
Не грустить! Юмористические рассказы

Не грустить!
Юмористические рассказы
Юрий Кубанин
Дизайнер обложки Юрий Кубанин
Иллюстратор Иллюстрация с сайта Pixabay.com
© Юрий Кубанин, 2025
© Юрий Кубанин, дизайн обложки, 2025
© Иллюстрация с сайта Pixabay.com, иллюстрации, 2025
ISBN 978-5-0059-2694-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Логика абсурда
Советское время. Туркменистан. По зыбучим пескам Каракумов, обливаясь потом и тяжело переставляя ноги в снегоступах, бредёт чукча. В меховой парке, с охотничьим карабином за спиной. Останавливается, долго смотрит в безоблачное знойное небо и говорит: «Парниковый эффект, однако». Затем отворачивает левый рукав парки, обнажая запястье с дешёвым школьным компасом на тонком кожаном ремешке. Поднимает руку вровень с глазами, прищурясь, через визир намечает далекий бархан строго на севере…
Перевалив через намеченный бархан, вдруг упирается в забор из двадцати рядов колючей проволоки. В обе стороны, куда достанет глаз, сплошной «железный занавес», и ни души вокруг.
– Смотри-ка, – озадачивается он. – Откуда взялся, однако?
Испытав пальцем остроту колючек, достает из кармана многоцелевой складной походный нож и организует из него кусачки. Начинает резать проволоку…
Работа подходит к концу, и тут… Как из-под земли вырастают пограничники с собакой. С криком: «А ну, стоять! Стрелять будем!», – валят бедолагу на песок.
Через какое-то время подъезжает автомобиль с тревожной группой во главе с лейтенантом.
– Сержант Сердюков! Доложите обстановку! – строго требует офицер, обращаясь к старшему пограничного наряда. – Кто подавал сигнал: «Прорыв в сторону сопредельного государства?»
– Я, товарищ лейтенант! – возбужденно рапортует Сердюков. – Вот, в Иран пытался уйти, сволочь!
«Нарушителя» без церемоний ставят столбиком.
– Какой Иран, однако!? Почему сволочь? – лепечет чукча, отплевываясь от песка. – Оймякон иду! Домой, однако!
– Ври, да не завирайся! – одёргивает его офицер. – Оймякон твой где? На севере, так!?
– На севере, однако… – подтверждает пленник.
– А Иран где? На ю-ге! – праведно негодует офицер. – Понял, однако? Тьфу, черт!.. Отсюда до твоего севера – как до Китая по-пластунски!
– А это что, не север, начальник?! – тычет чукча рукой за дыру в заградительном заборе. – Смотри!
С этими словами вновь выпрастывает из рукава парки запястье с компасом. Дрожащими от волнения пальцами дёргает фиксатор. Стрелка, колыхнувшись, описывает полукруг и синим концом уверенно указывает на Иран за дырой, зияющей в колючем проволочном заграждении.
– Север? – победно вопрошает чукча.
– С-с-север… однако… – с округлившимися глазами нерешительно соглашается офицер.
Чукча стряхивает с плеч удерживающие его руки пограничников:
– Сторонись, начальник!..
А всё почему, читатель? А всё потому, что Семёныч – рабочий фабрики школьных пособий в далёкой Калуге, пришёл на работу как-то в понедельник с большого бодуна. И, не похмелившись, по ошибке не тем концом сунул магнитную стрелку в тазик с краской синей. И, соответственно, не тем – в тазик с красной…
А вы говорите, есть незыблемые вещи!..
Сказка о нуворише и Золотом Змее
Вопрос больше к молодёжи. Знаете, кто такой нувориш? Дословный перевод – новый богач. На самом деле, это богач, которому ничто в мире уже не ново. Везде-то он уже побывал, всё-то он уже повидал, всё-то и всякое перепробовал. Имеет пентхаус в Москве, дом в Подмосковье, виллу в Калифорнии, виллочку на Сейшелах и, для разнообразия, бунгало в Гонолулу. Тот, у которого из болезней только болезненное самолюбие и чья любимая поговорка: «Если ты такой умный, то почему такой бедный?»
