Что с поездом? «Задержится немного».
Успею!..
О, забытая дорога!
Мне стыдно потому, что всё прошло.
Вот этот дом. Знакомое окошко.
Я постучал, как дьявол, чайной ложкой
В холодное горящее стекло.
В окне мелькнуло женское лицо,
Открылась дверь бесшумно на крыльцо.
Смеркалось. Вышла женщина из света.
Я молвил у ступеньки на краю:
– Не узнаёшь великого поэта? —
Она произнесла: – Не узнаю. —
Стояли и смотрели друг на друга.
Ужели это ты, моя подруга?
Куда девались тонкие черты,
Полёт, и блеск, и девичьи замашки?
На сарафане гнутые цветы…
О, полнота! О, гнутые ромашки!
– …Муж летчик был. Характер своенравный.
Мы оба были слишком равноправны,
Он надоел мне, бедный. Он ушёл… —
Она закуску принесла на стол.
– А как живешь теперь?
– На алименты. —
Вы слышите, друзья-интеллигенты?
– Я вспомнила! – воскликнула она. —
Тихоня, ты любил меня… О, боже!
Как я смеялась в девочках!.. Постой же!
Куда? Уж поздно… —
Да! И ночь темна.
И в прошлом ничего-то не найти,
А поезд мой давно уже в пути.
И площадь привокзальная пуста.
И скука ожидальная остра.
Но вот машина. Морда между делом
Зевает. На борту во всю длину
Намараны скрипучим школьным мелом
Два слова:
«Перегоним Сатану!»
Вот кстати!.. Грузовик остервенело
Понесся. Я нагнал остывший чай
На следующей станции. Прощай,
Острота ада!..
И душа запела
О свежести, утраченной давно…
За прошлогодним снегом еду в горы.
– Чуть было не отстал!
– А поезд скорый, —
Сказал сосед, – отстать немудрено.
1970, 1972
Отец космонавта
Вы не стойте над ним,
вы не стойте над ним, ради Бога!
Вы оставьте его с недопитым стаканом
своим.
Он допьёт и уйдёт, топнет оземь: – Ты кто?
– Я дорога,
Тут монголы промчались —
никто не вернулся живым.
– О, не надо, – он скажет, – не надо
о старой печали!
Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне
родном.
Не его ли шаги на тебе эту пыль разметали?
– Он пошёл поперёк, ничего я не знаю о нём.
На родном пепелище, где угли ещё не остыли,
Образ вдовьей печали
возникнет как тень перед ним.
– Я ходил на дорогу, – он скажет, —
а в доме гостили…
– Ни французы, ни немцы —
никто не вернулся живым.
– О, не надо, – он скажет, – не надо.
Есть плата дороже.
Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне
родном.
Ты делила с ним стол и ночей сокровенное
ложе…
– Он пошел поперёк, ничего я не знаю
о нём.
Где же сына искать, ты ответь ему, Спасская
башня!
О медлительный звон!
О торжественно-дивный язык!
На великой Руси были, были сыны
бесшабашней,
Были, были отцы безутешней, чем этот
старик.
Этот скорбный старик
не к стене ли Кремля обратился,