В ожидании августа
– Ладно, прости… Как мне, отцу, поступить? Ведь все может рухнуть у моей дочери…
– Не бойтесь… У меня, вы знаете, больная жена, я ее люблю, за нее отвечаю… Ну, а если тридцатилетняя женщина захочет совершить акт сближение, то никакой отец…
– Да, знаю, не трави душу… Одно утешение, что ты – свой, гарантированный, чистый… Может, даже благородный. А то, что ее не возможно остановить, я это знаю, по этому, долбанному, ассирийцу помню! Не знаешь эту историю?
Я отрицательно покачал головой.
Он пил водку маленькими глотками, думал. Я молчал. Что я ему скажу? Что сам мечусь между обязательствами и природой, которая, нередко, берет свое. Что никогда, ни при каких обстоятельствах я не брошу свою жену. Он это знает, наверное.
– Ты бросил курить? – Спросил он меня. – А мне иногда так хочется сигаретой подымить…
В это время в дверь вошла Елена с подносом, аккуратно расставила на столе приборы, чашки, заварной чайник.
– Ленок, принеси-ка мне сигарету…, – бросил Мосеев тоном, не терпящим возражения. – Одну, только мне…
– Сами нальете чаю? – Спросила она меня.
Я кивнул и сразу стал разливать зеленый чай. Налил в чашку треть светло-зеленой жидкости, покачал ее из стороны в сторону и снова вылил в чайник.
– Что ты там колдуешь? – Спросил Мосеев.
– Во всесоюзной газете отвечал за Среднюю Азию, четыре года не вылезал оттуда из командировок. Научился всякий чай заваривать…
– Уважаю тебя за творчество, читал твои заметки. На хрена ты полез на госслужбу-то. Писал бы да писал, главным редактором стал бы…
– И стал, и был, и новую газету экономическую создавал… Но уж так получилось… Тебе делают предложение, от которого нельзя отказаться.
Лена принесла сигарету, зажигалку, отдала все Мосееву, подошла ко мне:
– Налить?
– Что ты его обхаживаешь? Хоть бы меня спросила: «Не хотите ли чайку, дорогой Владимир Викторович?»
– У вас другой чаек…
– Спасибо, Лена, я уже наливаю чай повторно, спасибо, – сказал я.
Она пошла к двери, улыбаясь, как ребенок, ожидавший, что пройдет секунда, еще немного и его оставят в комнате рядом со взрослыми гостями.
– Вот что я предлагаю, – сказал Мосеев, и в голосе его зазвучали прорабские нотки. – О пресс-службе я Клемашину скажу. Это раз. Но пойдет с твоими документами к нему Юлька, пусть сгорит, дура! А если не сгорит, то он сделает ее заместителем, а туда поставит своего разведчика…
– Это мрак, Владимир Викторович…
– Ничего-ничего… Он старше тебя намного, пенсионер уже, помучает годик, максимум, народ и уйдет. Вот тогда, может быть, и Юлия Мишина подрастет, а?
– Реально, так может быть. А мне, уходить?
– А ты иди-ка к Грише Ленскову…Он чудик, конечно, но работать с ним можно. Он глотку перегрызет за своего человека. Любому начальнику. Но ты должен пахать, реально помочь ему с аппаратными делами. Он буквально, насколько я знаю, зашивается. Тетеньки в секретариате не успевают, потому что их мало, четыре инспекции, все «наполеоны-гиганты», на козе не подъедешь… Не боишься финансистов-инспекторов?
– Я давно уже никого не боюсь… Я – журналист, без куска хлеба не останусь.
– Это хорошо, даже отлично! И с Юлькой я тебя разведу, и новую должность приобретем… Ну-ну, опять нос начал воротить? Я же любя и для твоего блага. Нельзя же падать так, как вы с Бородой е…, уровень надо держать! Он, мудрила, генерал армии, а его сопляки – засранцы схарчевали в два приема.
