Враг. Сборник фантастических рассказов

– М-м, да, – я отвел взгляд, – пожалуй…

– Сомкни веки.

8.

Ошеломленный, охваченный паникой Богдан открывает глаза.

«Жив! Слава Богу!».

Холодно. Мокрые от дождя улицы устланы желто-оранжевым ковром палой листвы.

Осень…

«Как? Почему?», – в полном смятении он смотрит по сторонам и натыкается взглядом на свое отражение в витрине. Синеглазый восьмилетний пацан в легкой замшевой курточке, в правой руке – надкусанный пирожок с капустой.

«Господи!!!», – Кланер вмиг понимает все: его душа-сознание помещена в тело Толика Соколова, первой его жертвы. И сейчас – тот самый день. Мальчик проголодался, через минуту он дожует кушанье и двинется к парку развлечений, где и встретит своего мучителя.

– Нет! – верещит маньяк. – Я не пойду туда! – но маленькие ножки помимо воли уже несут его в нужном направлении, он не принадлежит себе в этом странном мире, этим телом управляет сам фатум.

Вот тот самый Каштан у колеса обозрения, под которым они встретились когда-то. Гутко замирает, оцепенев от ужаса. К нему приближается нечто: высокий мужчина в белоснежном плаще, в шляпе, брюках и ботинках того же цвета, вместо лица – гладкая выпуклая кремовая поверхность, похожая на бок страусиного яйца.

Шок.

Несчастный не помнит, что говорит незнакомец, куда везет его… но через полчаса они оказываются в той самой, до боли знакомой комнате без окон, его комнате.

И тут начинаются истязания, жестокие, неторопливые, изощренные… Существо в белом в деталях повторяет садистские приемы проклятого судьбой психопата, которые Богдан применял в тот раз, ни малейшего отличия. Бывший палач в точности получает то, на что раньше обрекал других. Впервые Кланер оказывается на месте своей жертвы. Он и представить не мог, насколько это больно, страшно… А хуже всего то, что он в точности знает, чем закончится эта изуверская мистерия – ужасной мучительной смертью.

Паника охватывает разум, но ему не позволяют провалиться в спасительное забытье.

Через двадцать восемь часов мальчик умирает.

Спасение, облегчение?

Нет. Сознание казнимого тут же оказывается в теле жертвы номер два – десятилетней Кристины Шварц. И все начинается сначала: яйцеголовый инквизитор, комната без окон и пытки, пытки, пытки…

В какой-то момент, в минутном промежутке между болью и болью, он вдруг понимает: на его руках кровь сорока шести замученных детей, и ему придется пройти этот путь до конца. Осознание этого стократно страшнее физических страданий.

Этому кошмару не видно края. Сначала он молил о пощаде, затем просил смерти, наконец, понял, что еще немного – и сойдет с ума. Увы, спасительное безумие так и не пришло. С каждым вселением в новое тело, мучения становились все острее, невыносимее…

Казалось, прошли столетия, но в какой-то момент, мятущийся изнуренный разум пленника вдруг осознает, что на этот раз он находится в теле своей последней жертвы – Ромы Гусева.

Наконец-то!

Удивительно, но на этот раз Гутко стоически переносит истязания. Его поддерживает понимание того, что конец близок, нужно потерпеть еще немного и…

Но…

Очередная кончина истерзанного ребенка и сознание детоубийцы опять переносится в тело Толи Соколова – мальчика с пирожком, в тот самый роковой осенний день. Все начинается сначала, адский цикл делает очередной оборот. Этому не видно предела.

– Не-е-ет!!! – захлебывается в крике темный грешник, окончательно теряя остатки надежды. Он вдруг осознает истинное значение слова «бесконечность».

9.

– Уф-ф… ну и жуть. А этот… его будут пытать без конца?

Служитель возмездия бросил на меня удивленный взгляд:

– Нет, конечно. Не существует таких деяний, которые требовали бы вечных мук, это все выдумки христиан. Адекватность наказания совершенным поступкам – вот основа системы возмездия. Все прекратится, как только он искупит вину.

Мне вдруг захотелось назад, домой:

– А не вернуться ли нам в свои тела, как прошлый раз?

– Нет. Не тот случай.

– Что так?

– Мы не закончили главное дело.

– Ты о чем?

Глор опустил взгляд, в его мыслеголосе послышались легкие нотки смущения:

– Мне трудно начинать, но… это необходимо. Когда-то и я был Маяком, искупал грехи своей прошлой жизни…

– Мать твою! Так ты – человек?

– Да, как и ты. Мое прошлое похоже на твое настоящее, а мое настоящее – на твое будущее.

Изнутри подкатила горячая волна нехорошего предчувствия:

– Что ты хочешь сказать, старик?

Он подался ко мне и зашептал горячо, яростно:

– Прими то, что произнесу. И не перебивай, пожалуйста. Повторяю, когда-то я тоже вселялся в сознания убийц, как и ты, привлекая прежнего экзекутора, моего предшественника. Но ничто не длится вечно, пришло время катарсиса[5 - Ка?та?рсис (др.-греч. ???????? – «возвышение, очищение») – нравственное очищение, возвышение души (прим. автора).], я очистился и… принял на себя бремя партнера, стал Чистильщиком. Сегодня я закончил этот путь. Меня ждет смерть, очередное перерождение и тихая жизнь простого человека. А ты… ты отныне Чистильщик, или, выражаясь твоим языком – Каратель. Молчи! Знаю наперед, что скажешь: «я не смогу, не вынесу…» и прочее. Поверь, у тебя получится, уж я-то знаю. Смирись с этим, ты никогда не вернешься в свою прежнюю плоть, отныне у тебя иная стезя. Твой будущий партнер – новый Маяк, уже активирован. Ты почувствуешь его, как только он сольется с приговоренным, и немедленно явишься, свершишь суд.

– Но за что?! – я задохнулся от праведного негодования. – Я же искупил…

– Глупец. Пока ты будешь воспринимать это, как наказание, это и будет пыткой, но как только поймешь, что вершишь великую миссию, очищаешь человечество от скверны, ты полюбишь свою работу, как полюбил ее я. Не каждому выпадает такая честь. А противиться не стоит, бесполезно. Что значит желание человека по сравнению с волей великого Провидения? Оно выбрало тебя и ты уже не в силах что-то изменить. Решение принято.

Вот так, а меня и не спросили. Я чертыхнулся и выдавил:

– Как долго это будет длиться?

– Время функции Чистильщика равно времени работы Маяка. Ровно год. А затем ты войдешь в новую жизнь, позабыв все, что было. Отринь прошлое, соберись. Племя людей нуждается в тебе.

Да, он прав – все проходит. Но с каким трудом порой мы переживаем перемены. Это всегда больно, очень.