Эволюция человечества. Книга 2. Эволюционный путь человечества. Через войны и кризисы к интеграции

Поскольку при этом основная структура системы сохраняется, то воспроизводство подсистем обеспечивается содержанием системы в целом. Сопряжено изменившейся системой по отношению к повторным частным преобразованиям можно принять также окружающую среду, если она содержит необходимые для этого условия. В частности, многократно при низких температурах вода превращается в лед, поскольку в водоемах находятся требуемые для этого инородные вещества.

Но, имея в виду метастабильное состояние при новообразованиях, «меру» не определить, пока «случайно» не возникнет интеграция. Лишь после многократного воспроизводства нового качества «мера» в сопряжено развитой среде может приобрести устойчивую величину.

СЛУЧАЙНОЕ И НЕОБХОДИМОЕ

С этими понятиями мы встречаемся почти в любом философском трактате. У Гегеля: «реальная необходимость содержит случайность не только в себе, случайность также становится в ней» (2, с.198) – в чем сказывается и действительная взаимообусловленность понятий и их причастность развертывающейся абсолютной идее. В плоскости абстрактных рассуждений шли длительные споры между теми, кто признает лишь необходимость всех явлений (попросту ограничены наши знания), и теми, кто находит все происходящее случайным, поскольку данное конкретное событие есть результат бесконечной совокупности воздействий, или случайность правит миром. К тому же принципу можно отнести объяснение случайности, как момента пересечения причинно-следственных рядов, при котором фактически абсолютизируется необходимость, а случайное ставится в зависимость от него, как следствие пересечения. Как правило, философы, устремившись к предельной абстракции, впадают в крайности либо онтологизации, когда они всецело исключают субъективность в познании, а в понятиях видят абсолютную объективность, каким якобы есть мир на самом деле, либо субъективизации, когда все знание безраздельно привязывается к субъекту.

Более глубокий подход Гегеля, и вслед за ним Энгельса, указывает на «основание», как определяющий принцип оценки этих понятий. «Случайное имеет некоторое основание, ибо оно случайно, но точно так же и не имеет основания, ибо оно случайно» (2, с.191). Энгельс отмечает, что эти противоположности, «если их рассматривать раздельно, превращаются друг в друга. И тогда должны прийти на помощь «основания» (3, с.185).

Физики, без какого-либо обращения к категориям философов, тем более к казуистике их толкований, издавна определили флуктуации в системах фазового перехода как проявление случайности. Им незачем было знать о значении «основания» по Гегелю. Поскольку изучалось фазовое состояние вещества, то отклонения параметров от характерных средних значений должны были возникнуть вследствие своеобразных внешних влияний, то есть по иному, не относящему к данной системе, основанию. Поэтому флуктуации, обеспечивающие фазовый переход, оцениваются как случайные явления, с необходимостью присущие любой системе. Основание такой необходимости лежит в многообразии природных явлений, подвергающих своему воздействию все реальные объекты.

Но это только одна сторона отношения случайное – необходимое, сторона осуществленного развития, где наличествуют и сформировавшиеся структуры с проявлением их закономерностей и суммативные системы со многими степенями свободы их элементов. Сам акт перехода в новое качество показывает существенную сторону перехода случайного в необходимое, что скрыто в проявлении сформировавшейся целостной системы.

Определение случайного в суммативной системе возможно через основание системы, или в противопоставлении внешней необходимости, вызвавшей объединение гомогенных объектов в данном месте и времени. Случайное подчинено иному основанию, иной необходимости, отчего по данному основанию оно случайно. Но, обеспечив единение системы во взаимосвязи, оно становится фактором структурирования новой целостности. Тем самым обретает цену необходимости. Основанием для целостной системы становится уже не внешняя, а внутренняя необходимость, обусловленная случайностью. «Но эта необходимость в то же время относительна. – А именно, она имеет предпосылку (Voraussetzung), с которой она начинает, свой исходный пункт она имеет в случайном» (2, с.196).

