Сержант Привалова Анастасия Ивановна.
Особый отдел КЧФ.
Личное дело
Красноармеец Привалова А.И., 1922 г.р., член ВЛКСМ, уроженка Москвы.
Студентка МПИ, факультет романо-германской филологии. В 1941 году добровольцем призвана в Красную Армию. Окончила радиотехнические курсы центра диверсионной подготовки Московского ВО. По окончанию курсов прикомандирована к разведотделу 51-й Отдельной Армии. Неоднократно забрасывалась в тыл к немцам в качестве радиста особого парашютно-десантного разведотряда. За выполнение сложных заданий награждена орденом Красной Звезды. В период отступления 51-й армии из Крыма разведотряд оказался отрезанным и не был эвакуирован после выполнения ответственного задания. С ценными документами несколько бойцов отряда, в том числе сержант Привалова, сумели пробиться в Севастополь, где сержант Привалова поступила в распоряжение разведотдела штаба флота.
Имеет опыт ведения войсковой разведки и вербовки агентуры из местного населения…
– Значит, так… – подытожил смотр лейтенант. – Задание следующее…
Интерлюдия
…Грохочет орудиями главного калибра «Императрицы Марии» с 30-й и 35-й батарей осаждённый Севастополь, выбиваются из последних сил остатки Приморской армии, и рвут на груди тельняшки спешившиеся моряки, надолго закрепляя за собой прозвище «полосатых дьяволов».
Расходуя последние патроны, вгрызается в древнюю землю Керченского полуострова Крымский фронт, оттягивая на себя всё новые и новые фашистские части из-под Севастополя. Оттягивая момент, когда из чёрной тарелки репродуктора над кухонным столом, над станком, на стене кабинета и бревенчатой стенке блиндажа раздастся трагическое: «Сегодня, после многомесячной героической обороны, нашими войсками оставлен…» – и замрёт, оборвавшись, каждое сердце, и будто остановится в нём кровь…
Кровь войны – чёрная. Кровь войны – нефть.
Она оживляет её механический организм. Остановится ток её в стальных жилах и карбюраторах машин – и замрут без единого выстрела танки, зачахнет авиационный двигатель, снаряды не подвезут на позиции и умолкнут орудия, встанут эшелоны…
Сердце, безустанно качавшее чёрную кровь войны в организм «германского инженерного гения», билось в нефтяных скважинах Румынии; приводившее в движение «ярость благородную» Отечественной войны – на Кавказе.
Между ними – Крым. Пятачок на карте мира – пальцем накроешь. Но многократно, до подробностей высоты №… увеличенный, этот пятачок – и в кармане генерала вермахта, и в командирском планшете лейтенанта Красной Армии. И на столе президента, премьер-министра, короля или генерального секретаря.
Крым. Земля, созданная, кажется, для земного наслаждения райским блаженством, стала сущими вратами ада. Её рвут сапёрные лопатки, её пашут снарядные осколки, её бьют пули как советских, так и немецких солдат. И те, и другие поливают её одинаковой кровью, красной кровью – за чёрную…
С одной только, но существенной, разницей. «Наше дело – правое!»
Так что нарукавные нашивки, которые срочно шьют для солдат Манштейна на фабриках Фатерлянда: «За покорение Крыма» – это если не совсем зря, то ненадолго.
«Победа будет за нами!»
Но пока…
Глава 4
Мастер-палач
Гибралтар
Когда Гельмут разместился в откидном кресле боевой рубки, тишина воцарилась даже на «Потсдамской площади» – так, из-за постоянной беготни и грохота железных пайол, матросы называли кормовой отсек «U-73», соединявший центральный пост с камбузом, дизельным и электромоторным отсеками.
Сняв белую фуражку с золотистым распластанным орлом на чёрном околыше… – по неписаному закону, командир подводной лодки в походе всегда носил белую, парадную – капитан-лейтенант Розенфельд забросил горстью русые волосы со лба назад, зажмурился на пару секунд. Затем опустил, не глядя, ручки командирского перископа и приник к окулярам. Выбор предстоял не из простых. Гибралтар англичане охраняли, по выражению «папы Дёница»: «как собственную спальню».
