В ожидании августа
– А вы созданы для нашего отдела-то? Уж больно вы красивая, такие журналистки чаще всего становятся дикторами на ТВ, ведут какие-то программы…
– Спасибо, но я, во–первых, не журналистка, а выпускница инъяза. Во-вторых, действительно, спасибо вам за комплимент. Как приятно общаться со зрелым человеком: все–то он видит, все замечает, понимает…
– Возвращайтесь к нам на выселки, будем вместе работать. Хватит кофе подавать… Я не хочу вас обидеть, хочу разбудить в вас филолога – профессионала.
– Я не обиделась, вы правы… Только с начальником старого отдела невозможно было работать…
– Вы подумайте, – сказал я и отпил глоток крепчайшего, сваренного в машине, напитка. – Боже, какая прелесть! Это вы сами, без буфета?
– Вы сходите в наш буфет, почувствуете разницу… Можно я к вам, как вы сказали, на выселки, буду приходить…
– Вы моя сотрудница?
– Ваша.
– Искренне ваш, Шурик. Помните у Улицкой?
– Помню…
– Как бы всю жизнь не проплыть по поверхности, а, Ленок?
– Только Келину пока не говорите, обидится…
– Мы ему подберем другую, такую девочку, которая подходит для этой роли во всех отношениях. И, думаю, совсем не обязательно ей знать два языка…
– Лена, никого не пускайте ко мне, – это в кабинет стремительно вошел Келин. – Андрей Юрьевич, ну, вы даете… Это же Школьник! Он же может позвонить Вадиму Ивановичу, обольет вас грязью. Что тогда будем делать?
– Ни-че-го… Он не позвонит, его лимит на сегодня и ближайшие дни уже исчерпан. Видели, как он ретировался? Все перевел на зама? Так что, дождемся звонка Воскресенского или кого там он обяжет, будем спокойно работать. А это были «понты», и вы знаете об этом лучше меня. Поскольку я не общаюсь с этой категорией людей уже долгие годы.
– Господи, как вы правы! По дороге я встретил своего товарища, помощника Вадима Ивановича. Вы знаете, что он сказал? – Келин смотрел на меня расширенными зрачками. В глазах были и страх, и озорство. – Он сказал, что они обедали в комнате приемов Вадима Ивановича!
– Еще одно подтверждение о «понтах». Он прекрасно знает, что вам и в голову бы не пришла мысль уточнять, а где, на самом деле, они обедали. А тут я вас спровоцировал задать этот вопрос…
– И правильно сделали… Я специально уточнил у помощника, где был Школьник. Своих партнеров надо знать.
– Вы бы спросили, и я бы вам рассказал его биографию с 90-х годов до наших дней…
– Не знал. А что, на будущее, можно я буду вас спрашивать?
– Милости прошу, дорогой Илья Михайлович…
– Премного вам благодарен, дорогой Андрей Юрьевич… Что Школьник нес про вас… За пять минут – водопад дерьма. Только что вы – не сталинист и не левая рука председателя КПРФ.
– Надо всегда быть осторожнее с людьми, если ты когда-то оказал им помощь…
– Это и мне уже знакомо… Здороваться иной раз забывают… А ведь к Вадиму Ивановичу попали только благодаря мне… Порешали все свои вопросы и чихать на тебя хотели.
«И не поделились с тобой, не сработала система отката, – съехидничал я про себя, думая о том, как надо вести себя с этим молодым человеком. – Это хорошо, мой мальчик, что жизнь чему-то и тебя учит. Я приближу тебя, научу брать ответственность на себя, помогу с карьерным ростом. Ты будешь ставить перед высоким начальством большие проблемы. Тебе понравится решать большие вопросы. Но первое – мы попробуем срочно создать хорошую пресс-службу. И ее возглавлю я. Хотя, на первых порах, она будет входить в твою сферу влияния. А там «будем посмотреть»
– Лена, а мне кофе? – Голос обижен, палец сильно давит на кнопку внутренней связи телефона.
В это самое время открывается дверь, и Лена входит с подносом, на котором две чашки, горкой лежит печенье и большая плитка горького шоколада. Я смотрю на нее с недоумением.
– Вам помягче, побольше и со сливками, – говорит Лена только мне. – А вам, Илья Михайлович, как всегда, крепчайший.
Глава – 7.
