***
Прохладный ветерок, наверное, свойственен окраине города и лесок вдалеке свойственен и унылые пограничные многоэтажные дома свойственны и чего только не свойственно этой окраине.
Будем копать землянку или будем отыскивать теплый подъезд с теплым подвалом? Нет, надо сначала посетить большой стеклянный универсам, где, возможно, я утолю подступающий голод. Пахучий кафетерий внутри магазина как раз мне подходит, только чем это он мне подходит, пока не знаю. Неужели сразу опускаться до объедков на залитых зеленой жижей шатающихся туда-сюда столиках, не лучше ли своровать чего-нибудь вкусненькое – поймают, бить, думаю, не будут пожилого человека, а если будут, то я им сам своей палочкой наподдаю по загривкам.
– Что улыбаешься, почтеннейший, неужели жизнь радует?
Потертый портфель и сарказм в очках, наверное, домой к себе позовет пообедать и тут же предложит погостить неограниченное количество дней.
– Радует, как не радовать. Живу хорошо, большая пенсия, дети все в люди выбились, внучата замечательные, дом полная чаша, люди кругом веселые и доброжелательные, сильная внешняя и мудрая внутренняя политика, огромные перспективы и возможности, успехи здравоохранения и космонавтики, дайте мне денег взаймы, а то я бумажник дома забыл, а взад-вперед ходить у меня сил нет?
– Мне тут самому еще, да, вообще, что за манера ни с того, ни с сего деньги просить! Пусть дети твои или внуки ходят за продуктами, а то черти чего, елки-палки, совсем совесть потеряли!
Ушел, помахивая пузатым дерматиновым портфелем. Что у него там? Бутылка водки с мутным стаканом или незаконченная диссертация о траектории полета тунгусского метеорита. Скорее всего, и то и другое вместе.
Пора расслабить мышцы и подтянуть поджилки – время воровать в пустынном торговом зале продукты. Некоторые граждане тыкают в булочки и буханки длинным пальцем с длинным ногтем, а некоторые специальной вилочкой, заметил ли кто из них, как я ловко опустил две булочки в глубокие карманы пальто? Украсть бы еще пакет с кефиром и на сегодня запаса хватит, много ли надо калорий старому организму – двигаюсь медленно, сосудики узенькие – кровь гнать изношенному сердцу легко, мозг работает почти на одних рефлексах, вполне хватит. Куда только засунуть неудобный, жесткий пакет с кефиром? – за пояс штанов – заметят, а может быть, не заметят. О, холодный кефирчик, как неловко его нести, но пальто хорошо скрадывает мою шестимесячную беременность, вот только две пигалицы в белых халатах около пустых полок уставились на меня чересчур пристально, шли бы лучше покупателей обсчитывали, чем косточки перемалывать ухажерам с малосерьезными намерениями.
– Смотри, смотри, пошел к выходу, странный дед какой-то, толкался, толкался около молочных, ничего не взял, теперь назад двинул.
– Контуженный. А потом я Людке говорю, что за нее работать не собираюсь, она развернулась и пошла нос к верху.
Внимание обратили, хорошо, что не обыскали виртуозы прилавка.
Надо поскорее дойти до укромного безлюдного пространства и переложить все поудобнее.
***
– У меня мячик укатился за забор, помогите мне его достать, пожалуйста.
Ну, ты даешь, карапуз, нашел кого просить, уж не воображаешь, что я смогу перепрыгнуть через этот забор?
– Как же я его достану, мальчик, я ведь старенький и сил у меня не на много больше, чем у тебя, ты бы кого помоложе попросил.
– А у вас палочка есть, а дяденек я просил, но они мимо идут.
Сообразительный паренек, палочкой, пожалуй, его можно подкатить, только, как мне на корточки присесть, чтобы одновременно не развалиться.
– Подержи пакет кефира, а то он мне мешает согнуться. Сейчас подкатим твой мячик, сейчас, еще немного, а потом сквозь эти ржавые прутья он, наверное, пролезет.
– А зачем вы кефир в штанах держите?
– Иначе его никак не украдешь, мальчик.
– Хотите, я вам дам чистый мешочек, вы туда свой кефир поставите?
– Хочу. Держи свой резиновый апельсин.
– Спасибо. А зачем вы воруете?
–По необходимости, мальчик. До свидания.
– До свидания.