Более плодотворным является рассмотрение целостного объекта как исторически сформировавшейся многоуровневой системы. Хотя и в данном случае мы также абстрагируемся от многих случайностей, но от случайностей внешних, «безразличных» к существованию данного объекта; их отсеивание не влияет на активность и функционирование. В целостном объекте мы видим не только системную иерархию, но и те вовлеченные элементы среды, чья случайность по отношению к системам обеспечивает необходимость функционирования их подсистем. Имея в виду тот факт, что действие системы базируется на активации всей иерархии подсистем, что проявление активности последних осуществляется путем их распада (частичного) и восстановления, что этот процесс требует тех же предпосылок, что и имевший в прошлом акт развития, а значит и наличие «случайного», то объект, или общая система, должна содержать и поставлять подсистемам эту необходимую случайность. Фактически функционирование есть повторение истории последовательного многоуровневого наслоения интеграций, следовательно, случайное внешней среды должно содержаться как необходимое во внутренней среде объекта в целом, оставаясь случайным внешним для каждой подсистемы. Такова внеклеточная среда для клеток целостного организма. Но и для сопряжено-развитой среды таковыми являются особенные примеси, обеспечивающие повторные фазовые переходы веществ.

Поскольку случайное в суммативной системе обязано иному основанию, то оно никоим образом не подчинено системе и может представлять собой самые разные качества и количества. Переход к целостности осуществляется при метастабильном состоянии, что приводит к чрезмерно широкому охвату активированных элементов и к возможному образованию различных ядер нуклеации, а значит и многообразных случайностей. Последующая история повторного воспроизводства очистит объект от ненужных, и сохранит лишь необходимые случайности. Это в первую очередь затронет древние подсистемы и их среду.

Из вышесказанного подчеркну самое главное, то, что понадобится при рассмотрении истории обществ, а именно: случайное, способствующее организации общества, позже может выступать как необходимое для ее существования в новом состоянии. Соответственно вектор активности общества приобретает направленность, обусловленную воспроизводством этой необходимости.

ВОЗМОЖНОСТЬ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Понятия «возможность» и «действительность» не лучшим образом подходят для определения процесса новообразований. В гегелевской философии они выступали как существенные характеристики становления, «для себя» развертывания «в себе» содержащего сущего. «… Возможность как простое в-себе-бытие есть нечто непосредственное, лишь нечто сущее вообще». «Реальная действительность теперь равным образом имеет возможность непосредственно в самой себе» (2, с.193). Но если все становящееся содержится в начале становления, то процесс во времени теряет смысл, развертывание может быть сугубо логическим.

К схожему пониманию развития приближается так называемый «диалектический детерминизм», когда придают чрезмерную значимость внутренним противоречиям, самоорганизации, фактически полагая будущее всецело обусловленным сущностью реальных объектов. Официальный исторический материализм во многом следовал такой концепции общественного развития, не сомневаясь, что классовая борьба (внутреннее противоречие) приведет к социализму и далее к коммунизму. Подобный упрек в принципе можно было бы высказать любой теории закономерного развития, если она не включает природные условия неравновесности и случайное, как существенный момент развития. Формирующаяся структура будущей интеграции не может быть определена в настоящем, также как и закон, который родится вместе с рождением новой структуры. Возможность «нечто» предполагает какую-то форму сущего этого «нечто» («идея», «понятие» у Гегеля), но если ей отказано в этом, то возможности, кроме воображаемой, «в самой себе» исходной действительности нет.