Три стола накрыли на территории издателей. У них свободного пространства больше, можно усесться всему коллективу управления. Я отдал деньги, все остальное сделали Нинель Иосифовна и женская половина отдела. Красиво, вкусно, даже о консервах «Шпроты» не забыли. А так на столе и икра, и рыба дорогая, и овощи, и соленья, и фрукты, и даже два торта к чаю запасли. Так принято: надо познакомиться с новым сотрудником, тем более, что он, хоть и небольшой, но начальник.
Женщины принарядились, похорошели. Юлия Владимировна – просто роскошной женщиной предстала, так оделась, что, мне тихонько рассказали, ей моя заместительница выговор учинила, мол, ты ставишь в неудобное положение тех, у кого нет такой возможности шиковать. Сама Нинель Иосифовна была в красивом, но рабочем платье, к столу она вышла в накинутой на плечи прекрасного меха горжетке: белый песец выглядел буквально живым, даже коготочки были слегка розовыми.
Предпоследней около шести часов вечера пришла Елена и сразу объявила, что начальник просил начинать без него. Он подойдет чуть позже, как только освободится от совещания у руководителя аппарата комитета. Лена брала своей молодостью, окинула всех смелым взглядом, на Юлии споткнулась, но, видимо, вспомнив, что она моложе её на целых пять лет, успокоилась и пригласила соперницу покурить.
– Ты же знаешь, зараза молодая, что я бросила курить. И все равно меня провоцируешь! Вот полюбуйтесь, Андрей Юрьевич, что молодежь творит? А она, между прочим, ваша сотрудница, за пиар – отделом числится…
– Так, девочки, прекращайте! – Вполне серьезно сказала Нинель Иосифовна. – Что подумает о нас наш непосредственный начальник? Хватит ходить, ждать, времени без пяти минут шесть, думаю, можно рассаживаться. Андрей Юрьевич, у вас замечательный галстук… Проходите к Павлу Александровичу в голову стола. Третий стул там оставим для Ильи Михайловича…
Все стали рассаживаться за составленными буквой «Г» столами. По-другому площадь кабинета не позволяла разместить больше десяти человек. Получилось, что мы с Павлом Саксом оказались в президиуме, только как бы удаленными от всех в правую сторону. Я сказал Павлу, что мне лучше с девчатами сесть, прямо в середину стола. Тот закивал головой, приготовился пересесть на мое место, поближе к народу.
– Нинель Иосифовна, а не позволите ли вы мне пересесть к женщинам, прямо в середину стола?
– То есть вы хотите поменяться со мной местами? – Нинель Иосифовна прямо-таки смутилась, даже слегка покраснела. Румянец ей шел, угловатые черты лица сгладились, она заметно помолодела. – Но это же место начальства?!
– И вы – начальник… Кто будет спорить?
– Правильно, ее в президиум, – зашумели женщины.
– Вот и я не буду как в малиннике, – сказал Сергей Иванович Щеголев, который оказался прямо напротив меня по другую сторону стола. На нем сегодня был костюм стального цвета и темно-серая рубашка с голубоватым галстуком. Ярковато немного, но красиво и празднично он выглядел.
Когда все расселись по своим местам, Павел встал и сказал:
– Налейте, пожалуйста, себе, кто что любит. Есть вино на любой вкус. – Он выждал паузу и продолжил:
– Мы сегодня принимаем в свою, если можно так выразиться, семью нового для нас человека. Но не для журналистского корпуса, не для наших чиновников… Потому что Андрей Юрьевич известный во многих кругах человек. Я его статью в «Комсомолке» о шабашниках читал еще будучи студентом. Блестящий материал, говорю без подхалимажа. И детектив, и экономика, и демография, и трудовая занятость – все проблемы в одной публикации. Не оторваться. Ремарка: надо бы о сборнике подумать, да-да собственном, Андрей Юрьевич. Для нас вы та планка, которую нам теперь предстоит преодолевать, в профессиональном смысле. Но это и замечательно, что ж на середнячка-то равняться. Я выражу, наверное, общее мнение, если скажу: милости просим. Мы рады пополнению. Как-то спокойнее начинаешь себя чувствовать, когда появляются такие люди.
Павел пригубил фужер с грузинским домашним вином, которое принесла его сотрудница Тамара, та самая приветливая грузинка, угостившая нас чаем. Все стали чокаться со мной, у всех были фужеры с домашним вином. Кроме Юлии: она протянула ко мне коньячную рюмку, хитровато улыбалась, проговорила:
– Поддержу союз мужчин, а то Сергей Иванович и вы неуютно себя чувствуете в бабском коллективе…
– А мне так хотелось попробовать домашнего грузинского вина, – сказал я.