И вот, едет как-то раз один такой нувориш, назовём его Роман, в крутом авто домой с корпоративной вечеринки. На чьей-то даче гуляли, а на чьей – с бодуна трудно сказать. И места за ветровым стеклом все чего-то незнакомые, по симптоматическому беспамятству. Навигатор ещё, как назло, заглючил.
По правому борту, за ровным штакетником, чужой сад тянется. Захотелось Роману сушняк во рту фруктовым соком освежить, тормознул он у забора, вышел, вправо-влево глянул, да и перемахнул через ограду.
А сад, надо сказать, дивной красоты. Неухоженный, но весь какой-то райский. Подле каждого растения – табличка, с указанием сорта. Где – арабской вязью, где – кириллицей, где – латиницей, где – китайской грамотой. Стал Рома промеж деревьев шастать, дары Матушки-Природы пробовать – всё не по вкусу! То кисло, то приторно, то чужеземно…
Вдруг, видит – особняком яблоня стоит. Раскидистая, роскошная. Возле – тоже табличка в землю воткнута. «Зладобранет запретный» – значится на ней на чистом библейском языке. Как же! Испугался он запретчиков!..
Высмотрел Рома на верхотуре самое большое, самое аппетитное яблоко и полез сноровисто. Да не заметил снизу, что рядом с заветным плодом на ветке змеиная голова покоится. Золотистая сплошь и с бронзовыми разводами. Очередную дамочку, на сладкое падкую, как преданием предписано, поджидает, подрёмывая. А с земли-то мимикрию эту и не видать!
Потянулся, было, Роман за фруктою, тут Змей и встрепенулся!
Уставился чёрными глазами-бусинами, не мигает. А воришка с дерева переспелой грушей обрываться и не подумал! Замер, но колени, чувствуется, не трясутся. Ни один листик на яблоне не дрогнул.
Ладно. Нагоню, думает рептилия, на дурака страху. Печатно же сказано – дамочку поджидаем! Или не читал Писания, что ли?
Нахмурился Змей грозно, язык раздвоенный выпустил, и ну им дурака стращать! От таких видов у людей завсегда мурашки крупнее помидора выскакивают, в чём Змей неоднократно за свою сказочно долгую жизнь убеждался.
А дурак возьми, да не испугайся! И более того, не будь дураком, одной рукой покрепче за ветку зацепился, другую выпростал и… – хвать Змея за глотку! Точнёхонько за скулами. Как змееловы учат.
У гада округлились глаза. От неожиданности он даже язык прикусил. Попробовал судорожно сглотнуть, да ничего не вышло. Чисто клещи у воришки пальцы!
– Попался, червяк! – говорит он беззлобно (типа, ничего личного).
Хотел, было, Змей, как сказки обязывают, взмолиться человеческим голосом, да где уж! Прошипел только что-то невнятное.
– Во, дела! – говорит Рома тем временем то ли Змею, то ли самому себе. – Братва, как мода на экзотику пошла, за всякую нечисть баксы мешками выкладывает, а мне, смотри-ка, даром подфартило!
Прихватил Змея половчее за шею и на землю прыг! Пришлось и Змею срочно кольца бронзового тела с веток распускать, чтобы без башки не остаться.
Шлёпнулся он оземь, и потащили его кишкой безвольной к машине…
В багажнике ему даже понравилось. Велюр кругом и не сквозит. Иномарка, словом.
Приехали. Открылся багажник, ударило солнце в глаза. Прищурился Змей после темени, а размежив очи, увидел домик о четырех этажах и подворье. Одним концом оно уходило за опушку неблизкого леса, другим спускалось к водохранилищу с белоснежной яхтой у пристани. Рядом ещё три-четыре таких же весёленьких, как мухоморы, домика стояло. Дальше, куда глаз доставал, избишки серые поганками понатыканы, что твоя деревня. И никаких признаков среднего класса.
