Последний день

Долина бесплодная, выжженный пепел

А над долиной свободно парит

Гриф дряхлый и ослабелый

Он мясо ест павших, гниль. И живет!

А павшие служат едой…»

11:00. Утро. Локальный апокалипсис. На удивление легко и в хорошем расположении встал, комната была плохо освещена. Как мне нравилось с кровати смотреть на мертвый свет, пробивающийся через не плотную штору, он внушал спокойствие. Ледяное спокойствие. Медленно, идя по прохладному, ободряющему, поскрипывающим, под моими стопами полу, я подошел к окну и отдернул штору. Перед взором появилась картина: Небо было мрачно и затуманено, вихри пыли все еще водили хороводы по пустынным улицам города. Новое чувство было, словно кусочек янтаря то медленно переливалось, то быстро сменялось оттенками, вливая в меня: воодушевленность, неизбежность, отстраненность от происходящего и различные их отблески. Я как оценщик осматривал его со всех сторон, под разными лучами света, только он выдавал не цвета, а чувства еще не названые ни кем и еле отличимые от тех у которых уже есть имена, а у янтаря все не кончались его переливы и отблески. Время шло медленно, мне не куда было торопиться. И что это спокойствие или обреченность? Еле отличимые сейчас, но обычно разные, а может это тот момент, когда и вовсе нет никаких чувств и голова полностью свободна от всего чуждого, а чуждое – все

Два дня назад: Я не сидел в подвале, обреченный и верящий в конец всего, но это был ни я, а страх управлявший мной, если бы тогда моим рассудком играли эти переливы, отливаясь мягким, спокойный, умиротворенным светом, я стоял бы там и смотрел на то, как миру приходит конец, а не бежал под землю.

Лениво оторвав взгляд от этого покойного вида, сел за стол и принялся за еду, при этом мало ощущая ее вкус. Закончив прием пищи, оделся, собрал вещи и вышел из дома. И снова как там, у окна, взгляд приковал этот мрачный пейзаж. Он как ничто говорил: «Все хорошо, будь спокоен будущего больше нет. Времени нет вообще, только «сейчас», которое всего-навсего не приметный дымок на горизонте». И, правда, ничто не говорило о времени, все отреклось от мира, его проблем, а вместе с ними и от времени, но не всем нравился этот режим «Молчания», ветер, несущий мусор и все те же маленькие, юркие, играющие с ним вихри пыли сопротивлялись, стараясь оживить его. Странно, но на улицах не было трупов.

Идя по брошенным улицам, рассматривая здания, магазины, птиц, ставших единственными повелителями опустевшего города, я заметил три фигуры, не было сомнения это – люди. Радость и страх переплелись, бились за победу, стараясь отразиться на мне, но победило тихое любопытство. Они двигались, неторопливо шагая, за ними прячась и держась на максимально большей дистанции, плелся я.

Через четыре минуты они остановились и один из них громко, не без веселья сказал:

– Приступим!

Он подошел к окну аптеки и выбил его камнем, затем они влезли вовнутрь, все, кроме одного. Я подобрался ближе, стараясь не произвести шума, но дозорный увидел меня.

– Крыса! – крикнул он

Страх, девятым валом, облил бриг «Рассудок». Медленно не делая лишних и резких движений, я вышел к нему. Подойдя ближе к нему было видно, что дозорный был чернокожий с гладко выстриженной головой, скрытой под капюшоном, в кожаной куртке и кроссовках.

– Выживший? – спросил дозорный, при этом из аптеки уже вышли его помощники.

– Да – Сухо выдавил я. Когда все трое стояли рядом, оказалось что все одеты в одинаковые, кожаные куртки и у всех головы покрыты капюшонами.

– Что с ним делать? – спросил дозорный у, как мне показалось у главаря.

– Ни чего против мародерства в покинутом городе не имеешь? – Растянувшейся на лице улыбкой спросил человек лет сорока с небольшой бородой, добродушно глянув на меня. Я думаю, стоит описать этого человека. Крепкий мужчина на вид лет сорок часто улыбается искренней полной доброты улыбки, а на лбу появляются линии морщин, расходящиеся все мельче и мельче, а лицо подтягивается выше. И никак нельзя представить этого человека хмурым и серьезным.

– Это все равно никому уже не нужно – ответил я.

– Тогда ты идешь с нами – даже не сомневаясь, ответил главный.

– Куда? – спросил я.

– А тебе еще куда нужно? Может на работу? – шутя, спросил он.

– Ладно – сказал я.

Мы шли в сторону порта, по дороге я рассматривал приятные для глаза одноэтажные и двухэтажные дома очень аккуратные, прибранные и чем ближе к побережью, тем красивее и комфортнее они выглядели, все как будто только что сделанные, только выкрашенные, кажется вот сейчас из-за дома выбежит рабочий с краской и кистью. Мне приглянулся желтый, приятный глазу дом небольшой, немаленький, аккуратненький такой, долго я, изогнув голову, назад смотрел вслед этому домику.

Выйдя из этого богатого квартала навстречу, промышленному, серому, стойко закрепившемуся на этом месте, стоящему тысячами монолитов из бетона и метала кварталу. Они как будто вросли здесь множеством корней, чтобы не что не выдернуло их из земли.