– Это мы еще успеем в конце мероприятия. Как говорится, отполируем употребленное…
– Юля-Юля, я все вижу и слышу, – сказала, не глядя на нее, Нинель Иосифовна. Она смотрела на меня, глаза выражали извинение за непутевую сотрудницу. – Девочки, давайте помнить по какому поводу мы здесь…
– А что повод не позволяет познакомиться поближе со зрелым и интересным мужчиной? – Юля продолжала эпатировать публику. Все засмеялись, смотрели на меня, ждали реакции.
– Спасибо Юлия Владимировна, за комплимент… «Зрелый» давайте поправим на… «несколько перезрелый». А за «интересного», спасибо, постараюсь оправдать ваши ожидания…
«Господи, прости, что я буровлю здесь? – подумал я. – Они все годятся мне в дочери и сыновья. Пятьдесят лет скоро, дураку, стукнет, пять-де-сят…». Мне вдруг стало так невыносимо грустно и тоскливо, так захотелось, чтобы меня кто-то пожалел, приласкал… Чтобы скрыть свое состояние, я налил, кроме стоящего возле меня фужера с вином, еще и рюмку водки. Чокнулся персонально с Юлей и залпом выпил «Смирновской», упакованной в красивую бутылку с ручкой. Ел долго, с аппетитом, пряча в свою пластмассовую тарелку и грусть, и тоску, и смутивший вдруг меня комплимент, сказанный молодой и красивой женщиной.
«Так недолго и пропасть, – я снова приобрел функцию думать. Водка разлилась теплом по всему телу, немного затуманила мозг, разгладила черты лица. Захотелось улыбаться, нравиться женщинам, говорить что-то новое, умное. Но я не был тамадой и не мог эту обязанность отнять у Павла. Здесь тамаду не назначали и не выбирали, им становился старший по должности. – Интересно, как выкрутится в этой ситуации Павел? Он же меня не знает, как будет делать подводки под тосты?»
– Вы все знаете Нинель Иосифовну: почти ветеран, почти с основания нашего подразделения работает. – Павел говорил, уже сидя за столом, не вставая. Голос у него был тихим, доверительным. Все замолчали, перестали шептаться, закусывать, жевать. Слушали продолжение:
– …И все время заместителем, то есть, простите, рабочей лошадью. Но ей повезло, что начальники у нее не менялись, как перчатки. Надо отдать должное: ушедший на пенсию начальник – был профессионал. Просто он был плохой администратор и организатор. Одно слово – журналист… Но хороший. – Все заулыбались, кто-то засмеялся, вспоминая ушедшее время и прошедшие мероприятия. Павел утихомирил стол и продолжил:
– Вам предстоит сегодня работать, дорогая Нинель Иосифовна, не только с хорошим журналистом, но и крупным администратором. Работу пресс-центров международных мероприятий с участием Президента и Премьер – министра страны, которую организовывал Андрей Юрьевич, я видел всего один раз, в Хаммеровском центре. Это был уровень, я вам скажу. Конечно, у нас этого ничего не надо делать, просто смешно даже о таком уровне мечтать. Но опять же, планка есть и на нее надо равняться. Вот в такой обстановке вам предстоит не только работать, но и произносить тосты, дорогая Нинель Иосифовна. Вам слово.
Она смутилась, хотя знала, что именно ей, как присутствующему здесь начальнику, придется говорить речь. Наверное, она даже подготовила какую-то болванку на этот случай. Но она также понимала, что банальностью уже не отделаешься. Даже Павел сегодня был в ударе: ему нравилось вместо Ильи вести стол, говорить с людьми неформально и, в то же время, не нарушая традиции чиновничьего застолья…
Щеки ее опять зарумянились, глаза загорелись, и, помедлив, она встала, сняла горжетку и аккуратно положила на спинку стула. Заговорила несколько сипловатым голосом:
– Спасибо, Павел Александрович, за теплые слова, сказанные в мой адрес. Я понимаю, что я-то здесь ни при чем! Что сегодня мы просто все становимся лучше в лучах такого человека, как Андрей Юрьевич… Как вы сюда попали, простите? Что вы тут забыли? – Присутствующие сжались. Кто-то наклонил голову к тарелке, кто-то полез за водой, чтобы промочить горло. – …Но так, видимо, предначертано судьбой, чтобы вы, Андрей Юрьевич, какое-то время поработали с нами, помогли нам почувствовать себя выше, значительнее, авторитетнее… Видите, сколько надежд мы возлагаем на вас?… – Она перевела дух и продолжила:
– Хотя мы неплохо работаем. На последнем мероприятии Юле удалось более полусотни журналистов аккредитовать: пять телевизионных камер российских, две – иностранные, четыре – региональные, десятки газет рассказали о нас, все информационные агентства два дня цитировали нашего руководителя. Но главная наша ценность – это наш коллектив. Он уважает себя, он понимает, где работает, с кем, на каком острие находится. Это – патриоты не только комитета, но и именно нашего подразделения. И мы все рады встрече с вами. За вас, за ваше здоровье, за вашу семью, за ваше творческое и человеческое долголетие!