Чувствует Змей, опять его горло за скулами будто тисками сжали и волокут.
– Посажу-ка я тебя, братан, к кроликам. Для симбиоза, – говорит Роман.
«Для биоценоза», – хотел поправить Змей, но вовремя передумал. Умничать, как он догадался, себе дороже. Если не ты начальник.
Подтащил его Рома к вольеру, собрался было за сетку рабицу перекинуть, да вдруг спохватился:
– Ты, часом, не землеройный? – спрашивает.
Замотал Змей головой отрицательно, а глаза-то… в сторону скосил.
– Тэ-экс!.. – протянул Роман с укоризною. – В хитрована со мной поиграть вздумал? Смотри у меня!
И определил трофей в плавательный бассейн.
– Посиди пока тут, к вечеру тебе хавки принесу, – пообещал он, как вода сошла.
И ушёл, довольный.
Поторкался Змей башкой в твёрдый кафель в поисках лазейки – нет выхода! Слив тоже зарешёчен, да и не по его калибру. Деваться некуда – свернулся в углу клубком, будь что будет.
Вечером-таки объявился Рома на бортике бассейна. В правой руке кроля обещанного за уши держит, левой – деваху молодую обнимает. Кра-аси-ивую…
– Вишь, – говорит, – Ириш, халява какая охренительная отломилась… Ништяк экземпляр?
Тут Змей человеческим голосом и молвит:
– Отпусти, – говорит, – меня на волю, добрый человек. Я за это любое желание твоё исполню.
Опешили было визитёры от неожиданности, но быстро оправились. Обрадовались даже.
– Понтово! – смеются. – Теперь мы Кирюху Бугрова с его говорящим попугаем за пояс влёгкую заткнём. Подумаешь, десяток слов птица каркает, и те все нецензурные! А тут целый Цицерон, а не пресмыкающееся. Держи, нахлебник, зайца. Утешься. Утром потолкуем.
И ушли в обнимку в дом.
Утром Змей заставил себя проснуться ни свет, ни заря. Тезисы готовить. По всему выходило – крепкий орешек был этот Рома. Но ничего другого, как накинуть исполнение ещё одного желания взамен свободы, Змей так и не выдумал. Сытость мешала.
– Да какие у меня могут быть желания! – возмутился Роман. – Ты что, слепой? Хибару выше четвёртого этажа не вывожу, потому что высоты боюсь. По той же причине вертолёт не покупаю!..
– А зачем же тогда за яблоками полез, коли так упакован? – удивился Змей.
– Для адреналину, браток. Обожаю экстрим экспроприации. С детства. С этого, можно сказать, и живу. Знаешь, что такое адреналин? – спрашивает.
Ещё бы Змею не знать! Он тайком, с удовольствием пошевелил во рту всё ещё слегка припухшим, но уже отмякшим языком. И припрятал его подальше за щеку. Бережёного, как говорится…
– Ну хорошо, – сказал после некоторого раздумья Змей. – Ну, хочешь тогда… хочешь, я весь мир вокруг тебя счастливым сделаю? Если матценности тебе уже не в кайф.
– Э-э-э, нет! – прервали его. – Мне, наоборот, нравится, когда сосед, тоже не из последних людишек, из-за забора на мои хоромы с завистью смотрит. Я так себя уверенней чувствую…
На следующий день, скрепя сердце, Змей решил, что три желания (ведь любых же!!!) – это уже запредельная цена.
– И кто только догадался сделать змею символом мудрости? – подколол Змея Роман. – Торгуешься, как последний китаец! Попугаю Кирюхиному хочу тебя показать, чтобы спесь им обоим слегка сбить. Вот какое у меня желание! Так оно и без твоей ворожбы сладится. Всё, отстань!