– Не его одного. Вашего шефа тоже проглотили эти ребята и не поморщились. А уж, куда выше, премьером был. Вы – рядом, с таким-то опытом! Макиавелли…
– Ладно, язва… Ты принимаешь такую конфигурацию? Тогда я звоню прямо сейчас Грише Ленскову…
Он прошел за письменный стол, через минуту оттуда донеслось:
– Гриш, привет! Да, это я… Меня вот тут один посетитель Макиавелли обозвал… Даже не знаю: обижаться или радоваться? Андрюха Ермолов, не помнишь его? В Совмине, да, с Бородой служил в Чутне… Вот хочу его порекомендовать тебе руководителем аппарата, а? Да, ругался я с ним… Дак, ведь с дураком и ругаться-то не будешь… Не знает он, конечно, финансы! Я что, знал ваши долбанные финансы и экономику. Надо было, освоил в пределах. Руководить надо! У тебя сколько народу? Вот видишь, а ты один. Нет, дорогой, начальник инспекции – не проводник твоей непосредственной политики, он – исполнитель. А вот, чтобы до него довести эту политику, идеологию и т.д. – нужен руководитель аппарата. Он же и спросит за исполнение твоих поручений и твоей политики… Вот и хорошо, я знаю, что ты не отрицаешь роль аппаратной работы. Ты мне еще спасибо скажешь!
Они еще долго говорили о поездке в Европу, о туре с постоянной визой, о внуках, о каких-то литрах выпитого на юбилее. Наконец, расцеловались. Стукнув рычажком массивного телефонного аппарата, Мосеев встал и направился ко мне.
– Что, брат, он помнит тебя, уважает за Палыча-Бороду, за то, что ты остался с ним до конца, не спрыгнул с подножки… Он возьмет тебя к себе. Но запомни две вещи… Прошу тебя. Он зануда и говнюк, каких свет не видел. Но должность у него – Действительный государственный советник, на нее не стыдно идти. Это первое. Второе – постарайся тихонько уйти от Юльки. Она закрутится, завертится, сама забудет, редко будет тебя видеть, все пройдет. Ты можешь мне дать слово?
– Могу, если это не унизит мое достоинство. Вообще, я стараюсь достоинство блюсти…
– Дай руку! Григорию Ивановичу Ленскову позвонишь сам… Юлии скажешь, что к Клемашину со всеми бумагами пойдет она сама… Скажешь, так надо, так папа, то есть, я сказал. Научи ее всему, чтобы от зубов отскакивало… Ну, а теперь иди, огорчи свою вздыхательницу в приемной. Она почему-то уверена была, что я заберу тебя к себе… А, кстати, пошел бы? У нас – раз в десять больше получают сотрудники.
– К вам – нет. А так, почему бы не рассмотреть, как вариант на будущее. Но мне приглянулся вариант с Григорием Ивановичем, теперь уже о пенсии пора подумать, с армией – почти 15 лет госслужбы, жалко терять. Вы-то свою пенсию успели оформить?
– Тютелька в тютельку…
–Небось, тысяч в 25?
– Бери больше, но не скажу, говорят плохая примета, я еще ни одной пенсии не получил, первую жду.
– Да зарабатываете тысяч 500 в месяц сейчас?
– Бери больше, больше, брат… Вот если бы у тебя все это было, я бы еще подумал, не разменять ли мне Юльку на тебя…
– Пошляк вы, сударь…
– Иди, а то опять поругаемся…
Я вышел в приемную, увидел глаза Лены, наполненные радостью.
– Договорились? – Спросила она.
– Да, но в другом месте…
– Как мне не везет…
– Проводите меня…, – я попытался заговорить ее, чтобы она не расплакалась прямо в приемной. – Знаете, мы отлично поговорили, но есть обстоятельства, стаж госслужбы…, который никак не решишь в ваших родных пенатах. Что же мне делать, Лена?
– Конечно, ничего: Владимир Викторович дурного не посоветует… Значит, вы будете в Комитете?
