Авария, дочь мента (сборник)

Мальчишка вдруг открыл глаза и зашептал, еле шевеля губами:

– Ой, мама, мама… мамочка… ой, мама… – как заведенный.

– Слушай, брось, – Синицын торопливо оглядывался на окна – улица была нежилая. – Брось, сам разбился…

Николаев поднялся, сгреб его за ворот куртки, притянул к себе и толкнул к машине.

– Скорую, – ровным голосом сказал он.

– Как знаешь. Ты старший. Тебе виднее. – Синицын пошел к машине.

Николаев снова присел, попытался поднять парня, тот охнул и быстрее зашевелил губами:

– Ой, мамочка… больно… больно… больно.

Николаев подоткнул ему шапку под голову и стал ждать скорую, тоскливо глядя в темный провал улицы.

В отделении майор сердито проворчал:

– Ну что, загнали парня? Работнички. Костоломы.

Гаишники возвращались в отделение, оживленно обсуждая удачную операцию.

– Пиши рапорт, – сказал майор.

Николаев взял со стола лист бумаги и пошел к двери.

– Кто за рулем-то был? – окликнул его майор.

– Какая разница, – буркнул Николаев.

– Ну что ж, будем разбираться.

– Разбирайтесь.

На выходе из школы Валерку догнал Киселев.

– Слышь, Авария! Погоди, поговорить надо…

С ним подошли Кирилл, Пухлый и еще несколько ребят.

– Это… история завтра, – сказал Киселев.

– Понимаешь, Валера. – Кирилл сложил пальцы щепотью и приготовился рассуждать. – Каждое действие имеет свои границы, пределы, м-м… ограничивающие направление. Выходя за эти рамки, можно довести идею до абсурда, до противоположности. Понимаешь, экстремизм порочит саму идею…

– Короче, Авария, – сказал Киселев. – Хватит этих концертов. Нам экзамены сдавать. Вера уже обещала сладкую жизнь. Она сделает.

– Правда, Валер, кончай… – сказал Пухлый.

Валерка оглядела одноклассников, улыбнулась. И пошла, закинув сумку за плечо.

– Короче, мы тебя предупредили, – сказал вслед Киселев.

Дома Валерка размахнулась и с порога запустила сумку в угол. Врубила на полную мощность металл и под бешеную музыку, надменно глядя в зеркало, рисовала до висков черные тени вокруг глаз, фиолетовый румянец на щеках, натягивала кожаные браслеты с шипами, куртку и обрезанные перчатки, обматывала вокруг шеи холодную цепь…

Она шагала по вечерней улице, сунув руки в карманы, нагло, с вызовом заглядывая в лица прохожих…

Параллельно, чуть сзади, двигалась белая «восьмерка». Четверо парней курили, внимательно наблюдая за Валеркой.

– Не торопись, Боб, – сказал загорелый водителю.

– Бросьте, мужики, – нервно засмеялся сидящий сзади. – Собирались же в «Арбат». Там и снимем…

– Успеем, – глянул Боб на часы. – Забавно ведь.

– Лично я чувствую себя оскорбленным, – сказал загорелый.

– Солидарен, – сказал каратист.

Валерка свернула в переулок, Боб повернул следом.

– Нет, мужики, без меня! – Парень, сидящий сзади, не выдержал, попытался выбраться из машины, каратист и загорелый удержали его, в салоне началась веселая возня. – За пять минут удовольствия десять лет на нарах!

– Да ничего не будет! Поиграем немного и отпустим.

– Ты хорошо о них думаешь, – сказал загорелый. – Отряхнется как курочка и дальше пойдет…

Они втащили упирающуюся Валерку в уже знакомую ей комнату. Отпустили и расступились на шаг, нервно, азартно посмеиваясь. Загорелый сел напротив в кресло, закинув ногу на ногу, неторопливо прикурил.

– Ну что? – спросил он. – Сегодня обойдемся без подруги Маши?

Валерка рванула в одну сторону, в другую – парни сторожили каждое ее движение, толкали друг к другу. Она прижалась спиной к стене, затравленно озираясь.

– Понимаешь, деточка, – менторским тоном сказал загорелый, – существуют какие-то элементарные правила игры. Хочешь покататься на красивой машине – плати. Или уж не садись…

– Отпустите меня!.. Вы!.. Ну, ты, отойди, вообще! – металась Валерка между парнями. – У меня отец в милиции работает, понял? А-а-а!!! – вдруг истошно завопила она.

Парни весело, с удовольствием смеялись. Загорелый, не вставая, врубил магнитофон на полную громкость, заглушая крик.

– Сама или помочь? – Каратист взялся за молнию у нее на куртке.

Валерка с силой ударила его головой в лицо и бросилась к двери. Боб поймал ее за цепь и рванул к себе, намотал цепь на кулак, так что звенья врезались в горло.

Парни перестали улыбаться. Каратист вытер кровь с губы.

– Ах ты, сучка… – медленно протянул он.

Двое прижали Валеркины руки к стене, и каратист стал не торопясь, сильно, умело бить ее по лицу, в живот. Валерка уже не сопротивлялась, только плакала от боли и бессилия. У нее подогнулись ноги, ее рывком подняли и поставили на место.