– Ну, погоди! – взмолился Змей. – Может… супруге хочется чего-нибудь… нового… необычного?..
– Это Ирке-то? Сомневаюсь, – Рома стал перечислять. – Бриллиантовые зубы уж три года как ей поставили… Кришнаиткой она уже была… С Первой Леди она и так давно в приятельстве, в баню вместе даже ходят… Групповой секс ей не пошёл чего-то… Фейерверки она у меня обожает, это да. Под это дело военные из ВКС выстрел баллистической ракетой в покер мне продули. В одной компании, тому с месяц как. Продули, да замялись чего-то. Уже на трезвую-то голову… Но в этом деле я их и без твоей помощи дожму. Карточный долг, сам понимаешь, посвятее воинской присяги будет. Так что… Прямо и не знаю, чем тебе в твоём горе помочь можно. Извини, братан, отдыхай…
От отчаянья Змей свернулся клубком и голову в кольцах бронзового тела спрятал. Через некоторое время чувствует, кто-то в него палкой тычет.
– Кончай ночевать! – взбодрил Роман Змея. – Фишка тебе пошла! Ирке моей втемяшилось, хочу, говорит, разик девочкой ещё заделаться. Молодость, типа, вспомнить, трепет новизны испытать, в койке стариной тряхнуть и всё такое… Можешь?
– Спраш-ш-шиваешь… – оживился Змей.
– К вечеру-то управишься? А то сегодня она как раз в настроении…
– Не бес-с-спокойся…
Ах, какой же он был самонадеянной тварью! Не прошло и трёх минут, как на краю бассейна опять возник Рома. С бейсбольной битой в руках.
– Ты чего наделал, гадёныш!!! – орал он. – Я тебя, опарыш, о чём просил? Ирку на вечерок опять целкой сделать! А ты что наделал, гад! Что я теперь с ней, с пятилетней, делать буду? У меня ж на неё все активы переписаны!
Змей побледнел как платина. Откуда ж ему было в филолого-анатомических тонкостях русского языка разбираться. При каждом взмахе колотушкой перед его носом он зажмуривался и бился затылком об угол бассейна.
– Что мне теперь! На паперть идти? – бесновался Рома. – А ну, возвращай всё, как было!
– Не… не… Не могу… – от страшного волнения Змей начал заикаться.
– Как это – не могу!? – колотушка вознеслась выше некуда.
– Ис… Ис… Ис… – Змей собрал всю свою волю и сосредоточился на артикуляции. – Исполненные желания обратной силы не имеют.
Закрыл глаза и приготовился умирать. Хотя до этого жил вечно.
Тираду Романа, печатными в которой были только восклицательные знаки, полагаю, каждый в состоянии представить. И вдруг – тишина…
Змей, уже мысленно расставшийся с жизнью, приоткрыл глаза… Видит, стоит Роман, колотушку заморскую на плече упокоил, думает…
– Три желания, говоришь? Значит, два ещё осталось? Тогда так! Меня пацаном оборачивай – раз! И обоих, Ирку и меня, отправляй в прошлое – два! Придётся всё снова повторить. Ты как, способен?
– Ка-анеш-шшно… Только…
– Ток-ка не надо базара, братан, – прервал его Роман. – А то я в тебе разочаруюсь.
– Только… Время – материя своенравная, событийно непредсказуемая. Никаких гарантий, что всё в судьбе повторится в точности, нет – честно прошипел Змей.
– Ну, это мы ещё посмотрим! – с вызовом сказал Рома. – Делай!
– Я предупредил. Погоди! Меня-то из бассейна вытащи. – Змей вытянул шею, насколько достало.
Ох и цепкий же этот Рома! Однозначно. Вдругорядь чуть не придушил. Из бассейна за глотку вытащил, но хватку до исполнения желаний не отпускает.
– Х-хотоф-ф? – спрашивает Змей сипло сквозь тиски железных пальцев.
– Готов! – отвечают ему.