– Мы говорили о возможности перебраться к вам, но после выработки стажа…, – стояли лицом к лицу: один кивок головы и наши губы встретятся.
– Лен, у меня старший сын – ваш ровесник… Я – скоро дедом буду… Вы думаете, что я везде такой, как на людях, с журналистами… Господи, девочка, прости меня, я такую чушь несу…
– Это потому что вы меня совсем не знаете. Но я не обижаюсь… Вы для меня как герой с красивой открытки… Я даже на журфаке учусь, чтобы как-нибудь сказать вам об этом…
– Вот и сказала… А я не закончил журфак, не получилось, армия, женитьба, дети, то да се… Пришлось учителем становиться.
– Приходите к нам на кинопросмотры, лучшие фильмы сначала идут у нас… Я буду заказывать и на вас пропуск, а?
– Интересно, вы даже говорить стали, как Владимир Викторович…
– С кем поведешься… Но он – хороший человек, какой семьянин… И о вас несколько раз нечаянно заходил разговор: он говорил, что в Чутне вы не раз были на волоске от смерти… Но не бросали людей, с кем работали… Я вас заговорила. Андрей Юрьевич, телефоны мои у вас, машину я заказала, ждет внизу на стоянке «Тайота», номер 444.
– У вас и транспорт?
– Да, как референт и завприемной Мосеева, я заказываю машины по своему усмотрению.
– Лен, вы просто девочка еще… И все так серьезно… Сколько вам, простите, лет?
– Двадцать шесть, я не замужем, журфак – это второе образование, по первому – я юрист. Плюс курсы иняза при МИДе РФ, свободно владею английским, учу итальянский…
– Можно я поскорее удалюсь… Вы – просто из какого-то другого измерения… Так не бывает в жизни…
– А вам и не нужно другое, наше, измерение. Живите с семьей, работайте на здоровье и иногда радуйте меня своим присутствием.
– Это жизненная философия другого поколения!? Лен, да я умер бы от боли, горя и обиды, если бы узнал, что моя любовь, любимый человек, с кем-то другим… Что я чем-то недотягиваю до ее любви, что я стал неинтересен ей… Господи, я свихнусь сейчас оттого, что меня переполняет. Неужели твое поколение этого не понимает?
– Думаю, что нет… Оно, как раз, все наоборот понимает… Есть целая теория, обосновывающая легкость связей, общения, соответствие сексуальных возможностей и т.д. Я все это знаю, могу так поступать, но не могу так жить. Поэтому-то вы… и симпатичны мне…
– Тогда ты точно напридумывала. Нашла ископаемого мамонта и изучаешь его… До встречи, мне очень хочется продолжить этот разговор.
Она промолчала, нажала кнопку скоростного лифта, стояла, чуть наклонив голову, чтобы я не видел ее глаз. Кабина подошла пустая. Видимо, только убедившись в этом, Лена осмелилась поцеловала меня в щеку. И уж потом, буквально очумевшего, легонько подтолкнула в кабину. Сказала совсем тихо:
– Нажмите «Ц», там стоянка машин…
Нажал, слетел вниз, очутился в огромном, с футбольное поле, наверное, гараже. У дверей – будка, спросил у дежурного о стоянке разъездных автомашин. Он махнул рукой направо. Не прошел и десяти метров, как увидел машину с зажженными фарами, идущую прямо на меня. Номер – «444».
До Комитета я домчался с комфортом, водитель в галстуке и приличном костюме промолчал всю дорогу. Это так напомнило мое недавнее прошлое, что я кашлял всю дорогу, чтобы скрыть свои растрепанные чувства…
Глава – 13.
Павел посмотрел в мою сторону, махнул приветственно рукой, давая, одновременно, понять, что в конторе все по-прежнему, мною никто не интересовался, работа идет нормально. Нинель Иосифовна дожидалась, когда я настрою компьютер, чтобы сразу примчаться к столу. Свершилось, я кивнул, мы уселись рядышком. Она спросила:
– Чаю сделать? Нет, вижу, что лучше кофе подойдет… Вы выглядите очень грустным и усталым. Что-то не получается, неприятности?
