Теперь оставалось только найти тех людей, в которых сохранились все наилучшие человеческие качества, и не наткнуться на тех, кто уже стал на путь превращения в зверя.
По логике вещей, находиться в разрушенной столице никто бы не захотел – из-за непереносимого запаха разлагающихся останков и гниющих растений. С другой стороны, за городскими окраинами могло быть еще хуже. Тут все-таки любой имел больше шансов отыскать в развалинах и оружие, и пропитание. Да и определенная привязанность любого живого существа к постоянному ареалу своего обитания обязательно скажется.
Поэтому недавно знаменитый на всю Хардийскую империю врач стал осторожно накручивать круги, расходящиеся от вновь замаскированного валуном выхода. Вначале он не встретил ни одной живой души. И только через час до его слуха донесся протяжный стон из-под нескольких десятков деревянных балок, настеленных между двумя каменными обломками. При ближайшем рассмотрении стало заметно, что там создано некоторое подобие временного жилища. Посторонние предметы, растения и трупы были убраны с небольшой площадки, а перед темным входом тлели вполне горячие угли. Наверняка дымом здесь пытались отпугнуть как смрадный запах, так и витающую в атмосфере инфекцию. Встав прямо за кострищем, Бензик вытянул руки вперед, показывая, что он совершенно безоружен, и крикнул в глухую тьму:
– Эй! Есть там кто?
Стон тут же стих, и повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь гулом многочисленных мух. Видимо, старика долго и внимательно разглядывали. Но вот наконец раздался женский голос:
– А ты кто такой?
Пришелец полностью приоткрыл на короткое время лицо и представился:
– Я один из главных врачей императорского госпиталя.
– Врач?
Кажется, ему не поверили, но столько надежды вдруг послышалось в этом вопросе, что Бензик непроизвольно и открыто улыбнулся:
– Конечно врач. Я слышал стоны, может, нужна моя помощь?
– Нужна!
После короткого бормотания невидимых спорщиков из подобия жилища вышла пожилая женщина с импровизированным копьем в руках. Острый кинжал на конце упругого прута смотрелся слишком серьезно, чтобы отнестись к нему пренебрежительно, к тому же он был окровавлен. Женщина внимательно осмотрела окрестности, а потом потребовала:
– Подними свои накидки!
И только после того, как с некоторым облегчением заглянула в широко раскрытую сумку, пригласила:
– Заходи, там у меня сын очень плох.
Внутри сооружения было собрано несколько обломков кровати, пара матрасов и несколько чудом сохранившихся предметов кухонной утвари. Грязный оборванный мальчик лет десяти остался сидеть у входа с другим копьем, а женщина подвела невропатолога к лежащему мужчине:
– Это мой сын.
– А ребенок?
– Соседский… Нас трое только со всей улицы в живых осталось… – Судорожный всхлип пронесся по всему телу женщины, но она быстро взяла себя в руки и, покусывая губы, стала рассказывать: – Сын в первые дни практически не спал, разыскивая наших родственников и сооружая это убежище. И вчера до того обессилел, что упал и сильно подвернул ногу. Еле дополз сюда. Потом свалился от недосыпания, и мы думали, что ему станет легче. Но сегодня с самого утра боль усилилась до невозможности, нога распухла, он не может встать. Что с ним?
Бензик с профессиональной ловкостью осмотрел ногу и почти сразу же вынес диагноз:
– Сильный вывих лодыжки. Если немедленно не вправить, будут нежелательные осложнения.
Голос женщины опять чуть не перешел в плач:
– Доктор! Помогите! Мы для вас что угодно!..
Тот просто от нее отмахнулся и повернулся к кусающему губы мужчине:
– Ну что, дорогой, потерпишь? Учти, обезболивающего укола у меня нет.
– Потерплю, – прорычал мужчина.
– Тогда вначале прими вот эти таблетки: после того, как боль начнет утихать, ты сразу уснешь на несколько часов.
Как ни странно, нашлось немного вполне чистой на вид воды, которая помогла запить противовоспалительные таблетки. А потом от врача поступила команда для обеспокоенной матери:
– Садитесь прямо на него и как можно сильней держите. Мне не хочется остаться с проломленным черепом.
Затем он долго и осторожно ласкал опухшую ногу, приноравливаясь к удобному захвату. Во время рывка мужчина взвыл раненым волком и почти сразу потерял сознание.