Несколько иначе предстает процесс воспроизводства возникшего. В каждом элементе, как в матрице, проявляется структура целого, следовательно, содержится и свернутая форма его становления. Все формы воспроизводства сформировавшегося объекта изначально предполагают идеальную или зародышевую структуру результата. Особенно наглядно возможность, присущая действительности и реализуемая в ее движении, предстает в биогенетическом законе. Становление при этом проходит этапы, заведомо присущие началу, зиготе, и весь процесс довольно хорошо, имея в виду реальную возможность и реальную действительность конечного объекта, согласуется с представлением Гегеля. В этом случае мы вправе пренебрегать однонаправленным временем, полагая однотипное воспроизводство независимым от него, а также утверждать о завершающей стадии становления, как становление взрослой особи.

Но, конечно, развитие реальной действительности на том не останавливается. Она представляет собой не только конечную «вещь со многими свойствами», но и бесконечный «существующий мир». В ней происходит случайный по отношению к реальным объектам их количественный рост, многообразие и случайности запускают новые интеграции, структуры, законы которых никоим образом не были присущи прежней реальности.

Чтобы не впасть в другую крайность и тем самым исключить возможность, присущую общим закономерностям, в частности, закономерности развития, отмечу значение иерархии структур и законов. Возникнув на начальной стадии формирования Вселенной базовые законы, определенные всеобщими структурами реальной действительности того периода, способствовали формированию в дальнейшем более конкретных интеграций с более частными законами. Можно сказать, что в этих законах заключена «формальная возможность» возникновения интеграций следующего уровня, но отнюдь не их реальная возможность. Зная всеобщую закономерность развития, мы способны указать на столь же общую формальную возможность прохождения человечеством необходимых стадий преобразования в целостную систему. Но структура конечного единства принципиально неизвестна. Она не может в действительности предстать как возможное целое, поскольку как целое не содержится ни в какой форме. Если при воспроизводстве целого оно содержится как возможное в зародышевой матрице, и вопрос касается лишь обстоятельств, условий его реализации, то при новообразовании целого его структура является и реальной действительностью и новорожденным возможным, но без необходимого случайного не может быть определена.

ПРИЧИНА И СЛЕДСТВИЕ

Чтобы не распылиться в многообразии причинно-следственных соотношений, которые имеют место в суммативных системах, я ограничусь рассмотрением этих понятий применительно к акту возникновения нового качества. Предварительно отмечу, что при нижепороговом взаимодействии, если даже мы можем исходно указать на действующий и претерпевающий объекты, отдать предпочтение какому-либо из них нам не удастся. Активный объект, воздействуя на пассивный (до того нейтральный по состоянию) объект, тем самым активирует его, причем параметры воздействия и противодействия количественно и качественно тождественны. Определение причины и следствия приобретет в этом случае субъективный характер.

В случае, когда величина взаимодействия превышает порог устойчивости одного из объектов, то после завершения акта он не возвратится в исходную нейтральность и может оставаться в активированном состоянии, с параметрами, обусловленными не воздействием, а собственной структурой. В том же состоянии оказывается живой организм вследствие энтропийных процессов, стремящихся разрушить его противопоставленную целостность. Действие собственной активности отлично от действий, причинивших это состояние, поэтому причина и следствие могут быть определенно разделены.

Для нас очень важен случай взаимодействия, при котором между объектами образуется взаимосвязь, единство противоположностей. Всеобщий закон сохранения, несомненно, осуществляется. Но в возникшем следствии причина не полностью отображена, часть ее эффекта простирается вне взаимосвязи. Растраченное вовне действие объясняется меньшими потребностями элементов во взаимосвязи, чем при обособленном существовании. Разница определяет порог разрыва связи. Следствие и в этом случае не совпадает с причиной и может быть определена как таковая.

Существует мнение, что бессмысленно употреблять однозначно связанные понятия причины и следствия, поскольку каждый объект подвергается неисчислимым влияниям со стороны бесконечной природы. Упускают из виду качественную и количественную определенность объектов, подвергаемых действиям и причиняющих действие. Бесчисленные воздействия в подавляющем большинстве имеют нижепороговую характеристику по отношению к данному целостному объекту. Причинно – следственные отношения определенно выделяются в случаях, когда действие приводит к отличному от его параметров результату.