– Нет, дорогая Нинель Иосифовна, можно сказать, сдрейфил перед молодой красивой женщиной… Все в прошлом…
– Да, ладно вам, все шутите… Вы и струсили? Ерунда… Под пыткой не поверю… Ха-ха-ха-хии, – искренне и заразительно засмеялась моя заместительница.
Я рассказал ей о консультациях, которые, якобы, проводил по функционированию пресс-центра (специально не упомянул слово «пресс-служба»), о затратности и выгодах этого мероприятия, о его возможностях вплоть до использования аутсорсинга.
– Вот, смотрите: «Аргументы и факты» имеют свой шикарный пресс-центр, тираж издания – миллионы. Мы, только это обязательно надо понять, работая в режиме собственного пресс-центра, объединяемся с ними и устраиваем пресс-конференцию на их территории. То есть, мы готовим шефа, предварительные вопросы, ориентировочные, сами оповещаем группу изданий, в которых мы особо заинтересованы (финансовые издания) и все это передаем в «АиФ». Они, со своей стороны, имеют аккредитованных журналистов, издания, ТВ и радио, которые специально кормятся от них. Представляете, какую мощь мы объединяем. Ну, и сами «АиФ» дают заметку о прошедшей у них пресс-конференции. Каково?
Она молчала, сидела почти с раскрытым ртом. Выдохнула, наконец:
– По-тря-са-юще… Костик Першин всегда говорил, что вы работаете на грани таланта! Но, простите, пресс-центр надо создавать?
– Да, – слукавил я, – и на базе нашего отдела… Но только со своими кино-и фотокамерами… У нас пока ничего нет: журналисты зажимают нашего дорогого шефа где-нибудь в углу, нацеливают на него объективы… И только потом в вышедшем на ТВ сюжете мы видим, что он стоит ровным счетом у туалета и еще не полностью успел застегнуть ширинку.
– Господи, ну, что вы такое говорите!? Срам-то, какой! Неужели такое бывало?
– Пока нет, но в Совмине бывало, сам видел, и самому попадало за подобное.
– Что мне прикажете в этой связи делать?
– Пока думать, как из нашего штата выкроить и на пресс-центр, и на работу с аудиторами, и с аппаратом Комитета… Думайте, прикидывайте, заодно, начинайте искать фотографа и оператора…
– Все поняла, Андрей Юрьевич! Можно я вкратце доложу по готовности освещения в СМИ совещания контрольных органов страны?
Она говорила как настоящий офицер штаба, четко по пунктам утвержденного плана. Пару раз просила подключиться для оказания помощи: нажать на Келина, а может, и выше… Я обещал сегодня же выправить ситуацию. Пожаловалась на Юлию: с аккредитацией СМИ хуже, чем всегда.
– Это ее личная недоработка: с прохладцей, с какой-то мечтательностью стала работать. Это недопустимо, нам Вадим Иванович не простит!
– Да, вы, как всегда, правы, – сказал я, – немедленно переговорю с Мишиной. Кстати, а где она?
– Видите ли, на улице, вышли подышать… Позвать ее?
– Ну, это бывает, давление, духота… Сама сейчас придет. И я с ней разберусь.
– Так я сделаю кофе?