Промышленный квартал. В нем производили, продавали, покупали, привозили, увозили. Раньше там было так громко, все жужжало, кричало, работало, там разгружали, там стоял гигантский размеров танкер, там же бежали рабочие на работу, здесь не жили, но работали и только работали. Все это представляло собой механизм. Здесь воротили большими деньгами, но платили рабочим мало. «Капитализм! Пффф! Будущее за диктатурой!» Пронеслась в голове фраза какого-то политика.

Трупы! Они везде и на улице, и упавшие в дверных проемах, некоторые свесились из окон. Смотреть противно, но взор сам приковывается к ним обгоревшие куски мяса, сырые, но оплавившиеся тела, выплывшие глаза, безносые, волосы свернулись в черные капли и расплылись по затылку. Странно, но некоторые лежат в кучах. Кто-то сложил их?!

Вот он – Порт. Краны нависли над грузом, некоторые корабли так и остались стоять без хозяев, но между танкерами и грузовыми кораблями малые десантные шлюпки! Чьи же они?

– Вы заметили шлюпки? – спросил я группу.

– Точно! Десантные шлюпки – согласился дозорный – Думаете, зачем они?

– Осторожнее мне кажется это высадка корейцев – предупредил бородач. Дальше мы шли осторожнее, то и дело, заглядывая во все углы.

– Кстати, а зачем мы пошли в порт? – спросил я.

– Мы думали груза вскрывать – ответил третий.

– Стоите! Слышите? Шипит – настороженно прошептал дозорный.

Шипение… выходит газ из открытого баллона… треск …

Из-за угла спотыкаюсь, крича, в обожженной одежде выбежал человек, как он выглядел, я не видел, я слышал крик. Ужасный крик, умоляющий прекратить страдания любой ценой, он был готов, лишится билета в рай ради этого. А за ним шла смерть медленно, степенно, он и так бы умер, но смерть шла. Его Ангел Спаситель запоздал. Смертью был человек в черном экзоскелете, разработка «Северных» бронированный костюм, защищающий от пуль, ударов, взрывов и главное огня. Он пользовался огнеметом! Огонь – это то, чем он зачищал, остатки города… не пулями, не взрывами, а выжигающим все пламенем. Какой человек сидел за пуленепробиваемым стеклом?! О чем он думал?! Что глушило крик души?

Мы спрятались за углом, слушаем, ждем. Он тяжело дышал через фильтр шлема, медленно, прочно ступал по асфальту, шел дальше, ждал движение. Он ушел, шаги не слышно…

Разумно мыслить я смог только в этой производственной постройке. Картина с горящими облаками газа отпечаталась на сетчатке. Разбросанные на полу пакеты, горевший мусор, мы лежали на нем, никто нечего не говорил, да и не нечего было. Прошло, может полчаса, может и два, мы все лежим.

– Корейцы? – подал звук дозорный, при этом не двинувшись.

– А кто еще? – без эмоций сказал главный.

– Пора идти – бездумно сказал я.

Мы нехотя встали, молча, собрались и пошли. Все были подавлены, никто ничего не говорил.

– Сегодня нехорошая ходка, надо идти к Грифу рассказать про них – мрачно, выдавил главный. Странно выглядел он таким.

Все молча, согласились. Мы пошли к Грифу, я понятия не имел кто он, но что мне было еще делать. Я совсем не помню, как пролетел богатый квартал, я не шел, я брел, я устал, я выдохся. Один вид «Чистильщика» и его работы, загнал мою душу туда, откуда ее не достать пока она сама не выползет, я ждал, как она посмотрит из норы, чтобы схватить ее за горло и вынуть на показ разуму.

Разум без души включился на окраинах, подойдя к двухэтажному дому, мы постучали в дверь. Сам дом не был примечательным кроме одной особенности: на первом этаже окна были забиты досками, а поверх них листами метала. Нам крикнули, изнутри:

– Кто? – спросил гремящий голос.

– Группа Жуля – ответил, сейчас, безрадостный бородач.

Нам открыли, дверь и мы оказались внутри. У входа стоял человек в кожаной куртке также как и мои попутчики, он указал наверх. Я отметил, что внутри дом содержался в приятной чистоте, слева от входа была кухня, справа закрытая дверь. Поднявшись на второй этаж, я увидел длинный по коридору с незатейливым узором ковер и четыре двери, расходящиеся по коридору, мы вошли во вторую дверь. Там был обустроен небольшой кабинет, стол с ящиками под ключ, кресло, стоящий сейф, карта города, висящая на стене и картина с пейзажем на котором была изображена река лежащий через нее мост и роща со спрятавшимся в ней монастырем. За столом сидел мужчина лет 60-ти с морщинистым лицом и хорошем сшитым по нему, пиджаке. Лицо его не выражало ни радость, ни счастье, ни злость, ничего. Оно было худощавое с острым подбородком и таким же острым носом.

– Десант здесь – оповестил его Жуль.

– Плохо – выдохнув, сказал старик, крутя в пальцах скрепку. Он медленно обвел взглядом группу, заметив меня, он не удивившись, спросил. – Новый?