И в ту же секунду упал Змей на бортик бассейна. Рядом бита бейсбольная с деревянным звоном брякнулась.
– Ф-фух!.. – вздохнул Змей с облегчением. – Бывает же такое! Расскажи кому – не поверят…
Отдышался и пополз, не спеша, в сторону крольчатника. За компенсацией морального вреда…
А в это время, тридцать лет назад, где-то в СССР – теперь уже почти мифической стране, звенел ребячьими голосами обычный детский сад. Малышня истово предавалась гулянию. В песочнице было не протолкнуться. Пятилетки, сопя от здоровой конкуренции, наперегонки лепили песчаные замки. Все сплошь с гаражами.
За этой пустопорожней вознёй, поедая спелое яблоко, наблюдала маленькая девочка. В красном платьице, с крохотными золотыми серёжками в ушках.
– Эй, Ирка – дырка! – что-то пряча за спиной, подошёл к ней мальчишка. – Дай откусить!
– Если каждому давать – поломается кровать! – со знанием дела ответила девочка, даже не глянув на просителя.
– А не очень-то и надо! – мальчик явил из-за спины руку с большущим яблоком, с хрустом надкусил.
– Ломка, длуг! – жизнерадостно закартавил подбежавший пацан в застиранной рубахе. – Солок восемь – половину плосим!
– Сорок один – ем один, – бесстрастно и твёрдо парировал Ромка.
Очевидно, иного ответа и не ожидая, радостный оборвыш исчез невесть куда так же, как и появился.
Мальчик и девочка, Рома с Ирочкой, молча стояли рядом. Скептически созерцая беспредметное копошение сверстников, аппетитно брызгали по сторонам яблочным соком и были совершенно счастливы. Всё недолгое детство.
Размечтался
Родион Оскольников – Родя, по дворовому прозвищу «Осколок», – созревал медленно, но верно. Разразившаяся на его веку «перестройка» с нагрянувшим вслед за ней диким рынком многих вышибли из колеи. Лечь спать среднестатистическим гражданином, а проснуться человеком с минимальной потребительской корзиной – не каждая психика безболезненно выдержит. Массы толпами ринулись за безрецептурным народным антидепрессантом. В первых рядах оказался и Родя, поскольку всегда был как все, то есть – среднее не бывает. Плюс непрактичность и нерасчётливость, да плюс трояк по арифметике, да плюс… много ещё чего, с чем не ходят в капиталистические джунгли. В результате, Родя оказался без работы, жены, семьи и бездны прочих вещей, в число коих вошла и потребительская корзина, невзирая на свою минимальность.
Кое-что, правда, сохранилось из мебели: две кухонных табуретки, раскладушка и старый телек на подоконнике. Последний Родя ценил более всего, ибо второй его слабостью, после выпивки, был синематограф.
Чем манило кино? Очевидно, виртуальной простотой и ясностью решений проблем, неразрешимых в реальной жизни. Всем жанрам Родя предпочитал боевики. Особенно те, в которых угнетаемые Робин-Гуды с шиком брали в каком-нибудь паршивом банке хороший куш и благополучно сматывались. О, это была греза! С некоторого времени преследовавшая Родю во сне и наяву…
Вот он входит, и с порога – властно, с металлом в голосе: «Это ограбление! Все на пол! (это – присутствующим). Быстро сюда деньги! (это – кассирше). Одно движение – вышибу мозги! (это – охране)»…
И вкруговую, в правой вытянутой руке – ствол. С хищной жадной мушкой на конце.
Дальше шло самое сладкое. Застывали, демонстрируя полный паралич воли, охранники. Бледнела случайная публика. Дрожащие пальчики кассирши нервно набивали брошенную Родей безразмерную сумку тугими пачками. И, наконец, апофеозом всему – хладнокровный отход с добычей под вежливо-джентльменское: «Всем спасибо!..»