– Большое спасибо, буду с нетерпением ждать…
Я оглядел все столы, Юлин пустовал единственный, значит, она вышла без Тамары. «Где мне проводить с ней инструктаж, готовить на встречу с Клемашиным? – Думал я, дожидаясь кофе, которого мне вдруг так захотелось выпить. – Здесь не получится. На сторону теперь не уйдешь… Все кончиться, знаем чем… Ха, у нас есть шикарный читальный зал при библиотеке. Загруженность его минимальная, я там уже успел несколько раз побывать, поработать с подсобными материалами. Пойдем туда. Дискеты ей ни к чему, по бумагам можно понять все не хуже, чем на компьютере… Ну, где же кофе? – я посмотрел на Нинель Иосифовну. Она не спускала с меня глаз, закивала, показала палец, типа: дайте еще минуту. – Что буду говорить о встрече с ее отцом? Ни слова о том, что он обо всем знает. Но мне при встрече с ним было бы глупо отрицать, он-то знает свою дочь! Обо всем другом – только суть, выжимка, телеграфным стилем. Да ей и не нужна эта информация. Так, идет кофе…».
– Спасибо, дорогая Нинель Иосифовна. Вы, как всегда, вовремя: несете живительную влагу путнику в пустыню…
– Андрей Юрьевич, если бы я вас не знала, то могла бы обидеться… Но, самое удивительное, что вы говорите…
Я вставил:
– Эту пошлость…
Она продолжила:
– …Так красиво и даже почти искренне… Как вас жена терпит, другие женщины? Но я вам признаюсь: все равно – это чрезвычайно приятно слушать.
– А уж мне-то как приятно, что вам приятно… Тем более, я, действительно, не умею по-другому с женщинами говорить. Разве это плохо?
– Нет, даже слишком хорошо… Как бы не было последствий?
– А вот с этого места, как говорят у нас в отделе некоторые молодые сотрудники, вы мне расскажете поподробнее… Но позже. Все, пью кофе или умираю… Вы хотите, чтобы я умер?
«Нинель ушла, но Нинель озадачила своими намеками. Что еще ей стало известно? – Я обжигался горячим кофе, но не пить не мог, потому глотал его маленькими глоточками. – Надеюсь, это не про Юлию? (Скорее, хотелось сказать: «Надеюсь, это не про нас с Юлией?»). Нет-нет, еще рано, мы еще так осторожны, так чутки к чужим глазам, так бережем свой покой и накатанный образ жизни, что ничего предосудительного еще нет в нашем поведении. Кто же мог подумать, что в первые дни моего прихода сюда, я стану обладателем самой женственной и красивой сотрудницы, пожалуй, всей конторы? Тамара, конечно, может кое-что знать… Но это же Тамара – царица. У них другие мерки и понятия о дружбе, об отношениях мужчины и женщины… И она просто любит Юльку!»
Разложив бумаги на столе, я стал проигрывать варианты инструктажа с Юлией. Вот – главный документ, письмо на имя Клемашина. Его не надо пересказывать, надо добиться того, чтобы эту страничку шеф обязательно пробежал, хотя бы по диагонали. Тогда суть проблемы до него будет доведена, он поймет, о чем идет речь. Дальше от него могут последовать вопросы. А, может, и нет: лишь бы он сразу не передал бумагу кому-то из помощников и на этом временно, а, может быть, и навсегда закрыл проблему. Значит, надо успеть показать «Положение», затем «Структуру» и, наконец, «Штатную численность Пресс-службы». Обоснования более подробные будут во всех этих документах. Их (документы) надо изучить так, чтобы отскакивало от зубов. Другой возможности рассказать шефу о затратных проектах кратчайшим способом не появится…
«Поймет ли это неуемное дитя, что от нее требуется, что в этой проклятой жизни от нее зависит почти все? – Тихо ругал я себя, обстоятельства, Юльку, контору, которой ничегошеньки не надо: живут, как в пятидесятые годы прошлого столетия, и все довольны, никаких проблем. – Да и мадам забивать себе голову то же не слишком хочется… Она бы с огромным желанием выскочила ко мне в замы и работала бы в свое удовольствие. Но это уже не исправишь. Мне надо переключаться на Григория Ивановича.
