GROND I: Блицкриг

– Ну, чтоб мне никогда сюда не вернуться, – произносит Воронова и отстёгивает ремни. Женщина тем временем снимает шлем, и Ольга впервые видит её лицо. На вид хирургу около тридцати пяти, у неё красивое русское лицо с сильным подбородком и пристальными серыми глазами, которые внимательно оглядывают девушку. Женщина поправляет тугую длинную косу, затем отстёгивается от кресла и идёт проверять старика в медицинской капсуле.

– Так, он успешно перенёс взлёт, сейчас это главное. Ты как?

– Нормально.

– Есть хочешь? Пить?

– Чуть позже. Сейчас меня интересует другое – кто вы и что это за корабль, с которым мы стыкуемся через двадцать пять минут?

Хирург садится в кресло, достаёт стакан-термос, делает пару больших глотков чёрного кофе, переводит дыхание и продолжает разговор своим спокойным мелодичным голосом:

– Капитан третьего ранга Елена Чернова, а ты у нас Ольга Воронова, бывший энсин. Итак, Ольга – Елена, Елена – Ольга, вот и познакомились, очень приятно. Я корабельный врач на «Большевике», том самом корабле, на который мы сейчас и направляемся. Слышала про такой?

Естественно, Ольга слышала про этот корабль, нет такого космонавта, который не знал бы про Старого Большевика.

ГЛАВА 2: БОЛЬШЕВИК

Тишина. Как всегда, по пробуждении её ждёт тишина. Но это другая тишина, не та, что в тюремной камере, вырубленной в скальной породе. Там тишина мертвая, неподвижная. Здесь же тишина живая, и жизнью её наполняют многочисленные машины, неустанную работу которых можно даже не слышать, но ощущать всем телом. Тишина, невесомость и данные, идущие непрерывным потоком на обработку её подсознанием, снова как на Высоком Доме, ещё до того, как она получила сигнал SOS поздно ночью третьего января. Всё как и должно быть, она там, где должна быть – в космосе, на борту боевого корабля, в постоянной матрице. И всё же, несмотря ни на что, Ольга открывает глаза медленно, с осторожностью, в приливе несвойственного ей иррационального страха – вдруг прекрасный сон растает, и она увидит над головой базальтовый потолок с прожилками кварца и оливина, знакомыми, как линии на ладонях?

Светлое серо-голубое синтетическое покрытие, за которым броня. Девушка не в тюремной камере, а в крошечной каюте, лежит на верхней койке и может потрогать серо-голубую поверхность рукой, она приятно шероховатая на ощупь.

– Осторожно, потолок низкий.

Русский язык с сильным акцентом. Товарищ Фрунзе предупреждает её с нижней полки.

– Спасибо, я помню.

Воронова парит в сантиметре над койкой, пристёгнутая широким эластичным ремнем, что неудивительно – Большевик закончил разгон и лёг на курс к Земле, двигатели молчат, невесомость. Боевой корабль – это не космическая станция с постоянной силой тяжести: привычной гравитации здесь не будет, надо привыкать, обновляя рефлексы и снова сживаясь с космосом после длительного простоя. Привыкать к невесомости, привыкать к перегрузкам и к тесноте тоже привыкать.

– Свет!

Светильник заливает каюту тёплым жёлтым светом. Ольга переводит дыхание, отстёгивает ремень, аккуратным движением переваливается через койку и подтягивает себя к замку. Несколько раз нажимает – бесполезно, круглый люк отказывается открываться.

– Ольга Воронова, прошу открыть люк, – произносит девушка, и люк уходит в сторону, открывая доступ в узкий вертикальный туннель. Туннель напоминает большую гофрированную трубу, стены облицованы тем же мягким шершавым пластиком, что и в каюте, с обеих сторон тянется ряд едва выступающих скобок штормовой лестницы, чувствуется дуновение ветра от системы вентиляции. В воздухе повисает красная стрелка, указывая вниз, к кормовым отсекам Большевика.

– Вас понял. Фрунзе Анастасович, я до кают-компании прогуляюсь?

– Не возражаю, я пока ещё посплю.