– Что с ним? – подал голос обеспокоенный мальчик от входа.
– Теперь все будет хорошо, – уверенным голосом пообещал Бензик. – Подайте мне вон те палки и несколько тряпок. Вот так, отлично. Теперь сделаем шину, а через несколько дней можете ее снять. Но еще неделю пусть старается ногу беречь и наступать на нее со всей осторожностью. Договорились?
Женщина тяжело вздохнула и напомнила:
– Какая тут может быть осторожность? Ведь видите, что творится!
– Разве в столице не осталось никаких структур управления?
От такого вопроса даже мальчик привстал со своего места. Было видно, как глаза подозрительно заблестели и у него, и у женщины. Пришлось спешно выдать заранее придуманное оправдание:
– Я ведь только час как вошел в город. А во время цунами находился на плато. Сам чудом спасся среди скал, а вот все мои попутчики и товарищи погибли. Думал, что здесь найду хоть какую-то крепкую власть.
Женщина от такого рассказа расслабилась и с незатухающей болью в глазах стала жаловаться:
– Да какая тут власть может быть. Император и все его придворные погибли сразу во дворце. Первые лица столицы, вся знать и главные гвардейские чины тоже погибли под океанскими волнами. Поговаривают, что наследник престола вместе с молодой невестой и несколькими телохранителями прорвался через храм в катакомбы, но пока от них ни слуху ни духу. Зато теперь каждый, кто имеет меч, шляется по развалинам и пытается отнять последний прогнивший сухарь.
– Разве никто не пытается навести порядок? – разочарованно выдавил из себя Бензик.
– Почему же нет, пытаются. Но тут ведь что получилось. Оказывается, после первой волны разрушения, когда все стены рухнули из-за пропажи пузырита, за молодым принцем в катакомбы устремилось большое количество гвардейцев, телохранителей и прочих людей с площади. Да вот только их в древнем храме встретили осатаневшие от злости жреческие воины. Скорей всего, они первый отряд во главе с молодым принцем к тому времени или прозевали, или уничтожили. А потом и на отставших гвардейцев оружие повернули. Внутри началось целое сражение – и продолжалось до тех пор, пока первое цунами с запада не остудило горячие головы. Вроде и там при первом потопе в катакомбах полегли тысячи жрецов, их защитники, сторонники. Пострадало также множество гвардейцев. Но все-таки очень много и в живых осталось, а когда волны прекратились, они все опять наружу выбрались. Расчистили площадь перед храмом и стали оказывать спешную помощь оставшимся в живых людям. Вернее, помощь оказывали только гвардейцы и присоединившиеся к ним гражданские лица. Утверждают, что этим сборным отрядом командует какой-то иностранец.
Причем делает это так решительно, что все ему подчиняются беспрекословно.
– Иностранец? – переспросил старик. – Из Египта, что ли?
– Да нет, из Хрустального города.
– Хм! Как же так? Неужели их посол остался в живых? Или это кто-то из военных?
– Опять не угадали! Да и все этому удивляются и не верят. Но наш Массум лично его видел. – Женщина кивнула на притихшего мальчугана. – И утверждает, что одет тот в парадный мундир капитана дальнего плавания. Правда, мундир уже довольно потрепанный и окровавленный. Но зато машет этот иностранец мечом так, что никакому гвардейцу не снилось. Наши-то вояки ведь в последние годы все больше с пузыритовым оружием баловались, а настоящим железным мечом орудовать разучились.
– Так что с возрождением правопорядка? – Бензик решил вновь вернуть разговор в нужное ему русло.
– Ну вот, только этот отряд стал оказывать помощь пострадавшим, как им в спину предательски ударили жреческие воины. И при этом выкрикивали, что уничтожат всех ущербных, которые до сих пор не пали в геенне огненной. Часть этих безумцев сожгла и залила невинной кровью временный лагерь с ранеными, который построили рядом с площадью. Часть попыталась прорваться в город. Тяжелые жертвы были также и у гвардейских сил вместе с ополчением. В тяжелом бою религиозных фанатиков удалось почти всех загнать обратно в храм, так что теперь там сооружены две баррикады. К всеобщему ужасу, несколько фанатиков прорвались сюда и зверствуют по околицам. Убивают в слепом бешенстве всех, кто остался в живых. Это не считая местных мародеров и насильников. Вот потому мы так и боимся.
Старик скорбно закивал: действительность оказалась намного хуже его самых пессимистических предположений.