Нинель Иосифовна красиво, не спеша, пила рубинового цвета вино. Фужер поставила на стол, поклонилась в сторону Андрея Юрьевича, давая понять, как она уважает и этот коллектив, и нового человека, пришедшего к ним на работу. Сотрудники не удержались, раздались хлопки, потом – аплодисменты. Люди присоединились к словам и женщины, и руководителя, сумевшей так сжато и емко выразить их мысли и чувства. Павел подал реплику:
– Я так понимаю, что застолье можно заканчивать… Вот вы всегда так, мудрая Нинель Иосифовна. В следующий раз я буду давать вам слово последней или предпоследней, перед заключительным словом виновника торжества.
Снова все заулыбались, по-доброму, искренне, так показалось мне. Я с удовольствием выпил полный фужер Тамариного вина, посмотрел в ее сторону, поднял большой палец, кивнул в знак благодарности. Тамара тоже заулыбалась и тоже легким кивком головы ответила мне. «Боже, какая красивая женщина… Я только сейчас сумел разглядеть ее, – думал я, все еще чувствуя смущение от тоста своего заместителя. – Если так пойдет дело, то я обречен хорошо работать здесь… Но, но… Не спеши… А то надерешься».
Все ели, от холодных закусок перешли к цыплятам – табака, правда, тоже холодноватым, но от этого не менее вкусным. Тем более, что и время ужина подобралось к биологическим часам почти всех чиновников, живущим от 9 до 18 с перерывом на обед. Время было – домашнего ужина. Вино стали пить без тостов, под хорошую закуску, для того, чтобы запить мясо или овощи с фруктами. Две трехлитровые бутыли с вином быстро опустели. Я посмотрел в сторону Нинель Иосифовны. Она моментально перехватила мой взгляд, поняла, что меня забеспокоило, кивнула, заулыбалась. Поднятая ладонь говорила, что все в порядке, запас есть не только на столах…
Входная дверь открылась, осторожно вошел Сергей Сергеевич. Сразу сказал:
– Я – на минуту… Сейчас заедет машина, с «биг боссом» уезжаю на презентацию книги одного очень большого автора. Знаю, что вы, Андрей Юрьевич, проставляетесь, выпить пока не могу, но хочу засвидетельствовать вам свое почтение и полное к вам уважение. Обращаю внимание всех: его очень хорошо знает наш «биг босс»…
– Сергей Сергеевич, дорогой, сядь, поешь, еще есть пара минут до твоей машины, – это Юля подвинула к себе свободный стул и буквально усадила Тужлова за стол. – А так как ты все равно едешь на фуршет, то никакого греха не будет, если ты осчастливишься фужером замечательного вина нашей царицы Тамары. Из ее собственных подвалов…
Она налила в чистый фужер остатки вина из последней домашней бутылки, передала Тужлову со словами:
– Если с начальником будешь так бегать от нас, то, неровен час, вообще останешься не только без вина, но и без коллектива…
– Критику принимаю и признаю….
– Еще бы!
– Но и вы должны понять…
– Сергей Сергеевич, только без «понтов» о своей занятости и т.д. Времени – скоро семь часов. К семье пора, к внучке…
– Ничего не скажешь, – признался в своем поражении Тужлов. – Люблю таких смелых и справедливых. Тогда буквально два слова, – он встал в стойку оратора, заговорил каким-то лекторским голосом:
– Друзья, я сегодня поплотнее познакомился с новым сотрудником нашего подразделения. Он достоин того, чтобы работать у нас. Со всей нашей спецификой, невзирая на то, что он – сугубо гражданский человек среди бывших и действующих военных, которые заполонили комитет… Что делать, берешь того, с кем работал или служил… С ним мы не служили, но он – наш! Потому что мы все сейчас в новом положении, в великом классе чиновников. А здесь, Андрей, (можно в кампании вас, а лучше тебя, так называть?) – профессионал. Легкого тебе вхождения в коллектив, дорогой, любви и признания коллег, поскольку у нас в управлении восемьдесят процентов сотрудников – женщины! За тебя.