Итак, созревал Родя медленно, но верно. И сам не заметил, как созрел. Хотя персонально ему большие деньги были без надобности. Могучие финансовые возможности триумвиратов общеизвестны. Минимализм остальных житейских запросов Родю не тяготил.
Деньги были нужны по другой причине. Осуществить уже совсем не киношную мечту. Позвонить в дверь. Подождать. И, когда откроют, оттереть плечом в новеньком кожаном пиджаке из проёма удивлённую Зинку. Молча пройти на тёщину кухню. Бухнуть на стол тяжеленный свёрток и гордо удалиться. Даже не взглянув в наполнившиеся слезами запоздалого раскаяния глаза. А потом… Что потом? Потом он в пустой полутёмной комнате, доставшейся после развода и разъезда, спокойно и мужественно будет поджидать, когда ищейки нападут на его след. Ворвутся и возьмут его – сильного и благородного. Но только без поличного, голубчики! Даже под пытками Родя ни словом не обмолвится, куда подевались деньги.
То, что он обязательно наследит, Родя не сомневался. Уж чего-чего, а детективов, где криминалисты находят преступника по случайно оброненному волоску, он понасмотрелся, тут его на мякине не проведёшь. Посему, скрупулёзно разрабатывать детали отхода не имело смысла. Были задачи поважнее. И наипервейшая – выбор оружия.
Справедливо полагая, что спешка в таком деле до хорошего не доведёт (не за грибами собрался!), Родя обстоятельно обошёл магазины игрушек. Пока, наконец, не остановил свой выбор на внушительном пластмассовом «Кольте» 45 калибра в масштабе 1:1. Настоящем оружии «крепких орешков».
Дома, выхватив, пару раз для пробы, приобретение из нагрудного кармана плаща, Родя в целом остался доволен. Но… какая-то чепуховина настораживала. Повертев игрушку так и эдак, Родя уловил. Недоставало воронёности. Отлива. Брать на испуг предстояло по-взрослому, готовиться, посему, следовало тоже по-взрослому…
При всем известной Родиной сметливости получить превосходный результат с помощью растительного масла не составило труда. После чего в зеркале, как на киноэкране, по части блеска амуниции всё сошлось. Вот, поди ж ты – деталька, а как могла подвести!
Ноу-хау имело один минус. Плащей у Роди было не завались. Прятать обратно в карман достаточно ещё приличной вещи кусок обмасленной пластмассы ему претило. Однако, Родя был бы не Родя, если бы и тут не вывернулся. И часа не прошло, карман был вполне качественно выстелен и обшит изнутри полиэтиленовым пакетом. Пистолет аккуратно лёг до поры в назначенное ему ложе. Теперь многое в жизни Роди зависело от того, кому первым посчастливится выхватить свою «игрушку». Вестерны Родя тоже уважал.
Настал черёд определиться с жертвой. Жил Родя, разумеется, не в банковском районе. Но повсюду теснились коммерческие палатки и магазинчики типа «ООО», ограниченность ответственности которых совсем не означала ограниченности доходов. «Возьму тот, в котором окажется меньше народу, лишние свидетели ни к чему», – подумал Родя. Главное – не в своём районе. Правильно рассудил.
На маску решил не тратиться. Безусловно, сыскари озаботятся его фотороботом – это ж классика жанра. Но, господа, когда у трети мужского населения страны на физии одно и то же озабоченно-синеватое изображение… Поди разбери, кто есть кто, и кто был кем. Особыми же приметами, к примеру, носом с горбинкой, косоглазием, или же кровожадным взглядом душегуба Родя не страдал.
Последним предметом экипировки стал мешок для добычи. Родя разжился тремя пакетами-«маечками» и, вложив их один в один, ещё и ручки переплёл скотчем (сыщики просто поразятся его предусмотрительности!). Теперь, случись Роде зацепиться пакетом обо что-нибудь, уходя от погони, внутренние подстрахуют. Опять же, ручки стандартно рассчитаны только на три килограмма пищевых продуктов. Деньги хоть продукт и не пищевой, но могли потянуть, хотелось бы верить, килограммов на пять. А с железной мелочью, глядишь – и все семь.