Лен-сков, Лен-сков, – я могу повторять эту фамилию сто раз, ничего родиться не может. – Я его плохо знаю… Может, посмотреть в Интернете? Это мысль… Боже мой, сколько здесь всего. Так, о первой отсидке в сизо – пустое… Это было еще при мне. Не дал, символически, конечно, бюджетных денег на предвыборную компанию президента… Схлопотал девять месяцев СИЗО. Формулировка – потрясающая: типа, его сын взял взятку старым автомобилем, о которой знал отец. Потом – федеральный налоговый орган, сразу первый зам, далее – руководитель… Стон пошел по всей Руси Великой.
Олигархи быстро его сковырнули, власть упрятала аудитором в Госконтроль. Работает второй срок, утвержден Парламентом страны, имеет ранг министра, исполнительной власти не подчинен. Но, так как он был все-таки министром финансов, можно себе представить, что он знает об этих «фигли-мигли»!? У него интересное направление – доходная и расходная части федерального бюджета. Все, ребята, он вас уел в любое время дня и ночи: у него налоговые поступления…
Скандалов у него, фактически, нет, хотя высказывания в адрес отдельных крупнейший фирм настолько остры, что впору открывать уголовные дела. Видимо, в этом весь Ленсков. И его не сломали ни застенки, ни падения «мордой в грязь».
«Как же быть? – Думал я. – Ведь мне, если все сложиться у него со мной, придется разгребать все его завалы, улаживать с прессой и не только с ней обострения и т.д. Он явно попросит связей со СМИ, так? Отказать я ему не смогу. Но и защитить я его в полной мере не смогу… Он никому не дает денег. Никогда, ни копейки. Это его официальная позиция, как министра финансов или любого другого федерального начальника, какую бы должность он ни занимал. А, может, вранье все это? Припрет, последнее отдашь. Такое сделают предложение, что не сможешь отказаться… Да мало ли чего бывает…
Стоп, парень. У тебя есть выбор?! Ты что, не говорил с Макиавелли? Значит, вылетишь, в принципе… Тем более, он все сделает, чтобы обезопасить свое чадо. Тебя в этих схемах просто нет… А может, не дергаться, оставить все так, как есть. Худо-бедно есть отдел, укрепить его созданным пресс-центром, собрать с миру по нитке еще пару-тройку вакансий и жить спокойно, как все живут… Нет, добра все равно не будет: Юлька – это во всех отношениях смертельная опасность. Главное в том, что я ей буду нужен еще месяц – полтора. Потом она найдет «другого члена политбюро»… Да, мало ли, что она найдет.
У Ленскова все надежнее: статус, зарплата… Я, думаю, у него в направлении она повыше будет раза в три. И остается всего-то пол шага до директора департамента, должности, которую он уже больше года держит вакантной… Вот тогда можно говорить, что ты, брат, восстановил почти все, что потерял после отставки с генералом Бородой и на госслужбе до него, в большом Совмине. Нет, я ни о чем не жалею… Я проработал почти два страшных, нервных, напряженных, но замечательных года. Мы с Бородой многое успели сделать, нам Господь сохранил жизни. Это опыт, который не пропьешь, это школа, которая дорогого стоит… Значит, я звоню прямо сейчас».
Нашел в справочнике приемную аудитора, набрал номер. Приятный женский голос:
– Приемная Ленскова…
– Скажите, Григорий Иванович на месте?
– Да.
– И с ним можно переговорить?
– Запросто… Как вас представить?
– Ермолов, Андрей Юрьевич… Начальник отдела по работе со СМИ…
– Минуту…
Через пять-семь секунд раздался голос с явно московским яканьем и хрипотцой:
– Привет, Андрей Юрьевич… Мне говорил Мосеев, я в курсе… Но надо повидаться… Сейчас я гляну, когда лучше это сделать… Слушай, а можешь прямо сейчас заглянуть? У меня как раз окошко образовалось, не пришел тут один товарищ…
– Григорий Иванович, я ведь на выселках, пока доберусь, минут двадцать пройдет…
– Это не страшно, готов? Я приемную предупрежу… До встречи.