Ещё он сказал…
Январь 1942 г., Берлин
…– На Средиземном море, мальчик мой, они чувствуют себя, как на заднем дворе своего родового имения. Носятся с мешками и свиньями под мышкой туда-сюда… – Вместо указки по атласной карте заметалась белая перчатка адмирала, зажатая в кулаке. Заметалась, отмечая эфиопское побережье, Мальту и Балканы, где уже «Nat?rlich» – на полном серьёзе – началась война между англосаксами и германской империей. Что ни говори, а колониальные владения в Африке и на Ближнем Востоке – это вам не абстрактные демократические ценности свободной Европы, это реальные марки и фунты стерлингов, тут ждать у моря погоды не приходится. – Надо и здесь отучить британцев считать Средиземное своим внутренним морем, как мы это сделали уже в Атлантике… – И контр-адмирал добавил, разведя большие пальцы сцепленных на животе рук: – Не без вашей помощи, мой мальчик.
«Мой мальчик», – едва ли не самый молодой капитан-лейтенант подводного флота рейха, но уже с «Испанским» и «Железным II степени» крестами в петлице, Гельмут Розенфельд учтиво подтянулся и коротко кивнул, бросив русую чёлку на глаза.
Это любимое «Mein Junge – мой мальчик» командующего подводным флотом – и впрямь чем-то похожего на лютеранского сельского падре с высоким лбом, невидными белёсыми бровями и ресницами, скудным рыжеватым зачёсом – и породило его прозвище «папа Дёниц». За глаза, конечно.
– Не говоря уже о том… – продолжил «папа», – что, как бы ни распинался наш многоуважаемый Log рейхсминистр, сколь-нибудь достаточно снабжать Роммеля люфтваффе не в состоянии.
Несмотря на довольно рискованное определение: «Log» (враль, болтун) в адрес ближайшего соратника фюрера, рейхсминистра Геринга, физиономия контр-адмирала по-прежнему сохраняла самое педантическое выражение, только невольно как-то адмирал побарабанил большими пальцами по животу в двубортном тёмно-синем кителе, вообразив себе, видимо, «жирного Германа» воочию.
– Однако, калитка на этот задний двор Британии только одна… – снова обернулся к синим полушариям за спиной Денниц. – И довольно тесная – Гибралтар. Сделать её открытой для наших судов или, по крайней мере, время от времени захлопывать перед носом Королевского флота – ваша задача, мой мальчик.
Гибралтар
И вот U-73 капитан-лейтенанта Розенфельда, флагман специального отряда подлодок серии VII B – лодок атлантических просторов и больших возможностей – лежит на стальном брюхе, затихнув в мглисто-зелёном подводном сумраке, как узкорылый хищник. Недвижный, но изготовившийся метнуться за нерасторопной дичью.
И дичи более чем предостаточно. Штурман и боцман машинистов на центральном посту, внизу, под вращающимся креслицем командира, переглядываются. Даже молоденький оберфенрих в должности офицера локации изумлённо и сердито уставился на капитана, замершего с закрытыми глазами и как-то бессильно повесившего руки на рукоятях перископа. Уж кто-кто, а фенрих – выпускник офицерского училища в ожидании присвоения офицерского звания – знает, слышит в кожаных наушниках: транспорты есть, проходят над их головами один за другим, тысячи тонн, победные реляции фюреру, очередные звания и, может даже, «железные кресты». И чуть задранная со дна щучья морда их лодки смотрит прямо в днища транспортов британского конвоя, глубоко просевшие в подводную мглу, словно вынюхивает четырьмя косыми прорезями торпедных аппаратов ту, единственную, но самую нужную, самую соблазнительную жертву… Самый главный приз на этой ярмарке смерти.
«Однако… Когда же? Когда капитан решится? Вот ещё 7 000 брт исчезло из сектора обстрела. Donnerwetter!..»
Гельмут усмехнулся, словно услышал тщеславные мечты будущего «волка Атлантики». Когда-то, теперь, кажется, в бесконечно далёком 32-м, и он, молодой «фенрих цур зее», с такими же мыслями вглядывался с палубы лёгкого крейсера «Кенигсберг» в свинцовую морскую даль.