Она проскальзывает в трубу и спускается, двигаясь вниз головой и цепляясь кончиками пальцев за скобки, люк за ней закрывается. Миновав несколько задраенных отсеков, Ольга оказывается у перекрёстка, где стрелка велит свернуть в боковой туннель, пройдя который, она попадает в просторное, наполненное светом помещение с большим панорамным окном, за которым привычная тьма и маленькая Земля в правом нижнем углу. В центре кают-компании воздвигнут широкий стол, за которым в гордом одиночестве сидит окружённая раскрытыми экранами рыжеволосая девушка в ярко-красном комбинезоне, длинные волосы свободно парят вокруг головы, словно языки пламени на ветру.

– Доброе утро.

– Здрасьте, – лениво отвечает рыжеволосая, ни на мгновенье не отрываясь от экранов. Воронова проскальзывает мимо неё и скрывается за люком из матового стекла, ведущим в душевой отсек. Она была здесь вчера и снова спешит вернуться, вдоволь натосковавшись по настоящей воде за долгие месяцы. Воды немного, она строго дозирована, и расходовать надо с умом, но ничто не мешает Ольге получить максимальное удовольствие. Как же ей этого недоставало…

По возвращении рыжеволосая по-прежнему не удостаивает её ни единым взглядом. Ольга спокойно переносит радушный приём и садится за стол.

– Э-э, простите, а как насчёт завтрака?

В обращённой к ней секции стола открывается технологический лючок, через который Воронова вытаскивает пакет стандартного рациона.

– Я надеюсь, вы умеете есть в невесомости?

– Да уж как-нибудь…

Ольга старается завтракать как можно медленнее. Во-первых, чтобы насладиться настоящей едой, по которой она соскучилась не меньше, чем по водным процедурам. Во-вторых, ей необходимо использовать всё свободное время, чтобы хорошенько обдумать ситуацию: поразмыслить есть над чем.

На борту частного военного корабля Большевик она уже почти сутки. Сразу по прибытии Воронова и товарищ Фрунзе были доставлены в медицинский отсек. Ольге ещё не приходилось видеть космической операционной высшего класса, предназначенной для оказания экстренной медицинской помощи раненным в бою членам экипажа, многое здесь для неё в новинку. Доку бы понравилось.

Вторым блюдом в рационе идёт горячее мясное желе с бобами и красным перцем. Выдавливая содержимое тюбика, Ольга вспоминает, как каптри Чернова ещё раз тщательно обследовала старика, выискивая возможные «закладки» и запрограммированные патологии, могущие сработать в его теле через определённый срок как бомба с часовым механизмом. Убедившись, что жизни товарища Фрунзе больше ничего не угрожает, она переключила своё внимание на Ольгу, устроив ей сеанс диагностики. Электронный микроскоп, рентгеновский аппарат, зонды внутреннего обследования, многочисленные анализы – Елена работала в матрице, напрямую подключённая к корабельному компьютеру, которого она называла Владимиром Ильичом. Этот самый Ильич тщательно анализировал собранный материал, не забывая отпускать саркастические комментарии. Не сразу Ольга поняла, что они не только изучают её здоровье, но и одновременно ищут подтверждение личности.

Последним этапом обследования было глубокое сканирование головного мозга, на которое ушло почти два часа. Как именно происходило сканирование, она не помнит, поскольку Чернова вкатила ей изрядную дозу снотворного. По пробуждении ей выдали пакет рациона, затем капитан-лейтенант – уже знакомый высокий широкоплечий азиат, представившийся Вениамином, – отвёл девушку в кают-компанию. Приняв душ и поужинав, она затем отправилась в крошечную каюту, которую будет делить с товарищем Фрунзе до конца полёта.

Старик уже спал, а Ольга провела несколько часов, занятая изучением новостных лент, стараясь восполнить информационную пустоту последних месяцев. Она должна знать, что происходило за это время в мире, если хочет понять, кто и зачем сунул её в Духовку. Необходимо прояснить много вопросов, первый из которых – почему на календаре 16 февраля 2093 года.

Бой за станцию «Высокий Дом 8» произошёл в ночь со второго на третье января 2092 года, год и полтора месяца тому назад. Из этого промежутка времени она помнит чуть меньше одиннадцати месяцев, где остальное – неизвестно. Допустим, ещё дней двадцать пять – тридцать её переправляли в бессознательном состоянии как груз на каком-нибудь тихоходном тюремном транспорте типа ГУЛАГ-19, на котором начинал службу Петров. Как ни крути, всё равно получается меньше одного календарного года. Что же тогда с ней происходило в остальные дни и где она их провела?

