Хронология обстоятельств. Стихи

Годы мерно капают,
как вода из крана.
Время мягкой лапою
загладило рану.

Дочка быстро выросла,
вся судьбою в маму:
детям в школе яростно
«Мама мыла раму!..»

Мчат десятилетия:
два и три, четыре.
Пенсию отметила
в крохотной квартире.

В пору предосеннюю
тихо отходила,
прямо на Успение
в объятия могилы.

Под конец подумала:
«Всё чего же ради?»
Раз – путёвка в Юрмалу,
два – гора тетрадей…

* * *

Ложь

Как бог после акта творенья
сползаю с жены и по краю
двухместно-кроватного рая
рассыпанное оперенье
ангела собираю —
одежды, чувства и ночи,
мысли, дни и надежды…
Закон расставанья не точен,
параграф «Прощанье» отсрочен,
но всё… всё не так, как прежде.

Я утром жене налажу
крылья и всё такое,
лететь ей в одну из башен
офисных новостроек.
Она у других в ответе
за освещенье улиц,
ловят электросети
деньги кварталов-ульев.

А я в ожидании ада
сниму и улыбку, и сердце.
Дьявол не носит «прада»,
ему ни к чему маскарады,
и, если огонь – расплата,
то мне и в костре не согреться…
* * *

Побег на запад

Ватага весёлых бандитов
утюжит ларьки на базаре.
В широтной глуши океана
японский бредёт китобой.
А Пётр, по фамилии Динер,
в Баварии пивоварит,
с Россией давно расплевался,
он стал стопроцентный тевтон:
«Вас ист? Я. Зер гуд!
Я. Драй пфенниг.»
Детишки, Денис и Танюшка,
по-дойчландски шпрехают лихо,
своё русопятство забыв.

«Шестёрка» Гремушников Витя,
придя после «дойки» с базара,
побрил лучезарно макушку
и жёлтый накинул халат…
Когда бы его увидали
китайцы лет этак за двести,
ему бы отрезали яйца
за наглое святотатство,
и долго пилили бы шею
тупой деревянной пилой…
«О, варваров дикое время!» —
сказал бы мудрец Вынь Сухим.

Сэнтё китобоя «Сё-мару»
Разглядывал фото любимой,
та голою грудью манила,
звала китобоя в Сянган.
И много их, фото любимых,
по стенам каюты висело,
и надписи тихо гласили:
«Пусан», «Кагосима», «Шанхай»…
Мда, секс-аппетит азиатский,
японский, сказать, аппетит.
«Божественный ветер с Востока!» —
Сказал бы Тояма-мудрец.

Гляжу на восход. Несомненно,