– Сергей Сергеевич, слов нет! Особенно про любовь! Можно с этого места поподробнее? – Юля смеялась, причем делала это совершенно искренне. Рот у нее был прекрасен, зубы – настолько ослепительно белые, что даже казалось невероятным, как можно достичь такой белизны. Я невольно сглотнул слюну, и этот жест она заметила, поняла мое состояние, увидела, наверное, восхищение в глазах, наклонилась и только для меня сказала:
– Пойдемте, втихаря, покурим, но выходим по одному…
И, встав из-за стола, пошла, успев что-то шепнуть соседке Тамаре.
Я почувствовал дискомфорт, мысли полезли нехорошие о том, что все – на виду, что, выйди я сейчас, и все поймут, что зарождается интрижка. «Может, с Тужловом выйти, под видом его проводов, уточнения какой-то непонятной позиции», – подумал я. Но разведчик, похоже, пока не собирался заканчивать застолье: он налил себе коньяку, положил на хлеб несколько шпротин и два кусочка лимона. Выпил медленно, красиво, заел виноградом, и уже только потом стал с аппетитом поедать рыбный сэндвич.
Из-за стола поднялась Тамара, вынула из сумочки сигареты и стала пробираться к выходу. «Ох, какая умница, Юлька… И здесь все предусмотрела, – я невольно заулыбался, восхищенный ею, – я могу попросить у Тамары сигарету, выйти вместе с ней. Но насколько это опасно лично для меня? Справлюсь ли я с этой молодой, избалованной, богатой и своенравной кобылицей? А, будь что будет, в конце концов, я иду с Тамарой, и Юлии с нами нет».
В коридор мы вышли вместе с красивой грузинкой. Она тряхнула густыми смоляными волосами, улыбнулась, протянула мне пачку сигарет, сказала с легким акцентом:
– Не можете бросить курить?
– Что вы, Тамара, я курю только в кампаниях. Потом – все, ни похмелий, ни сигарет не должно быть.
– И никогда?
– Никогда! До обеда следующего дня – никогда! Железное правило, еще с журналистской работы принято. Иначе подведешь людей, о которых собираешься писать. Знаете, сколько случаев я могу рассказать, когда застолье оборачивалось скандалом на страницах газеты.
– Да, я представляю, сама работала в газете, но маленькой, городской.
– Значит, мы коллеги? А если…
– Андрей Юрьевич, будьте любезны, достаньте мне сигарету… Может, вы все-таки дойдете до курительной комнаты, – это уже капризный голос Юлии. Она стояла у открытой двери в тупичке коридора.
Тамара протянула мне пачку сигарет и зажигалку, кивнула в сторону двери, где, видимо, располагался и туалет, и курилка. Сказала, не глядя на меня:
– Надо подождать Сергея Сергеевича, согласовать с ним один вопрос, конфиденциальный… Вы идите, я вас догоню. Здесь строго: в коридоре, на лестницах – курить категорически запрещено. Так что, только в курилке.
Я пошел, чувствуя, как ноги становятся слегка ватными. «Ну, что ты запсиховал, – лихорадочно забилось в моей голове, – ведь ничего же еще не происходит. Ты знаешь ее пять минут. Ну, познакомишься поближе, об отце поговорите. Все, пока, трус… Должен родиться «мачо»! И курилка уже рядом».
Открыл дверь, зашел в приличный вестибюль на 5-6 человек: две раковины с зеркалами и модной сантехникой, две хромированные металлические круглые урны, приспособленные для сбора окурков, еще две внутренних двери, ведущие, видимо, непосредственно в туалет. Юля смотрела в зеркало, стояла спиной ко мне. Не оборачиваясь:
– Вас посылать только за смертью!
– Я, честно говоря, никаких команд не получал…
– Мы же договорились, что выйдем покурить?
– Да, помню, виноват, перехватили люди, популярность вскружила голову…
– Андрей. Не дурачься. Я очень хочу познакомиться с тобой поближе…
– Юля, ты и я… Отец и дочь.