«Что ж, у этого малого куда больше шансов сделать быструю карьеру… очень быструю… – подумал Гельмут, массируя воспалённые глаза большим и указательным пальцами. – Средняя продолжительность жизни нынешних подлодок кригсмарине редко превышает 2–3 похода…»
– «Игл»? – произнес оберфенрих, акустик, чуть слышно шевельнув по-детски пухлыми губами, и поднял на капитана ищущий вопросительный взгляд.
«Однако кое-что для него можно сделать и прямо сейчас… – кивнул в ответ Гельмут и снова припал к резиновой маске окуляров. – Вот он…»
Авианосец «Игл» возвышался над эскортом кораблей охранения с надменностью индийского раджи в толпе слуг и евнухов. Не поймешь даже, для кого такой солидный эскорт – для конвоя, идущего на Мальту с войсковыми грузами, или для него самого? Неуклюжий, со снесённой как бы набок верхней палубой, угловатой рубкой, увенчанной радиомачтой и дымовыми трубами, сгруппированными на корме…
Гельмут повернул рукоять перископа и к глазам его резко приблизились бронелисты борта в серо-голубом камуфляже, гнутые тали спасательных шлюпов, подъёмник для гидросамолётов. Чуть выше, на открытой палубе, задрали усатые крысиные морды дюжина многоцелевых «Аэрокобр».
«Вот, герр фенрих, сынок, это и есть главная призовая цель. Без них, без американских самолётов на английской службе, все тонны военных грузов конвоя, считай, что уже на дне. С этим ребята из люфтваффе сами справятся. Им это сподручней и…»
– Всплываем с кормовых резервуаров… – негромко распорядился Гельмут. – Приготовиться к атаке. Номера один, три, два, четыре…
«Штабсбоцман машинирен» подскочил со своего кожаного креслица, сразу обеими руками завертел маховиками дистанционного управления, успевая при этом что-то отрывисто выкрикивать в медный раструб переговорного устройства, в машинное отделение: больше не было необходимости в маскировочном режиме «das Schweigen», молчания. Всё равно, менее чем через минуту…
U-73 поднялась, словно учуяв добычу. На баке лодки вскоре заплясали чешуйки солнечных отблесков. И когда до слюдяного потолка светящейся поверхности моря осталось не более легендарных семи футов, носовые отверстия торпедных аппаратов взорвались алмазным фейерверком пузырей, и серебристые нити потянулись в направлении невидимой цели…
Гельмут Розенфельд её видел. Он видел, как содрогнулась стальная громада авианосца, заклубился дымом и пламенем его правый борт, из бурых клубов полетели неразличимые потроха его внутренностей. И прежде чем на сторожевых кораблях начался «Allarm», или попросту паника, прежде чем, рыская противолодочным зигзагом, английские эсминцы заложили штурвалы в сторону атаки, U-73, вспоров на мгновение трубами перископов волны Средиземного моря, снова канула в зеленоватой подводной мгле. Как на край местами вздыбленной, местами проваленной лётной палубы поползли беспомощные «Аэрокобры» в синем камуфляже морской авиации, Гельмут уже не видел.
Но «папа Дёниц» по этому поводу высказался: «Командир лодки рисковал: конвой мог изменить курс, что лишило бы его шансов на успех. Но он правильно считал важнейшей задачей потопление авианосца, потому что германские и итальянские самолёты после выхода его из строя получили бы отличную возможность атаковать конвой, оставшийся без воздушного прикрытия. И этой цели командир подводной лодки добился. И это уже расчёт не рядового командира лодки, стремящегося выполнить атаку при первой возможности. Это адмиральский расчёт, хладнокровие и умение Мастера».
Апрель 1942 г., Берлин
– Поэтому именно вас, дорогой Гельмут, я и утверждаю командиром 30-й флотилии, – по обыкновению сцепив на груди пальцы и шевеля только большими, раздельно произнёс Карл Дёниц, словно диктуя приказ стенографистке. – Вас смущает, что после океанских «семёрок» вам придется командовать этими карликовыми старушками, II B?