И в это самое время в наш кабинет вошла Юлия. Я, наверное, имел вид человека, которого поймали на какой-то лжи. Даже покраснел, слегка. «Великая актриса» прошествовала мимо меня, поздоровавшись кивком головы. Сняла плащ, стала вешать его в шкаф. Она так красиво тянулась к высоко прибитой перекладине, что все ее тело превратилось в тонкую лозу. И, что удивительно, она знала, что делает, что за ней наблюдают и что она прекрасно выглядит в этой естественной позе.
Я дал ей возможность разместиться на рабочем месте, включить компьютер, привести волосы в порядок. Она не поднимала на меня головы: знала, что моя заместительница наблюдает и за ней, и за мной. А мне надо было переброситься с ней хоть парой фраз: я уже почти собрал папку для встречи с Ленсковым и готов был убегать. Встал, подошел к ее столу, сказал:
– Юлия Владимировна, нам надо сегодня переговорить… Но сейчас у меня встреча. Через час–полтора я вернусь, приготовьте отчет по аккредитации СМИ на совещание…
– Хорошо, Андрей Юрьевич, все готово, буду вас ждать с нетерпением…
Нинель Иосифовна одобрительно кивнула, давая мне понять, что я все правильно делаю: манера общения, тон, постановка задачи. Без перехода сказал, повернувшись к ней:
– Нинель Иосифовна, насчет прогулок – поговорите сами. Это не возбраняется, но только не в ущерб работе… Если что, я на встрече, связь через приемную Ленскова.
Опять коридорчик, ступеньки… Я замер: вот что напоминает мне это сооружение в конце ступенек – колесницу. Не фонтан, ни что-то другое, а именно колесницу. Одну из тех, на которых военачальники древних времен выезжали на бой. Раненому персидскому царю колесница спасла жизнь: кони вынесли его живым, и он еще долго воевал со своими врагами. Я даже постоял у перил лестницы, чтобы получше рассмотреть еще недавно казавшееся мне нелепым сооружение – «фонтан с кольцами».
«Моя колесница оказалась не нужной мне в Чутне, – усмехнулся я про себя, – Бог миловал. Хорошо бы не понадобилась она и сейчас: ни в плохом, ни в хорошем смысле своего значения… Как-нибудь постараемся обойтись без литавр, лишь бы не было смертельных ранений…»
…– Я хорошо знал твоего да и моего начальника, Премьер-министра. – Ленсков мало изменился внешне: только морщинки разбежались по всему лицу да чуточку отвис подбородок. – Бузотер был, но профессионал. Не было у нас в правительстве такого финансиста да и экономиста, пожалуй. Но сначала, финансиста, особенно ценовика… Понимаешь, о чем я говорю?
– Смысл понятен, частности, увы…
– Это хорошо, что честно говоришь… У нас сколько угодно засранцев в министрах, на департаментах сидят, ни хрена не понимают, но щеки надувают… Ермолов? Как вы с Бородой подходили друг к другу в Чутне! Но только твою фамилию надо было ему отдать…
И без перехода:
– Я плохо знаю твой участок работы. Но мне казалось, что и премьера, и генерала ты прикрывал достойно…
– И главное – без денежных вложений…
– А что, это необходимый атрибут?
– Один министр, вы его знаете, сто тысяч у.е. платил в месяц самой известной газете только за то, чтобы в негативе не упоминалось его имя…
– Все, пи…, приехали! Неужели так? Назови фамилию…
– В…-в, информация от первых лиц… – Подонок! Но это на него похоже, я что-то слышал о его делишках… Ну, у меня, во-первых, денег нет. Во-вторых, я бы даже под ружьем ни копейки все равно бы не дал.
– Я знаю, в журналистских кругах об этом вашем качестве ходят легенды.
– Значит, ты меня не сможешь защитить?
– Я ведь сказал, что и с премьером, и с Бородой мы работали без копейки денек…
– А как тогда?