– Ты о чем? У меня все нормально, дорогой. У меня прекрасный муж, банкир. Козел, конечно, тупой. Но есть прекрасный сын, скоро пойдем в школу. Я о другом, – она оттолкнулась от зеркала, развернулась и сделала несколько шагов ко мне. Гигантские каблуки на туфлях делали ее немного выше меня. Платье каскадом спадало с плеч к коленям, закручиваясь по спирали вокруг ее тела. Что за фасон, непонятно, но красивый. Она так сильно пахла женщиной, что у меня закружилась голова. Мне ничего не оставалось, как протянуть руки и обнять ее. Она нервно облизала мои губы, будто ей не терпелось почувствовать их влажность, языком прошла сквозь зубы и стала буквально всасывать мой язык себе в рот. Господи, какое счастье, что у меня никогда не было особых проблем с зубами!
Я, кажется, терял сознание: так давно не чувствовал такой страсти, такой силы, такой податливости всего женского тела. Проходили минута, вторая, мы не могли оторваться друг от друга. Я руками нащупал ее груди, большие, твердые, не зажатые лифчиком или корсетом. «Боже, прости меня, я не виноват, – взмолился я про себя, – я не хотел, но это испытание – выше моих сил. Так, спустимся ниже… Так и знал: она без трусиков, – мысли скакали, как взбесившиеся рысаки, – что делать? Остановиться? Глупо, сил не хватит на такую подлость по отношению и к ней, и к себе… Но сюда в любую минуту могут войти».
Она буквально оторвала свои губы от моих, глубоко и прерывисто дыша, сказала:
– Тамара… Она знает, что у нас личный разговор. Мне тоже не хочется здесь. И мы это сделаем в шикарной постели, позже. А сейчас… Нет! Я не могу остановиться, – и она открыла одну из дверей туалета, – господь простит нас… Мы ни в чем не виноваты, это природа. Мы даже не можем изменить своим родным.
Я, по-моему, сделал это, как в лучшие свои годы, не молодые, именно, в зрелые, когда уже точно знал, как ублажить женщину. Юлия, по моим ощущениям, просто умерла, стала тихой, нежной и женственной. Куда делась та необузданная капризная кобылица? Она выпроводила меня из туалета, сказав на прощанье, что я – второй мужчина, который создан для нее.
– А кто первый?
– Как-нибудь расскажу… Это пятидесятилетний ассириец, любовник из далекой молодости, который чуть не зарезал меня.
В коридоре у раскрытой двери в кабинет стояли Тамара и Сергей Сергеевич, о чем-то энергично разговаривали. Я подошел к ним, со словами благодарности вернул пачку сигарет хозяйке, оставив себе одну сигарету, прошел к лестнице, ведущей на улицу. На вахте попросил огонька у милиционера и вышел на воздух. Постоял, сильно затягиваясь дымом, потом спустился по лестнице, прошел к окнам нашего большущего кабинета. Они располагались на высоте человеческого роста, и я мог беспрепятственно заглянуть во внутрь. Застолье не расстроилось, люди ели, пили, но уже больше разговаривая друг с другом. Меня заметила Нинель Иосифовна, помахала рукой, незаметно показала головой на мой пустующий стул. Я тоже кивнул, показал сигарету, дал понять, что сейчас вернусь.
У выхода столкнулся с Тужловым. Он спросил:
– Черную «Волгу» не видел?
– Стоит какая-то с торца дома…
– Вот, придурки, здесь официальная стоянка, а они все хотят спрятаться. Как партизаны.
И без перехода:
– Спасибо за стол, шикарный, от души выпил классного коньячку… Не обижайся, надо ехать. Но мы ведь не последний раз собрались. Скоро мой день рождения, гульнем.
И он побежал к торцу дома. А я, не спеша, зашел по мраморной лестнице, спустился к нам в коридор и открыл дверь в кабинет. На меня почти никто не обратил внимания. Юля и Тамара сидели на своих местах. Я аккуратно пролез к своему пустующему стулу, налил водки и снова посмотрел на Нинель Иосифовну. Она наклонилась к Павлу, который вдруг сказал громко:
– Что-то молодежь у нас молчит! А ну-ка, Леночка, скажите тост от имени молодого поколения нашего подразделения…
Лена тут же встала, посмотрела на присутствующих, персонально на меня и сказала:
– Не вижу молодого поколения… Я от себя скажу. Андрей Юрьевич, будьте с нами долго, не бросайте нас, полюбите нас. Мы, молодые, очень благодарная публика… Горы свернем за любую ласку. А вы это прекрасно умеете делать. Я это сегодня поняла, когда вы были у нас на этаже. Будьте здоровы и счастливы! Аминь!
Опять хлопки, однако, не перерастающие в аплодисменты. И голос:
