Таежный гамбит

– Вот так-то лучше, дорогой. Рванье какое-нибудь найдется? Старая одежда, тряпки? И керосину бутыль.

Приказчик кивнул и, вскочив, кинулся в кладовую. Вынес оттуда ворох тряпья, скинул на пол, потом принес огромную, с ведро, стеклянную бутыль.

– Все в телегу, – приказал гость, – и быстро задворками к тем воротам. Понял?

Зарядько закивал и кинулся таскать вещи к подводе. Потом вышли оба, и гость тронул кобылу. Переулками выехали в параллельную улицу и остановились метрах в ста от конторы.

– Давай, – кивнул гость приказчику, и Зарядько, суетясь, стал поливать хламье керосином. Бутыль дрожала в его руках, содержимое проливалось на тротуар.

– Да не суетись ты! – окрикнул гость. – И побыстрее все-таки.

Намоченное тряпье снесли к воротам. Прислушались. Во дворе едва переговаривались казаки.

– Наваливай вдоль ворот, – шепнул гость. Потом приказал поплескать из бутыли на забор. Когда все было готово, скомандовал:

– Возвращайся в контору и жди меня. Когда пламя примется, я подъеду и скажу, что делать.

Весь дрожа, Зарядько кинулся в лавку и стал молиться – впервые за два года, когда связался с этими… Он украдкой глянул на улицу, – не услышал ли незваный гость его мыслей. Тот вскоре подъехал, забежал в лавку и сказал:

– Занялось. Быстро беги к казакам и поднимай их!

Зарядько пустился во двор, но гость окликнул его:

– Да ключ-то мне отдай!

Вбежав во внутренний двор, Зарядько заорал что было мочи:

– Братцы! Станичники! Горим! Ворота извозчичьи горят!

Караульные бросились к воротам, распахнули их пинками, густой дым повалил во двор.

– За водой в конец улицы! – кричал Маджуга, выбегая во двор и застегиваясь на бегу. – В цепочку! Передавать ведра! Живо!

Казаки дружно разобрались, и вскоре первые выплески с шипением ворвались в густое, расползающееся пламя.

– Добро, – кивнул Маджуга и вдруг покрылся испариной: – А-а-а! Язвить тя! – и бросился к хранилищу.

Там двое карауливших казаков в волнении переступали с ноги на ногу. Бежать нельзя. Оставить станичников – тоже не по-казачьи.

– Гляну, что ли? – спросил один.

– Нельзя, стой! – одернул другой. – Справятся. Там хорунжий. Одолеют.

Однако отвлеклись все-таки, потому не заметили бесшумно ворвавшихся в помещение гостя и Зарядько. А когда обернулись и увидели – было поздно: оба полегли под меткими выстрелами.

– Стрелять не умеешь? – огрызнулся на приказчика гость, пряча револьвер за пазуху.

– Умею… но… как-то… – мямлил с перепугу Зарядько.

– Хватит лепетать! Принимай ящики! – гость подбежал к люку, открыл замок и прыгнул во тьму. Предусмотрительно захваченный фонарик осветил перед ним стеллажи с окованными железом ящиками.

– Добро, – крякнул он и подхватил ближний ящик. Поднатужась, вскарабкался по невысокой лестнице и показался над люком.

– Принимай!

– Я тебе сейчас приму! – метким выстрелом с ходу вбежавший Маджуга сбросил гостя обратно в люк. Но покачнулся и сам – от пули, выпущенной Зарядько из темноты. Пошатнувшись, он стал заваливаться на спину и, теряя сознание, успел заметить вбегавших в хранилище казаков. Одеревеневшими губами пролепетал только:

– Целехонько, Лександра Петро…

9

Наутро в Фаочинзу приехали мать, сестра и старший брат Ойхэ – Файхо. Удивительно, но факт гибели Ойхэ родители приняли совершенно спокойно, по крайней мере, внешне. Кандауров пояснил:

– Им главное – правильно похоронить, чтобы все было по писаному, как издревле велось…

Но только Файхо с самого приезда глядел на гостей очень уж неприветливо. Когда Кандауров спросил о причинах этого у отца, старик объяснил ему, что Файхо теперь за главу семьи и считал Ойхэ своим наследником, но чужие люди погубили его…

– Но ведь мы не виноваты в смерти парня! – возмутился было Мизинов.

– Все равно, – переводил Кандауров, – погиб он по нашей вине.

– М-да, ситуация не из приятных, – проговорил Мизинов, а Файхо все зыркал и зыркал на него диковатыми прищуренными глазами. – Скажи ему, что я захватил с собой большой мешочек гоби[20 - Гоби – маньчжурские юани.] – это для них.

Кандауров перевел. Старик вежливо поклонился до земляного пола, но Файхо все смотрел на Мизинова полными ненависти глазами…

И вот приступили к похоронам. Тело Ойхэ уже лежало в гробу посредине фанзы. Перед гробом выстроились родные и стали громко причитать и рыдать. Мизинов с Кандауровым встали поодаль. Потом родственники по очереди поклонились умершему, то же сделали и гости. Файхо опустился на колени, возжег благовония, возлил жертвенное вино и обратился к покойному с подробным отчетом обо всем, что происходило после его смерти, перечислил все свои дела, таежные трофеи, упомянул о подготовке к погребению.

Затем гроб установили на специальные носилки и отправились к месту погребения. За гробом шли Файхо, отец, мать, сестра, чуть сзади – Мизинов с Кандауровым. Шли недолго, метров триста, к небольшому лесу на краю села. Там носилки поставили на землю, помолились и под нескончаемые скорбные рыдания и причитания опустили тело в могилу.

На этом, как пояснил Кандауров, завершался последний путь усопшего, но не исчерпывались священные обязанности семьи перед покойным. Еще три года в семье будут нести траур…

После похорон казаки, пообедав для приличия, выехали в обратный путь. Мизинову запомнился последний взгляд Файхо, брошенный ему вслед. Взгляд этот не сулил ему ничего хорошего…

10

Выгорело не подчистую: расторопные казаки сумели погасить огонь в самом разгаре, когда он еще не перекинулся с ворот на дворовые постройки и лавку. Хранилище оказалось и вовсе нетронутым.

Мизинов первым делом зашел к Маджуге, который лежал на покрытом медвежьей полстью топчане и тихонько постанывал. Пару часов назад он пришел в сознание – после того как найденный казаками доктор Иваницкий, из эмигрантов, извлек из его груди пулю. Она застряла в верхней части левого легкого, но рана сама по себе была неопасной, и опытный врач, руку набивший в военных лазаретах германской войны, быстро справился со своим делом. Теперь хорунжему требовался покой, и только покой.

Мизинов склонился над Маджугой. Тот, почувствовав чье-то присутствие, вымученно открыл глаза.

– А-а-а… Лександра Петров-о-о-вич… – простонал он. – Все целехонько… Я его, гада, на месте…

– Отдыхай, Арсений, спасибо тебе, – Мизинов слегка потрепал хорунжего по слежавшимся вихрам и обратился к доктору:

– Сколько ему поправляться?

– Месяц нужен определенно, ваше степенство. Он мужик крепкий, выдюжит. Слава богу, рана не гнойная, легкая в общем-то… Но посмотреть за ним следует непременно. Если что…