреневые тона утренней зари. Я взглянул на лежавшие у моих ног кучи камней и встрепенулся. Камень отражал чистую и многоцветную палитру возникшего на моих глазах чуда природы. Я опомнился, когда услышал совсем рядом внизу звук падающего камня. Резко обернувшись я увидел, поднимающегося ко мне Анвара.

– Куда вы торопитесь в такую рань? Еще даже чаю не попили! – сказал подходя ко мне Анвар.

Во рту у меня пересохло то ли от жажды, толи от волнения так что трудно было говорить. В ушах стоял звон. И в этот момент я испытывал то волнующее, незабываемое предчувствие, вернее предвкушение какого-то необыкновенного открытия. Прекрасное мгновение знакомое каждому искателю, вставшему на трудную каменистую тропу, по которой взбираются к вершине истины. Нагнувшись я поднял с поверхности первый камень с этой жилы «Аметистовая». Вот она эта самая загадочная кварц-аметистовая брекчия! Пестроцветная порода, сложенная обломками сургучно-коричневой яшмы, сцементированной разноцветным кварцем. Геологи знают, что подобные породы возникают в напряженных участки земной коры, в зоне тектонического разлома. Земная кора в этих местах дрожала и раскалывалась на глыбы и остроугольные обломки пород. Но затем на смену разрушительным силам природы пришли восстановительные, созидательные. Горячие или как их называют гидротермальные кварцевые растворы внедрившиеся в толщу разрушенных пород произвели их цементацию плотным кварцем, образуя мощную зону окремнения вдоль разлома. Так образовались кварцевые брекчии, которые за долгий геологический период подверглись не раз действию пульсирующих кварцевых растворов, включая самые последние низкотемпературные с которыми связан аметист.

Мы с Анваром просмотрели массу камней выложенных в виде куч возле пройденных поисковых канав. В некоторых местах брекчии были пронизаны густой сетью кварц-аметистовых прожилок. Именно в этих местах по словам Анвара встречались иногда щелевидные полости с кристаллами непрозрачного аметиста, непригодного для огранки.

– Да, жила «Аметистовая» не оправдала своего названия, – сокрушенно вздохнул Анвар. – Теперь вся надежда только породу, вот эту самую брекчию, которая поражает своим разнообразием. Этим камнем заинтересовался даже один историк побывавший у нас.

– Уж не Салихов случайно, – поинтересовался я.

– Вы его знаете? – удивился Анвар.

– Да, нет только наслышан от вашего главного геолога.

– А что делал этот вездесущий историк на вашей жиле.

– Весь день проторчал на выработках, набрав полный мешок камней и довольный уехал с попутной машиной. Да, еще поковырялся в древних копях наверное так для интереса.

– Как здесь есть древние копи? – воскликнул я с изумлением. – И ты молчал Анвар!

– Пошли, это совсем рядом, – невозмутимо промолвил Анвар. Поднявшись на плоскую вершину холма Анвар подвел меня к древней выработке. Она представляла собой яму диметром около двух метров, засыпанную землей и едва заметную на поверхности. Пройдя немного мы наткнулись на вторую копь, а за ней также незаметно обнаружилась третья. А дальше уже шли крупноглыбовые развалы пород, покрывающие мощным плащом поверхность холма. Я заметил, что все древние выработки вытянуты в одну прямую линию и расположены на равном расстоянии друг от друга. Мы измерили это расстояние шагами и получили одинаковый результат. Тогда Анвар вытащил из своей куртки рулетку и мы замерили расстояние между копями уже точно – оно равнялось ровно 12 метрам.