За неделю до «акции» Родя решил не бриться. Не из суеверия, чисто для усиления камуфляжа. Дождавшись хороших сумерек, принял «посошок» на удачу, собрался и вышел.
Ещё на этапе подготовки Родя присмотрел пару подходящих магазинчиков на отшибе торговых рядов, ближе к задворкам. Свезло в первом же, куда он зашёл. За прилавком скучала юная продавщица, в углу на стуле мучился с кроссвордом пенсионер-охранник. По просительную сторону прилавка, помимо Роди, приценялась к товарам старушка, да на широком подоконнике сортировал горстку медяков какой-то бомж. Родя притёрся к прилавку и сунул правую руку за отворот плаща, якобы за портмоне. Девчонка обратила к нему взор с немым вопросом: «Чего вам, гражданин?»
Родя взялся за ребристую рукоять игрушки. «Пора!»
– Это грабёж! – внезапно фальцетом выкрикнул он.
И обомлел. Так глупо оговориться! Да и с манифестом он поторопился. Дурацкий пистолет прилип жирными боками к целлофану в кармане плаща и не желал выхватываться. Ни в какую…
Немой вопрос в глазах продавщицы сменился немым же недоумением. Охранник сонно посмотрел на Родю.
Моральная поддержка пришла, откуда не ждал.
– Истинно – грабёж! Спички по рупь двадцать! Когда такое было! – первой стала на сторону Роди бабулька. – Ох, нету на них Сталина, на супостатов!..
– Точно, грабёж! – согласился бомж у подоконника, успевший разложить медь на кучки. – Копеечный спирт по подвалам бодяжат, водку палят и, гля, чего накручивают!
– Это грабёж… – упавшим голосом вновь оговорился Родя. – В смысле – ограбление… – едва ли не шёпотом поправился он.
И вдруг с ужасом ощутил, как стремительно пошёл процесс явления оружия народу.
Запахло постным маслом.
Девица взвизгнула и козой скакнула в распахнутую у неё за спиной дверь подсобки. Охранник упал на пол и пополз окапываться куда-то под стеллажи.
И тут…
Сразу два дядьки Черномора, в полной полицейской форме, вышли дозором из пучин подсобки. Один что-то набитым ртом дожёвывал. Второй, судя по лычкам на погонах и короткоствольному автомату на плече – старший, на ходу надевал фуражку. И тоже что-то дожёвывал.
Ничего себе поворотец, да?
И Родя засбоил. Воспитанный на михалковском «Дяде Стёпе-милиционере», стрелять пистонами по своим он не стал. И правильно (как потом задним числом осознал) сделал. Иначе, не миновать бы ему психушки…
Намётанный глаз и высокий профессионализм дорогого стоят. Это Родя оценил сразу, что называется, не отходя от кассы. Получив резиновой палкой по рукам и выронив игрушечный пистолет, он не проронил больше ни слова. До слуха доходили лишь причитания бабки: «Мыслимое дело – людей оружьями стращать! Креста на них нету! Совсем разохальничались, без окороту-то!..»
Но окорот был.
Профилактировали Родю правоохранительные органы уже на свежем воздухе. Спасибо ребятам, в околоток не забрали. Вот уж где отколотили бы, так отколотили! А эти трудились беззлобно, не стервенясь. Уважение к пацанским понятиям прививали в щадящем, можно сказать, режиме. Назидательно больше.
Вокруг, как и во времена писателя Андрея Платонова, «…по вечерам обыватель торопился домой, где ждала его как-никак пища». Поскольку разборки с участием людей в форме с некоторых пор случаются по миру с известной регулярностью, прохожие безосновательно тревожиться не стали. Разве что притормозила пара-тройка зевак. Из тех, наверное, кто по телевизору ещё не насмотрелся…