Еще более значимый конечный эффект возникает при качественных превращениях. Если имеет место однотипность активированных элементов суммативной системы, то действия направлены не друг на друга, а вовне системы. В когерентных потоках флуктуации, причинившие вектор потока или его «узор», завершают свое влияние самим актом «толчка». Но при образовании целостной взаимосвязи элементов прекращение причины не снимает следствие, последнее фиксируется во внутренних связях. Оно способствует формированию нового субстрата, отчего последующая его активация причинит действие, в чем-то обязанное закрепленному следствию. Таким путем причина и следствие сменяют свою причастность к восходящим формам активности. Внешняя причина приводит к следствию, которое, структурируя целое, становится при дальнейшей активации уже внутренней причиной, определяющей действие. Следствие становится причиной.

ОТРИЦАНИЕ ОТРИЦАНИЯ

Поппер, с неприязнью относящийся к диалектике, тем не менее приводил примеры, вполне вписывающиеся в схему триады. Корпускулярная теория света (тезис), была заменена волновой теорией (антитезис), затем обе вошли в единую корпускулярно – волновую теорию (синтез). Тот же процесс можно было бы представить и как отрицание корпускулярной теории, затем отрицание отрицания с переходом на высший уровень, где осуществлен возврат к исходной теории, но обогащенной волновой. Вообще говоря, вариаций на тему отрицаний, отражающих действительный процесс развития, но и искусственные комбинации, высказано множество.

Марксистская позиция сохраняет основной прием Гегеля: развитие как развертывание того, что содержится в себе. Акцент делается не просто на содержащееся, а на возникающее, но внутри той же системы. Отрицание – это форма высвобождения нового «из недр старого». «Разделение на противоположности, их борьба и разрешение», когда «достигается первоначальный исходный пункт, но на более высокой ступени» (4, с.328). Наглядный пример Гегеля – прорастание зерна. Первое отрицание – превращение зерна в росток. Развивающееся растение сохраняет все «положительное» зерна. Второе отрицание – в колосе созревают новые зерна, растение отмирает. Цикл развития приводит к исходному, но на новом количественном, полагается и качественном, уровне. Марксисты предпочитали примеры из классовой борьбы. Наиболее впечатлительным был исторический процесс: бесклассовое первобытное общество отрицается возникшими классовыми государствами, после которых путем второго отрицания, образования коммунистического общества, произойдет переход вновь к бесклассовому сообществу, но на высшей ступени.

Примеры кажутся подходящими к всеобщему закону, но остается неудовлетворенность столь значительным утверждением и его конкретным обоснованием, которое в меру обращения к частным случаям может быть истолковано и отнюдь не всеобщими, а частными принципами. Схема Гегеля: идея – полагание – понятие, кажется убедительной в определении отрицания отрицания; но это в целом надуманная схема. К общим суждениям о развитии должен приводить естественнонаучный анализ известных актов качественных переходов.

Постараюсь выявить в этом процессе такое, что можно было бы охарактеризовать как отрицания. При этом, однако, воспользуюсь понятиями в стиле Гегеля. Каждый целостный объект, элемент суммативной системы, может быть представлен двояко. С одной стороны, он обладает собственным качеством данного объекта, как такового, и в том отличен от внешнего мира. Назовем эту обособленность, «самость», как его «положительность», то, что определяет его как данный целостный объект. С другой стороны, объект причастен природе, он состоит из элементов мира, его существование возможно благодаря постоянной взаимосвязи с внешней средой (абсолютно замкнутых систем не существует). В том сказывается его слабость, подчиненность внешнему, зависимость от мира, противостоящего собственному качеству, иначе говоря, его «отрицательность».