Мешочек вроде бы, как и в самом деле чистенький, в него вместятся и две мои булочки. Теперь у меня вполне респектабельный вид тянущего лямку жизни одинокого старичка, которого ждет в запущенной однокомнатной квартирке старая, капризная болонка и дешевая открытка с приглашением на собрание ветеранов чего-нибудь. А было бы совсем неплохо: лохматой мымре я размочил бы булочку в кефире, из открытки вырезал снежинку и подарил бы своему новому другу, ноги погрузил бы в теплые тапочки, включил бы свистящий и искрящий телевизор и дремал бы себе в кресле-качалке, уронив на пол газетку с местными новостями. Но вместо счастливой старости – очень редко моющиеся окна подъезда, теплые, липковатые батареи парового отопления, черствая пресная булочка и свежий, хорошо утоляющий голод, кефир.
Сосущий голод прошел, наступила вялая скука и ничего удивительного, что душа потребовала развлечений, мне не надо изысков не знающих жизни молодых – спущусь на три этажа вниз и вытащу заимообразно из почтовых ящиков какой-нибудь журнальчик с красочными фотографиями и небольшими текстами из крупных букв. Квартира сорок семь выписывает журнал "Веселые картинки", а квартира пятьдесят девять выписывает толстые газеты и журнал "За рулем".
Чистые ступеньки, хорошее освещение, волнующий запах типографской краски – мой досуг наполнил меня удовлетворением и зыбкой радостью жизни. Все же "Веселые картинки" мне понравились больше красивых автомобилей в различных проекциях. Я прочитал все считалочки, стишки, отгадал почти все загадки – разве такое удовольствие сравнишь со статьей бисерным шрифтом о трансмиссии БМВ.
Надо вернуть печатную продукцию и подумать о неотвратимости захода солнца.
Ох, ну и щели в этих ящиках – никак аккуратно не пропихнешь непослушные журналы.
– Здравствуйте, а вы что наш новый почтальон или просто подрабатываете?
Господи! Как ты меня напугала, красавица, чуть очки не слетели – куда бы я пошел почти слепой и заикающийся?
– Подрабатываю, конечно. Пенсия небольшая – вся на деток уходит. Старшая свою зарплату на тряпки пускает, младший в карты до копейки проигрывается, вот и приходиться тащить их на своей шее, а куда денешься – не помирать же им с голоду?
– Что ж они совсем не помогают? А то вы очень уж старенький, тяжело, небось, сумки с газетами таскать?
– Тяжело, поэтому я и ношу по два журнальчика.
Озадачилась круглолицая. Ничего, зато есть повод заглянуть к соседке, и переброситься парой фраз, пока не распластается в луже свежезамороженный хек.
***
Судя по всему, надвигаются сумерки. Моего юного друга с резиновым мячиком, наверное, позвали домой смотреть мультфильмы и пить вечерний чай с плюшками, теперь вместо него появились сплоченные группы ребятишек постарше, беседующих между собой на пределе запаса прочности голосовых связок.
А там вдалеке не бойлерная? Если не ошибаюсь, все приличные люди спешат туда после заката солнца.
Пойду по тропинке, через лаз в заборе, надеюсь, протиснусь, а там и рукой подать. Сколько кругом крупногабаритных стройматериалов, и как бы не застрять в ржавых клубках водопроводных труб – тяжело немолодому пешеходу пробираться задними дворами промышленных учреждений.
В большую красивую дверь я стучаться не стану – там наверняка сидят начальники в белых касках и пьют черный кофе с секретаршами. А вот обшарпанная дверка с облупленными буквами "служебного входа" вполне мне подходит.
Темно, сыро, тепло, лестница вверх и вниз, лучше вниз, еще дверь, что-то журчит, но темно. Проклятая труба! Черт бы ее побрал! Очки целы? Голова как гудит. Не свернуться ли прямо здесь калачиком? Что это там брезжит вдалеке? Окошечко под потолком, заделанное стеклянными блоками. О! Да тут лежанки, ящики, телогрейки, стаканчики и еще много-много следов обитания. Свой выбор я остановил на ящиках из-под эквадорских бананов около большой горячей трубы.
Ну и: белый мякиш булочки за щечку, глоток кефира и поудобнее свернуться калачиком на упругих ящиках, как следует укутавшись в пальто.
***
Желтый противный свет проник сквозь мои сомкнутые ресницы. Ну, сколько можно?!
– Ты кто?!
Бесцеремонный толчок. Болонья куртка в клочьях, ушанка из свалявшегося искусственного меха, дранный красный свитер и непонятного цвета штаны.
– Я тут немного потерялся, можно мне у вас переночевать?