За время её отсутствия мир мало изменился, только ухудшилась экономическая ситуация, но она всегда ухудшается. По-настоящему важных событий, с её точки зрения, не произошло, за исключением одного: Электра Донован, дочь Пирпойнта Донована, одного из девяти президентов корпорации Сверхновая, погибла при крушении личной яхты Чёрный Лебедь в начале прошлого года, как раз в ночь со второго на третье. Вместе с ней погибли ещё почти два десятка её гостей, бывших на борту Лебедя в тот роковой полёт. Проведённое расследование установило, что катастрофа стала следствием крайне неудачного стечения неблагоприятных обстоятельств. Ничьей вины нет, дело закрыто.

– Ничьей вины нет, говорите? Ладно, посмотрим, что там про твои похороны написали, подруга.

Полной записи траурной церемонии не оказалось в наличии, видимо, Электру хоронили на церемониальном кладбище клана Донован, куда доступ журналистам был заказан. В сеть попали только несколько кадров выноса закрытого чёрного гроба класса люкс, по традиции накрытого старым американским флагом, катафалк сопровождала куча больших шишек. Кто эта высокая рыжая девушка с рассеянным лицом справа у гроба, кажется, Изменённая? Нет данных.

Вдоволь полюбовавшись выносом тела, Ольга принялась собирать информацию относительно самой себя, но обнаружить многого не удалось. Действительно, в реестре торгового флота корпорации одно время числилась некая Ольга Воронова в чине энсина, личный номер 294770. Уволена по причине смерти 3 января 2092, место службы не указано, личных данных нет, фотография отсутствует. Кроме этого короткого некролога, нет никаких других подтверждений того, что Ольга Воронова когда-либо существовала.

Уволенному по причине смерти деньги не нужны, и Ольга не удивилась, узнав, что её банковские счета, куда перечислялись проценты с каждого грамма водоочистителя, просто исчезли. «Высокого Дома 8» тоже официально никогда не было, в страховом реестре Сверхновой его регистрационному номеру соответствует теперь автоматический пакгауз, используемый для снабжения колоний на низких и средних орбитах, на котором никогда не происходило ничего интересного. Возможно, если хорошо попросить, Владимир Ильич сможет найти больше информации, но…

– Ольга Воронова, к капитану!

Оклик корабельного компьютера прервал череду тревожных размышлений – Ольга сбрасывает остаток рациона в утилизатор, отталкивается от стола и влетает в дальний туннель. Рыжеволосая наконец отрывается от своих экранов и бросает ей вслед:

– Если мы с вами больше не увидимся, то очень приятно было познакомиться.

– К чёрту.

Ольга медленно поднимается, по возможности стараясь замедлить свой путь, но верхняя палуба надвигается неотвратимо. Вот она у толстой серой двери с чёрной табличкой «Капитан Фёдор Климов». Внезапно накатило смущение, словно она провинившаяся ученица, отправленная к строгому директору школы. Смущение и страх. Есть от чего прийти в волнение: если верны слухи о капитане этого корабля, то она может и не выйти обратно.

– Войдите!

Дверь отходит в сторону, и девушка вплывает в каюту. Некоторое время она висит неподвижно, рассматривая странное полутёмное помещение. Капитанская каюта построена в стиле купе старомодного поезда, какого-нибудь Восточного Экспресса или Полуночного Специального. Стальные стены закрыты деревянными панелями, не имитацией, а настоящим деревом благородного бронзового цвета. В дальней стене – большой иллюминатор, в углу отсвечивает углями искусственный камин. На правой стене – портреты Сталина, Берии и Фиделя Кастро, рядом фотографии Первопроходцев: Королёв, Гагарин, Титов, Леонов, Армстронг, групповые снимки, на которых Ольга знает далеко не всех. Обстановка: большой сейфовый шкаф, широкая откидная кровать, в данный момент пристёгнутая к стене, рундук и массивный стол, за которым восседает, пристально изучая вошедшую, хозяин каюты и корабля.

– Ну, здравствуй, Ольга Воронова.

– Здравствуйте… товарищ капитан первого ранга.

Широкое, с резкими чертами лицо капитана неприветливо и сурово, глубокий лучевой ожог, рассекший левую щёку от уха до челюсти, привлекательности ему не добавляет. Климов напоминает Ольге одного известного актёра ещё советских времен: тот же умный взгляд с прищуром, полуулыбка. На капитане совсем не флотская ярко-красная рубаха и чёрный кожаный пиджак, пальцы непрерывно сжимают тяжёлый ребристый эспандер.

– Садись.