Перехода от суммативной системы к целостной можно разбить на два основных этапа. На первом, природный процесс роста объектов или попросту внешние влияния нарушают целостность элементов и переводят их в активированное состояние. Это означает доминирование отрицательности, неспособность самих объектов сохранить свою качественную особенность, признание превосходства окружающей природы. В системе возрастает количество действующих элементов, учащаются и усиливаются их столкновения. Этот этап неравновесности, метастабильности предстает как отрицание равновесного нейтрального состояния элементов и системы. При этом, однако, элементы не разрушены, они сохраняют структурное наследие, а с тем и возможность восстановления или вовлечения в последующие интеграции. Кроме поддержания внутреннего достоинства элементов система сделала шаг в развитии благодаря увеличению их активного количества, расширению количественной возможности.

Второй этап заключается в преодолении «отрицательности». Или, употребляя те же понятия, в отрицании отрицания. Природный процесс не остановить и систему не вернуть в прежнее равновесное состояние. Количественное пересыщение должно воплотиться в качественно новую взаимосвязь. Простое суммирование такую задачу не решит. Требуется внести противоположность в системные отношения. Основанием для нужных изменений сама система не способна стать. Никаких саморазвертывающихся абсолютных идей нет, как нет и самодвижения противоположностей. Внешний мир подвергает элементы системы случайным изменениям, из которых наиболее плодотворные обеспечивают системную интеграцию. Включив во внутреннее противоречие новое «иное», «отрицательное», родившееся качество обретает по отношению к началу расширенную «положительность», а с тем и большую устойчивость.

Рассматривая весь акт развития в целом можно сказать, что первоначальная целостность (положительность) элементов уступает место их активированному состоянию (отрицательность), столкновениям, метастабильности (первое отрицание), чтобы затем вновь обрести целостность (второе отрицание), но на более высоком уровне. В процессе эволюции совершается множество таких циклов, что делает эти этапы достойными статуса закона отрицания отрицания.

Пример Гегеля: зерно – растение – зерно, – не лучшим образом соответствует процессам новообразования, но является вполне подходящим для подспудной основы всей его теории, процессов воспроизводства. В этом варианте исходный зародыш, содержащий в себе как возможное все стадии исторического становления, благодаря опять-таки количественному росту базовых элементов повторяет пройденный путь, преобразуется в росток, растение (тем самым отрицая свою исходную форму), которое, достигнув зрелости, рождает вновь (второе отрицание) свои плоды. При этом, однако, вовсе не обязательно, чтобы конечный результат повторил начало на более высокой ступени. Возможные мутации имеют непредсказуемый эффект и в общем случае скорее вредны, чем полезны для существования. Как правило, в организме есть выработанные механизмы ограничения мутационных вариаций. К тому же, как утверждают генетики, прижизненные изменения систем высшего уровня у животных не откладываются в генах; последние подвержены, как правило, воздействиям низшего уровня – излучения, химия и т. п.

Марксистский пример в принципе хорош для демонстрации закона отрицания отрицания. У меня есть только одна претензия к трактовке: классовый характер отношения в обществе следует воспринимать как следствие насильственных отношений между народами. Первое отрицание происходит намного раньше и сказывается не в отдельно взятом обществе, а между ними. И точно так же единая взаимосвязь возможна во всем человеческом сообществе, но не в отдельных его подразделениях. То есть следует изначально рассматривать систему существующих людей на планете, которая проходит известные этапы преобразований. Этап отрицания своего устойчивого существования, период количественного роста и насильственных взаимоотношений, как и этап предстоящего в далеком будущем преобразования в целостную систему, действующую как единый организм. При этом, как это часто бывает и при фазовых переходах первого рода, в различных местах возникают локальные объединения, в них могут происходить промежуточные переходы, преобразования, которые только в дальнейшем охватят систему в целом. Каждый подобный цикл также может оказаться подверженным закону отрицания отрицания.

ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ

Были времена, когда частные науки развивались под эгидой философии. Мировоззренческая проблема: каким образом из «единого» или из основных элементов мира могло возникнуть видимое многообразие, – была определяющей для многих изысканий. Однако со временем собственные естественнонаучные задачи позволили обрести физике, химии, биологии и множеству иных наук самостоятельность и, более того, постепенно оттеснить философию к пропасти беспредметности. Физиология и когнитивная психология начали заниматься познавательными процессами, всевозможные логики (не диалектические) присвоили область мыслительных выводов, что казалось последним убежищем философии. Кибернетика легко прибрала к рукам обобщенную теорию систем, организации и управления. Удар по представлению о роли философии как обобщения наук все же не стал смертельным, поскольку кибернетике поддавалась лишь уже сформировавшаяся, «ставшая» область явлений. Процесс развития оставался прерогативой философии. Поэтому для нее синергетика могла бы стать самой убийственной теорией, которая окончательно лишила бы последней зацепки для философии иметь собственный предмет исследования. И, видимо, пришлось бы признать отмирание философии, если бы не тот спасительный и бесценный для нее факт, что синергетика принципиально не способна создать формализованную картину развития.

В древности философия будучи «наукой всех наук» была занята обобщенным представлением о мире, и более всего соотношением субъективного и объективного в познании.

После того, как естественнонаучные теории обрели собственные методы исследования, в немалой степени опирающиеся на формальную логику, и независимо от философии добились больших успехов в познании природы, естественно возник вопрос: имеются ли такие явления мира, для изучения которых нужна философия? Многие институты философии приводят целый набор различных учений, которые якобы принадлежат философии. Но одни дисциплины также обладают собственными методами и не испытывают необходимости обращаться к философским категориям и понятиям. Они, как и другие естественные науки, могли бы отстраниться от философии. Что же касается таких направлений как философия религии, науки, истории и пр., то они для философии являются вторичными. Следует прежде определить собственный предмет и отличные от иных наук особые методы изучения, чтобы утверждать о пользе, тем более необходимости философского анализа определенных сфер человеческой деятельности.

Эта проблема обсуждается уже несколько веков. После Гегеля даже многие материалисты, в том числе Энгельс, пришли к выводу, что предметом философии является мышление. Но за прошедшее время различные стороны мышления стали успешно исследоваться естественными науками, физикой, биофизикой, биохимией, физиологией. С другой стороны расплодилось множество формальных логик: модальная, вероятностная, паранепротиворечивая, ограничивающие даже закон тождества, и пр., – которые стремятся охватить весь диапазон мыслительных процессов, но которым противоречат законы диалектики. Следует все же полагать, что мышление человека – слишком широкое явление. Для философии я бы выделил в нем только акты отражения и их высшую форму – познание.

При этом подходе перед философом ученым (не богословом) встает проблема истока познания. Известный факт, что все сущее на Земле состоит из одних и тех же начальных элементов, из атомов и молекул, вынуждает задуматься над какой-то особенностью их взаимосвязей, обусловившей у сложных образований, таких как животные, а позже человек, способность ощущения, восприятия, познания.

Иначе говоря, философ встает перед задачей: если есть присущий ему собственный предмет, то следует определить его предпосылки даже в явлениях низших уровней, и доказать, что они не могут быть объяснены естественными науками. В частности показать, что существуют такие физические явления, которые физика принципиально не способна изучать своими методами, отчего необходим философский подход.

Явления типа фазовых переходов первого типа, когда возникают метастабильные состояния, выход из которого не может быть определен физической теорией, подробно описаны в книге первой, в главе «Качественные преобразования в физике и химии».

Можно подойти к этой проблеме с другой стороны. Познание определяет наше развитие, развитие наших возможностей во взаимодействии с внешним миром, следовательно, формальная логика, наиболее действенная для математических методов, но и для привычного мышления ученых – естественников, не способна постигать эту сферу действительности. Изменение, развитие, качественное преобразование объектов противоречит принципу тождества. Именно эта сторона действительности неподвластна формальнологическому мышлению, и требует иного, диалектического осмысления.

