Синявский кивнул.
– Мне доложили, что полковник Ефремов выдвинется из Костромы завтра утром. У него большая армия: человек двадцать офицеров, восемьдесят солдат и много бронетехники, – говорил Борисов. Синявский внимательно слушал и сопоставлял слова коменданта со своими воспоминаниями.
– Извините, но откуда вам всё это известно? – осторожно спросил Антон.
– Из Костромы поступило радиосообщение, – спокойно ответил Борисов.
– Вы не опасаетесь, что это могла быть дезинформация? – настаивал Синявский.
Борисов повернулся к Антону, пожал плечами и ответил:
– Других сведений у нас нет. Человеку, что послал сообщение, доверяют эти близнецы.
Синявский замер. Неужели Леопольд Аркадьевич жив? Тогда понятно, почему близнецы так оживились. Но, чтобы развеять сомнения, Антон всё же спросил у коменданта об отправителе сообщения.
– Он назвался просто «казначеем», – ответил Борисов.
– Так он жив, – вырвалось у Синявского.
– Вижу, молодой человек, эта новость вас приободрила, что ж я рад.
– Да, да, конечно, – пытался успокоиться Синявский. – Вы меня позвали обсудить план обороны верно?
– Да, – вздохнул комендант. – Но сначала о другом, – Борисов замолчал, будто хотел попросить Антона о чём-то трудном, и всё никак не мог решиться. – Я хотел бы попросить вас… о помощи, – проговорил комендант.
– Да, конечно, – закивал Синявский, но Борисов не разделял его воодушевления.
– В Ярославле много хороших бойцов… и ребята из ракетного, тоже молодцы, но… нам не хватает людей… не могли бы вы… – комендант замолчал, силился произнести слова, но всё не получалось, – не могли бы вы… присоединиться к обороне, – наконец, выдохнул он и посмотрел Синявскому в глаза.
– Да. Но почему вы просите об этом? – проговорил Антон, до этого никто не просил его выполнять задания или защищать Кострому.
– Потому, что война – дело добровольное, и я не вправе требовать от вас рисковать жизнью за других людей, – объяснил Борисов.
Антон стоял, раскрыв рот, он начинал осознавать, почему Борисов целыми днями стоит на стене и смотрит на реку: ему тяжело посмотреть в глаза бойцов, которых попросил пойти на смерть.
– Когда-то, – продолжил комендант, – меня отправили в Афганистан… меня и моих друзей. Сказали, что мы должны исполнить «интернациональный долг». Что это – никто не объяснил. Закинули глубоко в горы… вернулся я один… И теперь всё повторяется… Меня попросили возглавить гарнизон, у меня одного был опыт командования… пришлось согласиться. Лучше на мне будет ответственность, чем на молодых, – Борисов посмотрел тусклым взглядом вниз на энергично размахивающего руками ракетчика.
– Каков план обороны? – Антон попытался сменить тему.
– План? – приоживился комендант. – Попробуем сначала договориться о мире, но всё будет зависеть от Ефремова. Дроги в город перекрыты ежами. Военные могут атаковать нас только со стороны Которосли – у Волги берега крутые. Если высадятся на стрелке, – Борисов указал рукой на вытянутый полуостров, где Которосль впадает в Волгу, – им придётся подниматься либо вверх по склону, либо идти понизу до монастыря. В любом из этих случаев у нас будет преимущество – атака сверху. На Доманском острове, – комендант указал на небольшой кусочек суши, омываемый Которослью, – они вряд ли высадятся, так им придётся пересечь узкий мост. Остаётся один вариант – атаковать с пляжа, – Борисов посмотрел вперёд. – Здесь берег низкий, да и до монастыря идти недалеко.
– И как мы будем защищать пляж? – спросил Антон.
– Сейчас мы натягиваем колючую проволоку по всему берегу. Она, конечно, не остановит наступление, но задержит его. В это время мы откроем огонь со стен. Так будет хоть какое-то преимущество.
– А если всё–таки прорвут ворота, как в Костроме? – спросил Антон.
– Загородим брешь грузовиком, – Борисов указал на стоящий во дворе монастыря самосвал.
Комендант замолчал и посмотрел на Синявского, представляющего ход битвы.
– Я, наверное, вас задержал, – Борисов прервал раздумья Антона.
– Ничего страшного, товарищ комендант.
– Что ж, темнеет. Отдохните хорошенько, вы и так многое пережили.
– Да, да, хорошо, до свидания, – Синявский медленно пошёл вниз.
Во дворе к Антону подбежала заплаканная женщина.
– Скажите, вы ведь из Костромы приехали? – пролепетала она и уставилась красными глазами на Синявского.
– Да, – ответил Антон.
– Вы не видели, его, моего сына? – она протянула дрожащей рукой маленькую фотографию, на которой улыбался светловолосый мальчуган. Антон присмотрелся, лицо показалось ему знакомым. «Нет, на мосту его не было, в монастыре вроде тоже… – думал Синявский. – Да… заправка, с тем стариком, ещё стреляли по нам, когда с казначеем ехали».
– Я его видел на заправке за городом… с каким-то стариком, – тихо произнёс Синявский.
– Правда? – женщина схватила Антона за рукав, – Когда?! Когда вы его видели?! – немного погодя она взглянула на руку и разжала пальцы.
– Я видел его, дня три назад, ещё до сражения.
Женщина опустила глаза и тихонько произнесла:
– Спасибо и на этом.
– Мама, ты где? – послышался звонкий детский голосок.
– Я здесь, Андрюша. Пойдём, пора спать, – женщина взяла малыша за руку и повела куда-то.
Антон проводил их взглядом, внутри всё болело, голова тяжелела от мыслей. Он пошёл в казарму, чтобы попытаться отдохнуть перед завтрашним днём.
За большим обеденным столом в чертогах горы Ямантау сидел Максим Молчанов и вертел в руках серебряный нож. Ещё недавно в этом самом зале, корчась в муках, погибли несколько генералов и президент Тропов. С другой стороны стола тогда сидели довольные свершившимся переворотом прожжённые дельцы политического бизнеса. Они ухмылялись на исходивших пеной военных и радостно потирали руки. Но радость эта была короткой. Мгновенно за их спинами выросли офицеры службы безопасности и потребовали пройти с ними… Но, а сейчас, как ничего и не было – поменяли скатерть, протёрли столовые приборы, помыли пол и вот – можно снова устраивать обеды.
В зал вошли президент Поляков и доктор Смирнов. Молчанов опустил нож на стол и посмотрел на них. Они сели за стол. В то же мгновение в дверях появились три официантки – мужеподобные женщины–военные. Они быстро поставили тарелки с едой и вышли. Максим пресно посмотрел на дымящий кусок свинины с рисом и поднял голову на Полякова.
– Добрый вечер, Максим, – обратился он к Молчанову.
– Добрый вечер, – ответил Максим.
– Как у тебя дела… друг? – Поляков не был уверен, следует ли так называть Молчанова, но доктор Смирнов намекнул, что это было бы полезно.
– Всё хорошо, господин президент. Доктор Смирнов помогает мне найти себя, и я ему благодарен.
Поляков повернулся к психологу, улыбнулся и осторожно продолжил разговор:
– Я всё не могу понять, Максим, почему ты выбрал Эдем, зачем он тебе?