Суер-Выер и много чего ещё

Грот

Глава XXXI

Блуждающая подошва

Лёгкий бриз надувал паруса нашего фрегата.

Мы неслись на зюйд-зюйд-вест.

Так говорил наш капитан сэр Суер-Выер, а мы верили нашему сэру Суеру-Выеру.

– Фок-стаксели травить налево! – раздалось с капитанского мостика.

Вмиг оборвалось шестнадцать храпов, и тридцать три мозолистые подошвы выбили на палубе утреннюю зорю.

Только мадам Френкель не выбила зорю. Она плотнее закуталась в своё одеяло.

– Это становится навязчивым, – недовольно шепнул мне сэр Суер-Выер.

– Совершенно с вами согласен, кэп, – подтвердил я. – Невыносимо слушать этот шелест одеял.

– Шелест? – удивился капитан. – Я говорю про тридцать третью подошву. Никак не пойму: откуда она берётся?

– Позвольте догадаться, сэр, – сказал лоцман Кацман. – Это одноногий призрак. Мы подхватили его на отдалённых островах вместе с хей-морроем.

– Давно пора пересчитать подошвы, – проворчал старпом. – Похоже, у кого-то из матросов нога раздваивается.

– Эх, Пахомыч, Пахомыч, – засмеялся капитан, – раздваиваются только личности.

– Но извините, сэр, – заметил я, – бывают на свете такие – блуждающие подошвы. Возможно, это одна из них.

– Подошвы обычно блуждают парами, – встрял лоцман, – левая и правая, а эта вообще не поймёшь какая. Что-то среднее и прямое.

– Возможно, она совмещает в себе левизну и правоту одновременно, – сказал я, – так бывает в среде подошв.

– Не знаю, зачем нам на «Лавре» блуждающая подошва, – сказал Пахомыч. – К тому же она ничего не делает по хозяйству. Только зорю и выбивает. Найду, нащекочу как следует и за борт выброшу.

– Попрошу её не трогать, – сказал капитан. – Не так уж много на свете блуждающих подошв, которые охотно выбивают зорю. Если ей хочется – пускай выбивает.

По мудрому призыву капитана мы не трогали нашу блуждающую подошву и только слушали по утрам, как она выбивает зорю.

Чем она занималась в другое время суток, мне совершенно не известно, наверно, спала где-нибудь в клотике.

Боцман однажды наткнулся на спящую блуждающую подошву, схватил её и дал подошвой по уху зазевавшемуся матросу Веслоухову.

Но потом аккуратно положил её обратно в клотик.

Глава XXXII

Остров голых женщин

Никаких женщин мы не смогли различить поначалу даже в самую сильную телескопическую трубу. Да и то сказать: у трубы топталось столько матросов, что окуляры отпотевали.

Наконец на песчаный бережок вышли две дамы в резиновых сапогах, кашпо и телогрейках. Они имели золотые на носу пенсне.

Заприметив нашего «Лавра», дамы принялись раздеваться.

Мы крепились у телескопа, как вдруг боцман Чугайло содрал с головы фуражку, шмякнул ею об палубу и прямо с борта кинулся в океан.

Ввинчиваясь в воду, как мохнатый шуруп, он с рычаньем поплыл к острову.

Мы быстро сплели из корабельного каната лассо, метнули и вытащили боцмана обратно на «Лавра».

Тут неожиданно напрягся матрос Вампиров. Сжал губы, побледнел и вывалился за борт.

Мы мигом метнули лассо, но в момент покрытия Вампиров предательски нырнул, и лассо вернулось на борт пустым, как ведро.

Тщательно прячась за волнами, Вампиров приближался к женщинам. Мы метали и метали лассо, но находчивый матрос всякий раз нырял, и наш адский аркан приносил лишь медуз и электрических скатов. Правда, на семьдесят четвёртом броске притащил он и тарелочку горячих щей с профитролями.

Выскочив на песок, Вампиров, простирая длани, бросился к голым женщинам. В этот момент наше зверское лассо ухватило всё-таки за ногу находчивого матроса, проволокло по песку и задним ходом втащило обратно на корабль.

И вдруг на берегу рядом с женщинами объявились два подозрительных типа. Ими оказались мичман Хренов и механик Семёнов.

Втайне от нас дружки спрыгнули в океан с другого борта и, не дыша, проплыли к острову под водой. Не говоря лишнего слова, они увлекли хохочущих женщин в заросли карбонария и челесты.

Мы как следует навострили лассо и метнули его в эти заросли, надеясь, что оно само найдёт себе пищу.

И оно нашло.

Притащило на борт два золотых пенсне.

Как два тонколапых краба, пенсне забегали по палубе, корябались и бренчали, пока матросы не засунули их в банку с водой.

Им насыпали в банку хлебных крошек, и пенсне успокоились. Они плавали в банке, поклёвывая крошки.

Из зарослей же карбонария слышался неуёмный хохот. Это сильно раздражало нас, и мы снова метнули лассо. На этот раз петля притащила что-то плотное.

Какой-то бочонок, оснащённый десятком пробок, обмотанных проволокой, как на бутылках шампанского, хлопал себя по животу крылышками, подпрыгивал на палубе, и внутри у него что-то булькало.

– Что за бочонок? – сказал старпом. – Что в нём? Не понимаю.

– Э, да что вы, Пахомыч, – улыбнулся капитан. – Совершенно очевидно – это неуёмный хохот. Вы слышите?

В зарослях всё стихло.

– Ихний неуёмный хохот? – удивлялся старпом. – В виде бочонка?

– Совершенно очевидно.