Представление главного момента перехода (скачка) к новому качеству, «интернализация» внешнего, иначе, отражение случайного фактора внешнего мира, подвластно только философии. Формализация и математизация этого момента развития принципиально невозможна. Именно диалектика позволяет понять взаимоотношение исходного и конечного объектов, и постичь процесс, при котором конечный объект вынужденно стремится приравняться к бесконечной природе путем вовлечения в какой-либо форме признаков внешнего мира в свое содержание. Предмет философии – качественные преобразования, как акты развития, при котором происходит «интериоризация», отражение признаков внешнего мира.

Надо полагать, была причина, приведшая к разрыву между гуманитарными и естественными науками. Химики постоянно обращаются к физике, решая многие свои задачи с ее помощью, биологи при углубленном анализе сталкиваются с физическими и химическими явлениями, психологи с физиологическими явлениями. Но все попытки историков и социологов подтянуть общественные явления к психологии или физиологии кончались неудачей. Будто в восхождении природных объектов до уровня человека возникла брешь, не закрываемая естественным переходом. И виновато в том было состояние человеческого сообщества и отдельных обществ, которые, несмотря на желание представить их как целостные системы, таковыми не являлись. Значительная степень суммативности, но к тому же специфическое качество человека, его сознательная деятельность, придавала элементам и их локальным объединениям относительную независимость, а вместе с тем и чрезвычайное многообразие. Бесплодные попытки найти основание, к которому можно было бы привязать разнородные единицы, породило нигилизм по отношению к всеобщим законам развития. Грубо говоря, его суть сводится к тезису: раз не способны понять закономерность эволюции, тем хуже для нее.

Философам, конечно, не пристало сдаваться. Всеобщие категории должны настраивать на подчинение им всего сущего. Так именно и поступали выдающиеся философские учения прошлого. В наше же время все больше внимания стали уделять изучению конкретных явлений, отчего возникли сомнения во всесильности прежних абстрактных понятий. На сей раз возросло значение естественнонаучного подхода к проблемам развития.

Если прежде философия высокомерно отстранялась от черновой науки и лишь снисходила до ее результатов с тем, чтобы показать непременную причастность новейших открытий своим изначально предписанным принципам, то теперь ей следует доказывать свое право на существование. Для этого необходимо отказаться от своей привилегированности и снизойти до уровня естественных наук, чтобы постигать закономерности и те особенные процессы, выявляемые при изучении самых разных уровней материи, от физических до общественных. Базируясь на полученных результатах делать шаги в понимании общих принципов развития, выявляя при этом специфическую, но существенную роль отражения в этом процессе.

ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ И ЕСТЕСТВЕННЫЕ НАУКИ

Соответственно философия истории должна ограничиться лишь той стороной эволюции человечества, которая не подвластна методам иных дисциплин. Теория диссипативных систем показала, что не только равновесные периоды роста элементов, но и слабо неравновесные стадии вполне доступны формализованному походу. Линейные и нелинейные уравнения справляются с их описанием. Вне их компетенции остается скачок, переход к новому качеству с отражением внешнего мира. Именно этот момент очень важен для философии, а, в частности, для философии истории важно понять и оценить влияние познания, познанного и известного на организацию и преобразования обществ, сообществ.

По мере усложнения жизни стремление к познанию и творчеству обретает большую необходимость, и порой предстает как самостоятельная направленность деятельности людей. Искусственное преобразование окружающей среды, биосферы, искусственные формы управления, типы коммуникаций и вообще огромная сфера культуры вносит в систему такие качества, которые не поддаются естествознанию. Философский подход остается востребованным.

Если же учесть, что все обычные природные процессы, несомненно, протекают и в жизни сообщества людей, т.е. непрестанное воспроизводство возникших общественных единиц, их количественный рост, напряженные, метастабильные периоды и прочее, то одной философией истории, конечно, не обойтись. Необходимо объединение усилий всех наук, их интеграция, для глубокого и полного представления эволюции человечества.